Виктор Млечин - На передних рубежах радиолокации Страница 19

В левом крыле первого корпуса, на втором и частично третьем этажах располагалась антенная лаборатория, которой в первые годы руководил Е. Н. Майзельс, а затем профессор Я. Н. Фельд.

Несколько в стороне, на том же третьем этаже, работала лаборатория полупроводниковых приборов профессора С. Г. Калашникова.

Во втором корпусе, который во время войны использовался под госпиталь, размещались лаборатория приёмных устройство под руководством Л. Ю. Блюмберга и лаборатория Н. И. Оганова с многопрофильным характером деятельности, разрабатывавшая среди прочего передатчики для РЛС. Третий этаж корпуса занимало бюро новой техники (БНТ), выполнявшее важную роль по информации специалистов с новинками технической литературы, включая, конечно, периодику. На последнем этаже этого же корпуса находился зал, наполненный кульманами: здесь работало одно из важнейших подразделений института – конструкторское бюро. КБ во главе с Г. С. Ханевским объединяло механиков, т. е. конструкторов различных механизмов и машин (В. Е. Нечувилин, Н. Чичеров, Н. Г. Щедрин, Е. А. Власов и др.), радистов, т. е. конструкторов, переводящих электрические схемы в блоки, линейки, узлы и т. д. (С. И. Добромыслова, М. С. Почталина, Ф. Ф. Зенько, С. П. Зензеров и др.) и комплексников, создававших конструкции станций (М. Т. Цукерман, Л. М. Табачников, М. З. Свиридов и др.). Вместе с конструкторами работали технологи, которыми руководил П. М. Бушминский.

В институте было также несколько комплексных лабораторий, работавших в основном по государственным заказам. Эти лаборатории отвечали за идеологию станции, разрабатывали наиболее ответственные блоки и узлы, выдавали технические задания смежникам, проводили текущие испытания, сдавали станцию госкомиссии. Среди комплексных лабораторий была уже упомянутая мной лаборатория, руководимая Б. Ф. Высоцким, и лаборатория № 13 во главе с А. А. Расплетиным, которая и стала для меня своеобразной alma mater. К моменту моего прихода лаборатория состояла из высокочастотной группы (Г. Я. Гуськов, П. П. Михайлов, М. А. Дмитриева), дальномерной группы (Г. В. Кияковский, К. П. Гаврилов, М. И. Попов), группы приёмных устройств (В. Ф. Илюхин, И. М. Евтеев), разработчиков индикаторных устройств и НЧ техники (С. В. Хейн, Е. Г. Разницын, Л. И. Буняк, А. И. Ширман) и мастерской (И. В. Кабанов).

Летом 1949 г. после моего короткого отпуска меня вызвал Расплетин и сказал: «Приступайте к разработке нового индикатора “В”. Он должен иметь скоростную развёртку по дальности, существенно более высокую линейность и по строкам, и по кадрам. Выберите трубку со средним послесвечением, чтобы не было хвостов на отметках. Не забудьте про маркеры. Наработайте материал, сейчас идёт НИР, и через несколько месяцев выпустим отчёт». Более подробные технические требования Расплетин обещал выдать позднее.

Выполняя задание, начал знакомство с литературой. Отечественных книг было ещё мало, но стали появляться переводы с английского. Делали переводы профессиональные переводчики, но под руководством опытных радиоспециалистов. Я к тому времени окончил городские трёхгодичные курсы иностранных языков, но без регулярной практики знал английский всё-таки посредственно. Тем не менее обратился к оригиналам, т. е. текстам книг, которые закупались БНТ за валюту и которые хранились в институтской научно-технической библиотеке. Помню, был специальный том Массачусетской серии, посвящённый электронно-лучевым трубкам и устройствам на их основе. Он давал довольно развёрнутое представление о предмете, который меня интересовал, но чувствовался отрыв от тех задач, которые решались в нашей стране. В частности, магнитные системы отклонения луча (развёртки) сильно зависели от параметров электронно-лучевых трубок, выпускаемых промышленностью, а они были, конечно, различными у нас и за рубежом. Ознакомившись с номенклатурой электровакуумных изделий (ламп, трубок и др.), освоенных в послевоенные годы нашими заводами, я ещё раз убедился, что напряжённая работа Совета, а затем Комитета по радиолокации совместно с промышленностью давала зримые плоды. Конечно, были и аналоги зарубежных вакуумных изделий (немецких, английских), но появились и новые, оригинальные образцы этого вида техники. Разработка должна была вестись с использованием отечественной комплектации. Наличие данных о главных параметрах вакуумной базы облегчало мою задачу, и я смог сделать прикидочные расчёты по основным схемным узлам. Предстояло также дать намётки на изготовление оправок для будущей намотки магнитной системы отклонения луча, чем я и занялся. Собрав исходные материалы, я смог приступить к написанию отчёта по заказу, который условно назывался «Импульс». Названия давались спонтанно, поэтому на протяжении моей деятельности мне неоднократно приходилось участвовать в заказах, зашифрованных словом «Импульс». Но это было потом, а в 1949 г. я впервые принялся за написание отчёта по научно-исследовательской работе (НИР), заданной к тому же постановлением правительства СССР. Времени на написание было крайне мало, работали и по ночам. В таком положении был не только я, но и многие мои коллеги-разработчики будущей станции. Об отсрочке представления отчёта не могло быть и речи. Отчёт, подписанный главным конструктором А. А. Расплетиным, был сдан точно в срок. Там есть и моя глава «Индикатор точного пеленга».

В конце того же года (1949) произошло несколько событий, повлиявших на мою дальнейшую жизнь.

Во-первых, я женился. Моя жена Энгельсина Николаевна, урождённая Кузнецова, окончила статистический институт и к тому времени работала в Управлении по статистике РСФСР. Специализировалась в мало изученной тогда области семейных бюджетов. Высшим органам страны нужна была информация о том, как складывается средний бюджет семьи на разных территориях, что, по-видимому, служило основой их представления о благосостоянии народа. В пределах Российской Федерации жена объездила всю страну, знакомилась с семьями разных достатков и с деятельностью статорганов, возглавлявших эту работу на местах.

Вторым событием стало вовлечение меня в общественную деятельность. На общем комсомольском собрании института неожиданно прозвучала моя фамилия, хотя в то время меня почти никто в институте не знал. Тайным голосованием я был избран в комитет комсомола. Возглавил комитет бывший фронтовик Александр Батраков, имевший, насколько я помню, опыт политработы в армии. Невысокого роста, с бледным лицом, он ходил даже в помещении в шинели, говорил негромко и сравнительно быстро, прямо по списку избранных распределил обязанности для каждого. При этом начальном распределении я должен был осуществлять контроль за соцсоревнованием комсомольцев. Практически это выражалось в необходимости получения от комсомольца написанного им собственноручно соцобязательства на текущий период времени. Когда я сейчас вспоминаю о тех годах при нынешних молодых людях, они смеются, выказывая своё скептическое отношение к различным мероприятиям того времени. Но вот мнение человека дела, далёкого от бюрократии и знавшего цену своим словам и своим действиям; привожу фрагмент из письма А. А. Расплетина, написанного им в больнице своему заместителю: «Меня немного беспокоит, что вы, закрутившись с РД (одна из ранних работ), забудете о необходимости выполнить два пункта соцобязательств лаборатории. Первый из них предусматривает систематическое еженедельное проведение обзоров международного положения, второй – проведение двух семинаров… По вопросу о семинаре первый доклад пусть сделает Гуськов (о ТОН-2), а второй – Виктор о результатах испытаний РД. Это полезно знать всем работникам лаборатории». Я недолго был в производственном секторе комитета комсомола. Затем Батраков перебросил меня совсем в другую сферу – налаживать работу институтских общежитий. Там проживало большое число молодых сотрудников. Положение с жильём было тяжёлое. В институте работало много иногородних, среди них группа ленинградцев, бывших сотрудников НИИ-9. С разрешения руководства некоторые из них ночевали прямо в институте, другие проживали под Москвой, в сельских домах, которые значились как институтские общежития. Были общежития и барачного типа. Побывав в общежитиях, я убедился, что не только комсомол интересуется состоянием дел, но и руководство института, включая А. И. Берга, решает на местах назревшие проблемы.

По результатам проведённых исследований в нировском плане было принято решение о создании новой станции. Заданная постановлением правительства опытно-конструкторская работа получила шифр «Лес». Станция должна была работать в новом диапазоне волн, иметь существенно более высокие показатели по точности определения угловых координат и дальности. Серьёзно ужесточались требования по различению отметок от отдельных объектов, движущихся группой или колонной. Устанавливались конструкторские нормативы. В 13 лаборатории начался напряжённый этап разработки новых блоков и узлов и формирования облика станции. В антенной лаборатории продолжился поиск оптимальной конструкции новой антенны, налаживалась расчётная база, усовершенствовались экспериментальные установки.