Город живых - Денис Игоревич Григорюк Страница 17

Огромные лапищи продолжали топтать землю, укрытую белым снегом. «Мир нас не услышит. Они против нас. Они будут рады, если нас убьют сегодня ночью» – каждая мысль, как удар кулаком. Мозг, как наковальня. Невидимый кузнец бил. Этот кузнец – сама жизнь. Сейчас проходит самый важный урок. Его лучше запомнить навсегда. В мире нет искреннего сострадания. Только следование собственным интересам. Мир не услышит тебя, если ему это будет выгодно. Весь мир будет рукоплескать при виде твоей гибели. Ты на арене. Гладиаторские бои. Бой не на жизнь, а на смерть. Главный принцип определен – ничего личного, просто бизнес. И это самая главная истина.

Картинки на экране снова сменились. Теперь на мониторе – маленький мальчик. В нём тяжело разобрать ребенка. Это искусственный человек. Манекен. Странный. Зеленый. С перемотанной головой. Без носа. Глаз и вовсе не видно. Два маленьких уголька с надеждой смотрят куда-то. Нет, они пустые. Обожжённая кожа. Следы от попадания химикатов. Он жив. Да, это мальчик. Маленький. Ему совсем мало лет. Он что-то шепчет. Никто не слышит. Нельзя разобрать. Вселенная молчит. Не отвечает на простой вопрос, на который нет ответа: «Мама, за что? Я ведь только начал жить…»

Ночь прошла… Долго. Не помню, когда уснул. И спал ли вовсе. Полудрёма. На улице – снова туман. Дымка скрывает тени на улице. Там нет людей. Только тени. Выжившие. Пережившие эту ночь. Бледное блюдце на небе не светит. Оно молча наблюдает за нами.

Ком в горле. Его невозможно протолкнуть едой или питьём. Дома находиться невыносимо. Быстро оделся и вышел на улицу. Слился с тенями. Я один из них. Такой же выжатый. Обессиленный. Избитый. Замученный. Я знал, о чем будут разговоры в автобусе. Все те же слова всю ночь пульсировали у меня в голове. Они избивали меня изнутри. А за окном продолжали греметь взрывы.

«Каждый взрыв – это чья-то жизнь. Растоптанная безжалостной лапищей. Уничтоженная. Навсегда», – мысли продолжали издеваться над истерзанным подсознанием. Проще было заснуть и не думать ни о чем. Не получалось. Пустой взгляд. Перед глазами ничего не было. Только лицо мальчика. Нечеловеческое. Инопланетное. Для землян мы были инопланетянами. Чужими. Тех, кого не жалко. В ушах звенел колокол. Он звонил. Звонил. Звонил. Каждый звон – слово мальчика, который спрашивает: «За что?»

Я медленно плыву в млечном море. Туман заполз под кожу и застрял там. Лишь топот был чем-то реальным. Казалось, меня здесь нет. И снова глухой звук. Я снова в реальности. Медленно бреду в офис. Дверь открывается, и я вижу его – киевский журналист. Мы не виделись с поездки на Саур-Могилу. С тех пор прошло около недели. Я не ожидал его увидеть в нашем кабинете. Он что-то нервно писал в нетбуке.

– Мы вчера это видели. Я был в шоке. Так страшно мне ещё никогда не было. Это должны знать все. Я так просто это не оставлю, – каждое слово он произносил на выдохе. Дыхание было учащённым. Нервным. По нему было видно, что адреналин не дал ему уснуть. Он что-то быстро кому-то писал. Сразу несколько диалогов было открыто, и он активно с кем-то переписывался.

– Иди сюда. Я тебе покажу. Мы всё засняли. Вот смотри.

Он достал из своей сумки камеру. Открыл небольшой экранчик. Включил видео. Диму было очень плохо видно.

– Мы находимся недалеко от железнодорожного вокзала Донецка. В той стороне находится аэропорт. Мы слышим звуки боя. Так здесь проходит каждая…

Его речь прерывается. За спиной падали звезды. Миллионы огоньков. Они появились молниеносно. Разрезали темное небо ярким светом и падали. На дома. Там, где были люди. Множество ярких вспышек. Как на ночном видео с камеры наблюдения. Киевскому журналисту удалось заснять, как со стороны Авдеевки артиллерия ВСУ сжигала микрорайон рядом с железнодорожным вокзалом.

– Мы вчера залезли на недостроенную высотку. Хотели поснимать издалека. Я не думал, что снаряды начнут падать так близко. Там же были люди. Они там живут. Снаряды разрывали их. Дома горели. Ты представляешь?..

Хотелось сказать: «Я же тебе говорил», но я промолчал. Мне не хотелось говорить. Видео – очередной удар под дых. Дыхание снова сбилось.

– Я туда снова сейчас поеду. Едешь со мной? Там сейчас бой идёт. Мне тут пишут, что ополчение пошло в контратаку в аэропорту.

Месть за прошлую ночь. Я снова ожил. Контратака. Долгожданная. Это может означать только одно – перемирию конец. Соглашение разорвано. В клочья. Его больше нет. Терпение лопнуло. Пора было брать дело в свои руки.

– Поедем на крышу недостроенной высотки и попробуем снять, что происходит в аэропорту. Его там хорошо видно. Там сегодня гремит ещё хуже, чем ночью.

* * *

Вгрызаясь своими гнилыми зубами в останки донецкого аэропорта, война обгладывала остовы воздушной гавани. Столб черного дыма взвился в молочно-белое небо. Что-то темное вырвалось наружу. Казалось, из недр земли сам ад вырвался, чтобы устроить бал смерти. Будто на адской сковородке души жарились в зданиях разрушенных терминалов. Смерть в радостном молчании наблюдала за тем, как идёт жатва. Солдаты с обеих сторон гибли в муках. Кому везло – погибали мгновенно, но не всех ждала легкая участь. Пули вонзались в камуфляжную плоть и разрушали внутренние органы. Мучительно долго доживали свои последние секунды воины обеих сторон конфликта.

Музыка войны становилась всё громче. Шел бой. Активный. Это был один из немногих прямых контактов ВСУ с силами ополчения. Эту войну называли артиллерийской. Богиня войны стала одним из отличий гражданской войны на Донбассе. Сейчас на наших глазах где-то там вдалеке подразделение легендарного комбата Моторолы штурмовало занятый украинскими войсками терминал донецкого аэропорта. Наши камеры уставились туда, где смерть вкушала свежую добычу.

– Вот здесь мы вчера снимали вечером, когда начали падать снаряды, – воодушевленно рассказывал Дима.

Перед нами раскинулся поселок. Частный сектор. Небогатые домики с крышами, укрытыми дешевым шифером. В них жили обычные люди. Вчера на них обрушились небеса, разрушив их небогатый быт. Для большинства вчерашний обстрел поделил их жизни на до и после обстрела. Не все пережили обстрел «Градами». Украинскому журналисту удалось запечатлеть последние минуты их жизней.

Трещали пули. Они отбивались от адской сковородки, добавляя погибших в смертельную копилку. Мы стояли на крыше. Всего в километре, а то и меньше, от того места, где происходили исторические события. Каждый новый день – это лотерея. Никто не может знать, что будет поджидать за углом. Открыв глаза в своей постели, я и подумать не мог, что стану свидетелем освобождения донецкого аэропорта. На наших глазах писалась история. Нет,