Джон Лаймонд Харт - Русские агенты ЦРУ Страница 14

«Поддержание контакта с вами, — жаловался Попов, — требует большого нервного напряжения, но больше всего на меня давит моя собственная работа. Не говоря уже о партийных обязанностях. Партийный секретарь должен быть лидером. От всего этого у меня голова идет кругом».

Надвигающиеся неприятности

Через два месяца после этого разговора руководство ГРУ дало Попову задание, оказавшее влияние на его дальнейшую судьбу. В октябре 1957 года ему поручили помочь отправить из берлинского аэропорта Темпельхоф советского агента-женщину по фамилии Таирова. Случай вышел смехотворный — по прошествии лет он кажется эпизодом из скверно написанного шпионского романа.

Закончив обучение искусству маникюрщицы в Польше, Англии и Франции (в Париже), Таирова направлялась к своему мужу-дипломату, уже три года занимавшему должность в нью-йоркском Бруклине. На жаргоне разведчиков оба были «нелегалами» (людьми, не только прошедшими интенсивное обучение навыкам разведывательной деятельности, но и имеющими документально подтвержденные фальшивые биографии, обычно граждан не их страны, а других государств). Вылет прошел без происшествий, но вскоре после прибытия Таировой в Соединенные Штаты операция пошла не так, как планировалась. В середине 1958 года по незначительному поводу (якобы они проживали вместе в одной квартире как муж и жена, но не были зарегистрированы по принятым в США правилам) пара была подвергнута допросу сотрудниками государственной Службы иммиграции и натурализации. Без всяких видимых причин, только из одного присущего русским страха перед полицией, они запаниковали и вернулись в Москву. Чтобы оправдать свои действия, Таирова утверждала, что от самого Темпельхофа заметила за собой интенсивную слежку, которая продолжалась в Соединенных Штатах. Хотя это утверждение было ложным, Попов боялся, что в ГРУ оно будет воспринято серьезно и бросит тень на него, как ответственного за ее отправку из Темпельхофа. Он был сильно встревожен этим случаем, особенно когда прибывший из Москвы полковник начал расследование этого дела. «Этот полковник вчера расспрашивал меня, — сказал Попов своему связному, — и я не спал потом всю ночь… Никаких свидетельств, разумеется, у них нет, но начальство в Москве не допускает даже мысли о том, что они могли сами хоть в чем-нибудь ошибиться. Кто-то должен быть виновным». В его голосе послышалась нотка отчаяния: «Поэтому мы, возможно, никогда больше не встретимся!».

Эти «неприятности» с нелегалами случились в самое неподходящее для Попова время. В апреле (1958 года. — Ред.) руководство упрекнуло его в недостаточной активности. «Леонид Иванович [его непосредственный начальник] отругал меня: “К концу мая мне нужно, чтобы вы завербовали двух агентов… Вокруг полно людей, а от вас никакого толку. Берите пример со своих коллег”». Подобная критика вряд ли могла привести к нужному результату, поскольку Попов начинал вести себя все более и более неадекватно. Более того, вскоре после фиаско с нелегалами подошло время предоставления полугодового отчета о проделанной работе, а предоставить фактически он мог немногое.

Однако последний удар оказался направленным совершенно с другой, неожиданной для него стороны. 5 ноября 1958 года Попов подал сигнал о необходимости срочной внеочередной встречи. Когда его связной прибыл на конспиративную квартиру, Попов был весь в слезах и не очень связно изложил очередную проблему. «Наверное, все кончено… Меня отсылают назад… это все из-за Мили». Попов сел и вытер слезы: «Извините меня,- что я так себя веду».

Оказалось, что в конце октября произошел инцидент, привлекший внимание ГРУ к продолжавшимся отношениям Попова с Милицей. По несчастливому совпадению, в это же время высшее руководство ГРУ в Москве само попало под огонь критики Центрального Комитета Коммунистической партии за «недостаточные результаты» (обвинение, которое часто выдвигалось по отношению к самому Попову), поэтому начальник местного отделения ГРУ был вдвойне заинтересован в том, чтобы рапортовать об успехе.

Прежде всего, по распоряжению из Москвы Попова опросили по поводу Мили: ГРУ подозревало ее в «работе на какую-то службу», поскольку нашлись свидетельства, что в 1957 году она стала осведомительницей полиции. Наряду с фактом ее разрыва с Коммунистической партией Австрии после публичного разоблачения подтасовок компартии во время выборов, факт осведомительства превращал длительную связь Милицы с Поповым в серьезную проблему, относящуюся к компетенции органов безопасности. Однако даже в столь сложных обстоятельствах проявилось свойственное Попову легкомыслие по отношению к серьезным событиям. Несмотря на то что от него уже потребовали письменного покаяния по поводу его отношений с Милицей, он попытался оправдаться. Как можно предположить, ему это не удалось. Попову было приказано вернуться в Москву для дальнейшего расследования, хотя и под предлогом «оперативных консультаций».

В тот момент ЦРУ совершило ошибку, не сумев уговорить его не подчиняться приказу. Элементарное знание процедур, общепринятых в Советском Союзе в подобных случаях, подсказывало, что Попов должен был немедленно бежать и сразу быть переправлен в безопасное место. Вместо этого руководство ЦРУ согласилось с доводами Петра, ошибочность суждений которого теперь уже стала легендой. Находясь в одной из своих неоправданно оптимистичных эмоциональных фаз, Попов, хотя и понимал всю серьезность своего положения, но заверил американцев, что сможет опровергнуть все выдвигаемые против него обвинения. При этом он произнес незабываемый афоризм: «Если меня будут обвинять в ошибках, я просто скажу им, что в нашей профессии не ошибается только тот, кто ничего не делает».

Разумеется, это не слишком умное заявление, но бывали случаи, когда Попов проявлял поразительное упорство в своих заблуждениях. В середине ноября представители ЦРУ в Берлине сообщали в Вашингтон: «Существенным моментом реакции объекта на расследование дела Мили было абсолютное нежелание спасти свою шкуру [искать убежища в Соединенных Штатах]… Если мы хотим этого добиться, необходимо оказать на него серьезное давление». Подобное давление могло и должно было быть оказано, но этого не произошло. Последняя встреча с Поповым состоялась 17 ноября 1958 года. Она не очень отличалась от всех предыдущих, хотя ощущалось приближение беды. Несмотря на это, Попов потратил массу времени на пустые разговоры, в частности, покупать ли ему подарки своим друзьям, в России. После некоторого обсуждения, он решил этого не делать, а просто устроить по прибытии в Москву ужин. «У меня есть тысяча восточногерманских марок, отложенных женой. Она хотела купить диван». Теперь Попов собирался пригласить на эти деньги самых близких знакомых в один из наиболее дорогих ресторанов Москвы.

Развязка

Петр Семенович Попов так больше и не появился на Западе. Что же произошло после его возвращения в Москву в конце 1958 года? Агенты ЦРУ имели с ним в столице несколько встреч. Во время первой, состоявшейся в начале января 1959 года, Попов передал письмо, содержавшее ценные сведения, и сообщил, что был переведен из ГРУ в резерв и ожидает нового назначения. Как выяснилось из полученной позже информации, это было сделано по настоянию КГБ, чтобы перекрыть ему доступ к секретам ГРУ, выиграть время и проследить, как будут связываться с ним в Москве американцы и нет ли у него сообщников.

После нескольких встреч, в сентябре 1959 года в Москве состоялась последняя, на которой Попов нашел в себе смелость передать секретное послание, сообщающее о его временном аресте в феврале 1959 и о контроле КГБ за всеми последующими встречами. Продолжение контактов Попова с ЦРУ было санкционировано КГБ, чтобы обезопасить те акции ГРУ, которым он мог навредить. Наконец, в октябре 1959 года, достигнув своей цели, сотрудники КГБ с большим шумом, демонстративно арестовали Попова и агента ЦРУ во время их встречи в московском автобусе. Сотрудника ЦРУ продержали недолго и вскоре объявили персоной нон грата{5}. Позднее в Советском Союзе было объявлено, что Попов осужден, приговорен к смертной казни и расстрелян.

Что же могло вызвать подозрение в деятельности Попова? Некоторые из его поступков вполне могли вызвать сомнение у советских руководителей в его лояльности. Кое-кто из авторов статей о нем предлагал другие объяснения, а некоторые даже ожесточенно спорили по поводу причин его гибели{6}. Не имея доступа к необходимой информации, я оставляю этот анализ экспертам. В любом случае, по моему мнению, гибель Попова не была неизбежной и случилась не только вследствие его собственного упрямства и неоправданной уверенности в благополучном исходе дела, но также из-за неспособности сотрудников ЦРУ настоять на своем.