Французский орден особиста - Николай Николаевич Лузан Страница 18

* * *

Полностью полагаясь на прозорливость товарища Сталина и несокрушимую мощь Красной армии, советский народ продолжал жить самой обычной, полной повседневных забот жизнью. В ту последнюю мирную субботу на московских стадионах и на пляжах кометами летали футбольные и волейбольные мячи. В кинотеатре «Ударник» яблоку негде было упасть – шла знаменитая комедия «Волга, Волга», снятая Григорием Александровым еще в 1938 году.

Свет в зале погас. Яркий луч разрезал темноту и упал на экран. Приключения героев фильма перенесли зрителей в счастливый и безоблачный мир. Полилась чарующая музыка Исаака Дунаевского. Влюбленная пара – письмоносица Стрелка (неподражаемая Любовь Орлова) и счетовод Алексей Трубышкин (Андрей Тутышкин) все время спорили, какая музыка лучше: народная или классическая, – но зрители знали, все равно победит дружба, то есть любовь, и, конечно, все смеялись до коликов над бюрократом Бываловым в исполнении Игоря Ильинского.

Фильм не оставлял у зрителей сомнений в том, что они живут в самой лучшей стране. Что никто не отважиться напасть на СССР, а если найдется «урод», то под руководством великого товарища Сталина «несокрушимая и легендарная Красная армия, в боях познавшая радость побед» разобьет противника наголову «быстро и на его же территории».

Таким же мирным был вечер и за тысячи километров от Москвы, на западной советской границе. Жизнь и служба командиров и бойцов Сокальской комендатуры 90-го пограничного отряда шла своим чередом в соответствии с установленным распорядком. После ужина те, кому положено, заступили на дежурство, остальные отдыхали. Новобранцы под присмотром старшины учились подшивать подворотничок к гимнастерке, кто-то, поскрипывая перьевой ручкой, писал в Ленинской комнате добрые, сердечные письма домой. Старослужащие собрались на спортивной площадке, кто-то занимался на гимнастических снарядах, а кто-то просто травил анекдоты – чего б не посмеяться, когда все хорошо!

Уставшее за день солнце, обагрив алым отблеском верхушки деревьев, засобиралось на покой. По полянам заскользили длинные, зубастые тени. Туман над Бугом косматыми языками пополз на берег. Все вокруг утратило привычные очертания. Сонно прощебетав, в гнездах затихли птицы, и только цикады распелись – любят они ночь. Воздух наполнился таинственными звуками и шорохами. Тренированное ухо пограничников, находившихся в нарядах, пыталось различить среди них те, что могли бы выдать возможного нарушителя границы.

В последнее время нарушители действовали все более дерзко и нагло. На большинстве пограничных застав дня не проходило без задержаний и стычек с диверсантами и шпионами. Предстоящая ночь также не обещала обойтись без сюрпризов. Накануне, по данным разведки, в расположении немецких частей происходила очередная скрытая перегруппировка сил. Тяжелая техника – танки и самоходные орудия – переместилась на новые позиции, мотопехотные части также пришли в движение в непосредственной близости от советских границ. Зачем?

Все, вместе взятое, говорило – и не только командованию, но и рядовым пограничникам, – что враг затевает крупную военную провокацию. Поэтому на передовых постах внимательно ловили каждый подозрительный шорох.

Громкий всплеск нарушил убаюкивающее журчание воды в камышах. Через мгновение он повторился, и никак это не походило на игру рыбы: либо крупный зверь, либо человек.

Порыв ветра развеял туман, клубившийся над рекой. В прибрежном подлеске возник размытый человеческий силуэт. Нарушитель на мгновение замер, а затем от дерева к дереву стал осторожно продвигаться вперед. Когда от наряда его отделяло не больше десяти шагов, сержант-пограничник вскинул автомат и приказал:

– Стой! Стрелять буду!

– Найн! Найн! – почему-то шепотом воскликнул нарушитель.

– Оружие на землю! – потребовал сержант.

– Найн! Найн! – повторил нарушитель и послушно вскинул руки вверх. По знакам отличия стало видно, что это ефрейтор.

– Кто ты? Зачем нарушил Государственную границу СССР? – допытывался пограничник.

– К-камрад! К-камрад! – Голос нарушителя срывался. Выражение его лица, энергичная жестикуляция и отдельные фразы – «камрад Тельман», «камрад Сталин», «камрад Ленин» – говорили пограничникам, что, возможно, перед ними немецкий антифашист.

– Что случилось? Что?! – торопил с ответом сержант.

С губ нарушителя сорвалось:

– П-пуф! П-пуф… Г-Гитлер! Гитлер!

– Неужели война?! – в один голос воскликнули пограничники.

Подтверждение они получили через мгновение. С сопредельной стороны донесся приглушенный гул моторов: на исходные позиции уже выдвигалась техника. На правом берегу Буга тут и там вспыхивали и гасли зловещие всполохи. Ощущение грядущей катастрофы стало осязаемым.

– В-война! За мной! – севшим голосом потребовал сержант.

Не ощущая боли от веток, хлеставших по лицу, спотыкаясь о корни, сержант, его напарник и немец-перебежчик помчались на заставу. На часах было 21:00. До начала войны оставалось 6 часов 30 минут.

* * *

В это самое время в Москве, в кремлевской квартире Сталина, собрались близкие к нему люди, члены политбюро ЦК ВКП(б) Молотов, Микоян и Ворошилов. За ужином разговор шел об отношениях с Германией и напряженной обстановке на западной границе.

По воспоминаниям Микояна, Вождь стоял на том, что «Гитлер не начнет войны в ближайшее время». Но последние доклады, поступавшие из погранвойск, в которых говорилось об интенсивных перемещениях немецких войск, поколебали его уверенность. Получив от руководства советской нелегальной разведки по-партийному смелый и по-чекистски правдивый доклад о неизбежности начала войны в самое ближайшее время, Сталин поручил тщательно проанализировать все поступившие данные из закордонных резидентур и оперативно подготовить аналитический отчет. Практически одновременно с этим он дал указание Молотову получить у посла Германии графа фон дер Шуленбурга официальные разъяснения по поводу того, что происходит на советско-германской границе. Также были вызваны нарком обороны СССР маршал Тимошенко и начальник Генштаба генерал армии Жуков.

Прибыв в кремлевский кабинет, они подтвердили данные о подозрительных перемещениях войск вермахта вдоль всей западной границы СССР. Вождь на этот раз не оставил без внимания доклад военачальников и распорядился подготовить указание о приведении в полную боевую готовность частей Красной армии. Но вместе с тем Вождь попросил, чтобы «войска Красной армии своими действиями не провоцировали германских генералов». Он интуитивно помнил о «предостережении» Гитлера «не поддаваться провокациям, которые могут стать делом рук тех генералов, которые забыли о своем долге».

Покинув Кремль и возвратившись к себе, Тимошенко и Жуков занялись подготовкой директивы, сегодня известной как Директива № 1. В ней командующие западными военными округами, Балтийским и Черноморским флотами предупреждались о вероятном – в течение 22 и 23 июня – нападении Германии, которое «может начаться с провокационных действий». Директива требовала привести подчиненные части в полную боевую готовность, а в случае осложнения обстановки «не поддаваться ни на какие провокационные действия, могущие вызвать крупные осложнения». Передача Директивы на места в зашифрованном виде началась только после 23 часов 21 июня и закончилась в 00 часов 30 минут уже 22 июня 1941 года.

Вслед за Тимошенко и