Александр Широкорад - Османская угроза России — 500 лет противостояния Страница 18

Поняв, что Алексей Орлов не намерен конфликтовать, Екатерина в августе 1773 г. разрешила ему приехать в Петербург. 3 октября на заседании Совета императрица спросила, с какой целью посылается в Архипелаг 5-я эскадра под командованием контр-адмирала С.К. Грейга в составе четырех кораблей и двух фрегатов. Ведь находящийся там флот стоит много, а вреда противнику не приносит.

«Если он, – сказала Екатерина, – может быть употреблен для какого-нибудь предприятия, и надобны будут на него сухопутные войска, то я беру на свое попечение их доставить». Ей ответили, что эскадра отправляется по требованию графа А. Орлова для замены обветшалых кораблей, и если флот не находит способа вредить неприятелю, то все же облегчает положение сухопутной армии, отвлекая от нее противника. В ответ Екатерина предложила на следующее заседание Совета пригласить Алексея Орлова.

Через три дня, на заседании 7 октября, императрица спросил А. Орлова, в каком положении находятся дела в Архипелаге, и нельзя ли извлечь из флота большую пользу. Орлов ответил, что из находящихся там кораблей пять совсем обветшали, что в нынешнюю кампанию он намеревался разорить Салоники и Смирну для пресечения подвоза туркам запасов через эти места, но болезнь вынудила его оставить флот. «Я не думаю, – говорил Орлов, – чтоб неприятельский флот мог появиться в Архипелаге. Турки с тех пор, как узнали малочисленность наших сухопутных сил там, уж не так их опасаются. Побеждаемы они были малым числом, потому что обыкновенно пугаются всего того, о чем не знают, но, пришедши потом в себя, принимают достаточные мары».

Тут в разговор вступил бывший фаворит Григорий Орлов: «Это свойственно туркам, как и всем невеждам. Потому-то и не надобно давать им время на размышление, а стараться пользоваться их замешательством. Также надобно поступать с ними и при мирных переговорах. Этим средством можно скорее получить желаемое».

Екатерина заметила, что, по ее мнению, полезнее было бы действовать на одном европейском берегу, как ближайшем к Константинополю. Но Чернышев и А. Орлов возразили, что с малыми силами нельзя утвердиться на этом берегу. Ведь турки могут очень быстро стянуть туда силы числом до 40 тысяч. Так что это предприятие может принести лишь одну пользу – на время встревожить турок и отвлечь туда их войска.

Граф Панин заметил, что отправка в Архипелаг новой эскадры причинит туркам новое беспокойство, и следует надеяться, что зимой турки возобновят мирные переговоры. Екатерина ответила на это: «Мое намерение состоит в том, чтобы, не полагаясь на заключение мира, приняты были сильные меры для достижения этого в будущей кампании. Долгая война приводит народ в уныние, и потому никто так мира не желает, как я. Надобны ли во флот сухопутные войска и сколько? Довольно ли 20 тысяч?». Алексей Орлов ответил, что с двадцатью тысячами он готов идти прямо на Константинополь. Екатерина спросила: «Нельзя ли овладеть Галлиполи. Я бы могла доставить на флот четыре или пять тысяч иностранного войска». З.Г. Чернышев предположил, что от иностранного войска возникнут большие неудобства, а Н.И. Панин заметил, что враждебные державы, узнав об этом, могут выставить препятствия.

«Кроме всех неудобств при употреблении иностранных войск, – сказал А. Орлов, – всякий успех будет им приписан. Для избежания мнения, что мы без англичан ничего сделать не можем, я всегда старался употреблять, сколько можно, своих офицеров». Императрица на это заметила, что при Петре Великом были примеры употребления иностранных войск, и надобно сравнивать неудобства с выгодами.

Екатерина вышла из Совета, ясно выразив свое неудовольствие на ход войны. «Флот, – сказала она, – не делает ничего, а армия едва действует, а неприятель этим пользуется, и все это происходит собственно от нас».

После ухода императрицы Алексей Орлов предложил Совету как можно скорее отправить с Грейгом новую эскадру, разрешив ему бить встречных варварийцев. Совет согласился. Еще Орлов предложил не заключать с турками перемирия, что бы не дать им времени посоветоваться с французами.

О себе Орлов сказал, что видит волю императрицы, чтобы ему продолжать начальствовать над флотом, от чего как усердный сын отечества не уклоняется, но не может отвечать за себя в исправном исполнении возложенного на него дела, потому что подвержен болезненным припадкам. Тем не менее, императрица приказала Алексею Орлову уехать в Архипелаг.

21 октября 1773 г. из Кронштадта вышла 5-я Архипелагская эскадра под командованием контр-адмирала Грейга. В ее составе были 74-пушечный корабль «Св. Великомученик Исидор», три 66-пушечных корабля «Дмитрий Донской», «Мироносиц», «Александр Невский», два 32-пушечных фрегата «Павел» и «Наталия» и шесть транспортов. Эскадра шла по проторенному пути: Копенгаген – Портсмут – Гибралтар – Ливорно. Грейг, по одному ему ведомым причинам, придя в Ливорно 11 февраля 1774 г., простоял там полгода. В Аузу эскадра прибыла только 6 сентября 1774 г., уже после заключения мира с Турцией.

Как уже говорилось, для вооружения русских эскадр в Средиземном море Екатерина делала большие закупки орудий в Англии. Так, согласно указу от 10 февраля 1772 г., Адмиралтейству было приказано закупить на заводе Каррон в Шотландии чугунные пушки: 36-фунтовых – 123 и 30-фунтовых – 892. Английские купцы Томсон и Петерс обещали все эти пушки доставить в Петербург в течение 1772 г., но оговорили, что пушки будут калибра 32 фунта. Наше Адмиралтейство задумалось: вводить ли новый калибр? Ведь 32-фунтовых пушек у нас отродясь не было. Но померили калибр, и он оказался равным нашим 30-фунтовым пушкам, то есть 6,46 дюйма (164 мм), и согласились. У нас во флоте эти пушки называли 30-фунтовыми каронскими, а позже изготовленные в России по их образцу 30-фунтовые пушки – «длинными обр. 1786 г.».

К 1 января 1774 г. в порту Ауза находились корабли «Европа», «Три Святителя», «Победоносец», «Чесма», «Ростислав», «Победа»; фрегаты «Не тронь меня», «Северный Орел», «Африка», «Григорий», «Делос», «Архипелаг», «Помощный», «Запасный»; бомбардирские корабли «Гром», «Молния» и «Страшный». Кроме того, фрегат «Улисс», переоборудованный из захваченного у турок торгового судна, и корабль «Иануарий» находились в капитальном ремонте.

У острова Патмос находились корабль «Три Иерарха», фрегаты «Тино», «Победа» и две полакры. В Ливорно стояли фрегат «Минерва», пинки «Венера» и «Сатурн».

В крейсерстве у Бейрута находились фрегаты «Николай», «Слава», «Надежда», «Святой Павел», «Наксия» и четыре полакры. У острова Леро крейсировал пакетбот «Почталион».

В первой половине 1774 г. русский флот крупных операций не производил, а корсары под Андреевским флагом баловались помаленьку. Документы на сей счет сохранились лишь обрывочные, и оценить ущерб, нанесенный корсарами, невозможно. По сему поводу есть лишь отдельные сообщения:

31 января 1774 г. шебека «Забияка» и галера «Унионе» отправились из Аузы к острову Цериго и захватили там какие-то мелкие суда.

27 февраля адмирал Спиридов, окончательно сдав дела вице-адмиралу Елманову, на корабле «Европа» в сопровождении фрегата «Григорий» и бомбардирского корабля «Страшный» отправился в Ливорно, куда и прибыл 17 марта.

12 марта на крейсерство к острову Имбро вышли фрегаты «Северный Орел», «Африка» и «Тино».

31 мая 1774 г. шебека «Забияка» имела бой с «корсарским судном» у берегов Кипра. После перестрелки противники разошлись в разные стороны. На «Забияке» убит один человек и ранено трое. Поскольку в документе не указана национальность «корсарского судна» (если бы это были турки, то уж написали бы обязательно), то это был конкурент-грек, оспаривавший у «Забияки» «зону влияния».

В ночь на 30 мая 1774 г. лейтенант Марк Войнович на фрегате «Слава» в сопровождении двух шебек и двух полугалер высадил вошел в Хиосский пролив и высадил на азиатском берегу 130 греков-ипсариотов (уроженцев острова Псаро) под командованием капитана Варнача. Ипсариоты убили свыше 50 турок и захватили 4 пушки. Две медные и одну чугунную пушки греки доставили на борт фрегата, а одну большую чугунную пушку заклепали и сбросили в море. Затем отряд Войновича отправился крейсировать в Митиллинский пролив.

Несколько слов стоит сказать и о капитане Варначе. На самом деле его имя было Варвакис. Он был уроженцем острова Псаро и еще до войны промышлял пиратством, за что греки называли его капитаном. В 1770 г. Варвакис вместе со своей 20-пушечной полакрой присоединился к эскадре Алексея Орлова. Екатерина присвоила ему звание поручика, но все по-прежнему звали Варвакиса капитаном. После окончания войны Варвакис продолжал пиратствовать в Эгейском море. Туркам каким-то образом удалось его схватить и заключить в Семибашенный замок. Капитана ждала казнь, но его выручил русский посол в Стамбуле. Судно же Варвакиса прошло Проливы и прибыло в Еникале вместе с греками, желавшими переселиться в Россию.