Позиционная война - Алексей Николаевич Ардашев Страница 16

рефлекс) цивилизованного человека, с другой — кто откажет себе в удовольствии сообщить звонящему (звонит-то явно вражеский офицер, полагающий, что в блиндаже еще свои солдаты) что-либо вроде: «А мы уже здесь, привет». Жертва не догадывается, что на самом деле это звонок из потустороннего мира, куда ее сейчас и приглашают. На столе стоит не телефон, а мина-сюрприз, провода от которой подведены к двери, и открывший дверь сам заставил телефон звонить. Снятие трубки приведет к взрыву.

Приоткрытый ящик стола. В нем видны бумаги. Естественная реакция — открыть ящик и посмотреть, что за бумаги. Мина-ловушка только этого и ждет. Взрыв.

На плите стоит кастрюля с приоткрытой крышкой. В ней явно что-то вкусное. Но стоит приподнять крышку — и желание покушать навеки останется последним желанием солдата. Притаившаяся в кастрюле мина стережет свою жертву.

Зима, в нетопленом доме открыта дверца печки, откуда видны дрова. Остается лишь сунуть туда зажженную спичку — и скоро станет тепло. Настолько тепло, что уже никогда бойцу не будет холодно. В печке притаилась мина, которая готова взорваться, как только до ее датчика цели доберется огонь.

У двери валяется опрокинутый стул, мешая пройти. Но стоит его приподнять или отодвинуть, как прогремит взрыв.

Следует заметить, что ранение или уничтожение солдата противника, как это ни покажется странным, не является основной задачей противопехотных мин и мин-ловушек. Они служат лишь средством для того, чтобы заставить солдат бояться мин, развить в них минный страх. Именно этот страх как раз и решает основную задачу мин — остановить противника, заставить его отказаться от определенных действий, например от использования помещений, оставленных машин, снаряжения, оборудования, бытовых предметов.

Часть 6

Поиск новых средств и способов прорыва позиционной обороны. Новые формы борьбы

Ход этой войны оказался абсолютно непредсказуемым для политиков и военных. Перед войной среди военных специалистов считалось общепринятым и очевидным, что война должна быть закончена тем же оружием, что и начиналась («коней на переправе не меняют»). Но развитие событий на фронтах оказалось столь неожиданным для всех воюющих сторон, что заставило срочно искать новые тактические приемы и лихорадочно разрабатывать принципиально новые виды оружия.

Ведь позиционная война никем не планировалась и не предвиделась. Большая часть пехотного вооружения того времени была рассчитана на дальность стрельбы больше километра. Войска тренировались в стрельбе на максимальные дальности. Траншейная война внесла свои коррективы. Мощное и дальнобойное оружие применялось практически вплотную, в упор. Участились рукопашные схватки. Пулеметы и шрапнель выкашивали целые пехотные подразделения. В сражении при Монсе процент ранений среди немецких солдат, атакующих британские позиции в тесных порядках, был просто ужасающий. Как потом выяснилось, винтовочные пули при стрельбе на дистанции менее 1000 метров пробивали двух-трех человек, при стрельбе в упор — до шести-семи человек!

Ужас траншейной войны

В первый момент полуторамиллионную германскую армию, казалось, ничто не могло остановить. Она потеснила французов по всему Западному фронту и 31 августа прорвала в сражении у Монса оборону малочисленного Британского экспедиционного корпуса. Однако уже в сентябре французам удалось остановить немцев в сражении на Марне. Обе стороны, зарывшись в землю, построили обширные системы окопов. Эта линия окопов протянулась на 700 км через всю Францию. Окопной войне на Западном фронте было суждено продлиться целых четыре года. Бои велись месяцами. Командование то и дело бросало войска в наступление, и один день уносил жизни десятков тысяч людей, погибших ради жалкого клочка земли. Почти до самого конца войны линия фронта не смещалась больше чем на 65 км в ту или иную сторону. Массированные наступления союзников (главным образом, французов) в 1915 году сопровождались огромными людскими потерями, не принося заметных успехов.

Когда боевые действия затянулись, часть северо-запада Франции оказалась захваченной противником и началась жестокая траншейная война, в которой противостояли огромные людские массы, со значительными потерями, цветы со стволов винтовок исчезли, уступив место критической ясности. Многие тогда заметили, как они позволили себя «оболванить» лживой пропагандой. Речь больше шла не о «самой последней» из войн — чтобы наступил вечный мир! — а о том, чтобы стать подопытными мышками для ужасных машин для убийства и пушечным мясом, для того, чтобы грудь нескольких генералов засияла медалями. «Свежая и веселая» война обернулась для всех ужасающей бойней, в которой погибло огромное число мужчин в расцвете лет.

С русской стороны первые успехи скоро сменились поражениями. Наглядно предстали все пороки существующего строя: бездарное высшее командование, практически отсутствующее военно-техническое обеспечение, невероятный расцвет спекуляции и казнокрадства в тылу. Чтобы помочь союзникам на западе, русский генштаб отправлял в атаку на немецкие позиции, ощетинившиеся пулеметами и пушками, солдат, вооруженных винтовками с несколькими патронами, часто без артподготовки (из-за нехватки снарядов). «Костлявая с косой» собирала обильный урожай. Миллионы убитых и раненых на русском фронте вызывали все более глубокое возмущение в обществе.

Русская гвардия пострадала особенно сильно. Полковник лейб-гвардии Финляндского полка Дмитрий Ходнев: «К февралю 1917 года, понеся за время войны страшные потери, гвардейская пехота как таковая почти перестала существовать! «Старых» — кадровых офицеров, подпрапорщиков — фельдфебелей, унтер-офицеров и рядовых «мирного» времени, получивших в родных полках должное воспитание — «добрую закваску», понимавших и свято хранивших свои традиции, видевших мощь, славу, величие и красоту России, обожавших царя, преданных ему и всей его семье, — увы, таких осталось совсем мало! В действующей армии, в каждом гвардейском пехотном полку насчитывалось человек десять-двенадцать таких офицеров (из числа вышедших в поход 70–75) и не более сотни солдат (из числа бывших 1800–2000 мирного времени). В каждом бою гвардейская пехота сгорала как солома, брошенная в пылающий костер. Перебрасываемая постоянно с одного участка фронта на другой… посылаемая… в самые опасные, тяжелые и ответственные места, гвардия все время уничтожалась…» Можно предположить, что если бы удалось сохранить гвардию, то, возможно, результат Октябрьского переворота получился бы совсем иной (если бы он вообще оказался возможным).

Выход России из лагеря Антанты был компенсирован вступлением в войну Соединенных Штатов, но боевой дух солдат союзников упал, так как теперь все осознавали абсурдность этой всеобщей бойни и, кроме того, находились под влиянием взорвавшейся русской революции. В апреле 1917 года на французском фронте вспыхивали массовые солдатские бунты, жестоко подавлявшиеся.

Окопная стратегия и траншейная тактика

Наука успокаивает, искусство же существует для того, чтобы не дать успокоиться.

Жорж Браа

Общие принципы прорыва укрепленной полосы стали ясны к концу Великой войны и были понятны военным обеих сторон: эшелонирование, концентрация, внезапность, взаимодействие