В. Сахаров - У черноморских твердынь. Отдельная Приморская армия в обороне Одессы и Севастополя. Воспоминания Страница 14

— Прямо не успеваем рассматривать заявления, — сказал мне ее секретарь товарищ Бычков. — Сегодня поступило сто пятьдесят шесть… Мотив один: «Хочу идти в бой коммунистом».

Мы сознавали, что внезапное затишье —это затишье перед более серьезными боевыми испытаниями. Ведь до сих пор противник пытался захватывать плацдармы на нашем берегу лишь небольшими подразделениями. И часто это была просто разведка. А тем временем к Пруту подходили крупные вражеские силы.

Суровая школа

Главная в полосе дивизии неприятельская группировка сосредоточивалась против нашего правого фланга — на участке 241–го полка. Наш командный пункт находился от него слишком далеко, связь с этим полком действовала с перебоями.

Я высказал начальнику штаба мысль, что следовало бы перенести КП ближе к правому флангу. Полковник Соколов поддержал это предложение, и решение было принято. В ночь на 2 июля, сделав порядочный крюк через Кишинев, мы переехали в Ниспорени.

Очевидно, следовало сделать это раньше — к началу важных событий на этом участке мы опоздали. Еще не успели устроиться на новом месте, как начали поступать тревожные донесения из 241–го и 90–го полков. Да и по слышавшемуся орудийному гулу нетрудно было понять, что там идет сильный бой. В ту ночь противник крупными силами форсировал Прут на участке Унгены, Валя Маре и начал развивать удар на северо–восток.

Хотя мы и приблизились к правому флангу дивизии, но от 241–го полка были все же далековато. Я ждал, что вот–вот вернется посланный туда для уточнения обстановки мой помощник капитан А. С. Требушный.

— Немедленно пошлите еще кого‑нибудь, — приказал полковник Соколов. — Можете использовать хоть весь штаб, только быстрее выясняйте. Но сами оставайтесь тут.

Даже Михаилу Степановичу начинало изменять его неизменное спокойствие…

Вскоре начштаба снова вызвал меня, и мы подготовили боевой приказ, по которому 90–й полк почти в полном составе снимался со своего участка в центре дивизионной полосы и получал совместно с 241–м полком и тринадцатым разведбатальоном задачу контратаковать и окружить части противника в районе Унген.

На КП дивизии вернулся наконец капитан Требушный.

— Против двести сорок первого, — докладывал он, — действует сто семидесятая немецкая пехотная дивизия. «Юнкерсы» все время висят в воздухе, особенно сильно бомбят нашу артиллерию…

Лишь потом мы узнали, что полк Новикова принял на себя удар не только 170–й, но и переправившейся вслед за нею 50–й немецкой дивизии. А к 4 июля на восточном берегу Прута была, кроме того, и 35–я дивизия румын (она стала наступать на участке 90–го полка).

Помню, на КП дивизии винили тогда полковника Новикова и за то, что полк отошел, и за то, что много потерь. Между тем на нашем участке фронта еще нигде с начала войны не приходилось одному полку сдерживать такие вражеские силы, и люди 241–го полка совершили настоящий подвиг. Батальоны стойко держались и в полуокружении, лишь по приказу отходя на новые рубежи.

Отрезанными от стрелковых подразделений оказались две батареи 134–го гаубичного полка. Отходя с боями по горам, к тому же под проливным дождем, артиллеристы много раз с величайшим трудом вытаскивали орудия и машины из непролазной грязи, но ничего не оставили врагу. Командир батареи лейтенант Н. Ф. Постой сам прикрывал ее отход со взводом бойцов. В еще более трудных условиях передвигалась батарея старшего лейтенанта Д. В. Халамендыка, бойцам которой порой приходилось пробивать себе путь гранатами. Обе батареи вели затем бой за мост у села Варзарешти, уже наполовину занятого немцами. Отогнав их, артиллеристы с помощью местных жителей отремонтировали взорванный мост и с честью вышли из тяжелого положения, сохранив боевую технику.

Наша контратака в направлении Унген была безуспешной. В этих условиях не оставалось ничего иного, как перейти к обороне на тех рубежах, где противник был пока задержан.

Обстановка, создавшаяся на направлении вражеского удара, требовала от всех наших частей особой стойкости. Но что греха таить — проявилась она не везде. Были даже отдельные случаи паники — в подразделениях, куда влилось много призывников из западных районов Молдавии, не успевших пройти должную армейскую школу.

5 июля начали беспорядочно отходить к Ниспорени некоторые роты 90–го полка. Полковник Соколов выслал им навстречу всех оказавшихся под рукой офицеров штаба. Остановить отступавших и навести порядок удалось довольно быстро, не прибегая к крутым мерам. Главное, что требовалось, — вернуть дрогнувшим, охваченным смятением людям веру в свои силы, в то, что они способны бить врага. Растерянность среди молодых красноармейцев возникала иной раз по пустячным, казалось бы, поводам. Послышится ночью за деревьями (кругом — поросшие густым дубняком холмы) нерусская речь, и кому‑то уже мерещится окружение. А потом выясняется, что там были бойцы–молдаване из другого подразделения…

161–й стрелковый полк действовал фактически на самостоятельном направлении. Полковник Серебров, участник и первой мировой, и гражданской войн, был человеком большого военного опыта. Но сейчас и ему приходилось нелегко: он должен был, особенно после переезда КП дивизии в Ниспорени, решать боевые задачи, рассчитывая исключительно на собственные силы и приданную артиллерию (134–й гаубичный полк без двух батарей, два дивизиона 366–го артполка и еще некоторые подразделения).

Связь с полком Сереброва, проходившая через Кишинев, часто прерывалась. Утром 5 июля мне с трудом удалось переговорить с находившимся там старшим лейтенантом Н. А. Дьякончуком — другим моим помощником по оперативному отделению штадива.

Дьякончук доложил, что противник после сильной артподготовки форсировал Прут и развивает удар вдоль дороги на Лапушну. «Принимаем меры, чтобы остановить», — закончил он.

Как потом выяснилось, против 161–го полка наступали две румынские дивизии— 15–я и 11–я. Контратаки не дали результатов, и подразделения полка организованно отошли на 10–12 километров.

Эти тяжелые бои были полны примеров высокого мужества, находчивости, инициативы.

Старшина пятой роты Хуцишвили огнем из станкового пулемета уничтожил более взвода неприятельских солдат. Красноармеец Хасан Сахибов, тоже пулеметчик, был окружен взводом фашистов. Как назло, отказал его «максим». Сахибов быстро устранил неисправность, но открывать огонь было уже поздно: враги приближались ползком и не попадали в придел. «Рус, сдавайся!» — кричали они. Сахибов встал во весь рост. А когда гитлеровцы вскочили и бросились к нему, мгновенно припал к пулемету. Вокруг полегло десятка три неприятельских солдат, остальные скрылись. Раненный, Хасан Сахибов не оставлял своего пулемета до конца боя.

Отлично действовали и на этом участке артиллеристы 134–го гаубичного полка.

Памятным для нас днем стало 8 июля. Обстановка на участках всех трех стрелковых полков оставалась очень сложной. Но это не помешало осуществить контратаку, успех которой принял столь необычные по тому времени масштабы, что сделался событием для всего фронта.

Утром стало известно, что от уже занятого противником села Долна движется по дороге на Варничевн большая колонна румынской пехоты с артиллерией. Это был участок 90–го полка. А из 161–го в это же время донесли: «Противник наступает колоннами: от Лапушны— до полка пехоты и от Сарато–Голбены — до двух полков».

241–й полк вел упорный бой, отражая попытки двух неприятельских полков овладеть городом Калараш.

В распоряжении командира дивизии имелся лишь небольшой резерв, состоявший из разведбатальона и еше некоторых подразделений. Комдив вызвал своих заместителей — полкового комиссара Я. Г. Мельникова и полковника И. М. Антюфеева, начальника штаба, начарта, начальника разведки и меня. Перед нами был поставлен вопрос: что следует предпринять, кому и какую помощь оказать?

Кто‑то сказал, что пора перенести в другое место командный пункт дивизии, оказавшийся на пути наступающего врага. Полковник Соколов решительно высказался против и предложил задержать противника на участке 90–го полка артогнем, а затем контратаковать, направив туда и наш резерв. Генерал Пастревич согласился. Контратака была назначена на 14 часов, и мы ' начали спешно отдавать необходимые распоряжения.

Однако подразделения 90–го полка, вместо того чтобы атаковать, отошли еще на 1–2 километра. Создавалась крайне опасная обстановка: если враг продвинется до узла проселочных дорог у Быковца, в тяжелейшем положении окажется соседний 241–й полк. Соколов собрал штаб и работников политотдела. Всем было приказано немедленно ехать в 90–й полк и, если потребуется, самим вести роты в бой.

Выехал к Планидину и генерал Пастревич, взяв с собой меня. Нам долго не удавалось обнаружить командира полка, и комдиву пришлось ставить задачу непосредственно командиру батальона, который мы встретили.