Пережитки большой войны - Джон Мюллер Страница 21

class="p1">Таким образом, Первая мировая послужила важным катализатором антивоенных настроений. Это была не первая ужасающая война в истории, но благодаря усилиям довоенного пацифистского движения это был первый случай, когда люди в массе своей смогли осознать эти ужасы, проникнуться к ним отвращением и приобрести принципиальное понимание того, что действенные альтернативы войне существуют.

Британский и американский вклад

Несмотря на то что идея запрета войны привлекла существенное внимание еще до 1914 года, похоже, что ее популяризации чрезвычайно поспособствовали два ключевых и в определенном смысле взаимосвязанных момента, имеющих отношение к победителям в Первой мировой. Во-первых, для британцев главной целью войны с самого ее начала стало достижение вечного мира, а во-вторых, важным фактором для вступления в конфликт американцев стала перспектива прекращения войн.

Мотивы большинства участников Первой мировой – Франции, России, Германии, Австро-Венгрии – были довольно старомодны и легко понятны: они сцепились в смертной схватке за территории и континентальную гегемонию. Британией, в отличие от них, двигали более абстрактные соображения. Разумеется, едва ли стоит сбрасывать со счетов такие конкретные вопросы, как гонка военно-морских вооружений с Германией и стратегические расчеты по поводу баланса военных сил на континенте, однако спусковым крючком для вступления Великобритании в войну стало жестокое вторжение Германии в нейтральные Бельгию и Люксембург. Именно этот эпизод больше, чем все остальные, спровоцировал в Британии значительный всплеск публичных антигерманских настроений в момент начала войны в августе 1914 года. По воспоминаниям Дэвида Ллойд Джорджа, «угроза вторжения немцев в Бельгию зажгла огнем войны весь народ от моря до моря»[127]. Таким образом, Британия отчасти сражалась за вполне пацифистский принцип: малым государствам, которые не желают участвовать в конфликтах своих более крупных соседей, а фактически и полностью выйти из военной системы, должно быть позволено совершить «голландизацию».

Уже 25 сентября 1914 года представлявший Либеральную партию премьер-министр Великобритании Герберт Асквит объявил о четкой позиции по этому вопросу: за малыми странами «следует признать не меньшее право на место под солнцем, чем за их более могущественными соседями». Кроме того, Асквит расширял этот принцип, призвав к «решительному отказу от милитаризма как определяющего фактора в отношениях между государствами и при формировании будущего европейского мира», к «приходу на смену силе… европейского партнерства, основанного на признании равных прав, созданного и осуществляемого общей волей». Все это были впечатляющие высказывания: хотя до 1914 года Британия и была очагом антивоенной агитации, Асквит не относился к числу пацифистов. Вполне вероятно, что он и сам был несколько ошарашен тем, насколько его речь оказалась внезапно близка той шумихе, которую поднимали наиболее идеалистические представители антивоенного движения: всего год назад, указывал Асквит, его предложения «звучали бы утопической идеей». Однако, полагал он, победа в войне заодно позволила бы этому идеалу «получить признание среди европейских государственных умов и в скором времени стать их инструментом»[128].

В последние месяцы того же 1914 года Герберт Уэллс, в довоенное время также не сильно жаловавший пацифистское движение, написал книгу о задачах войны, название которой – «Война против войны (Меч мира)» – со временем превратилось в горький ироничный лозунг. Уэллс считал непосредственной причиной войны вторжение Германии в Люксембург и Бельгию, однако конфликт быстро приобрел характер «войны не народов, но человечества», поэтому ее задачами должны были стать «изгнание беса мирового безумия» и прекращение эпохи войн. Это, настаивал Уэллс, была «война за мир»[129].

Таким образом, по меньшей мере для британцев уже на ранней стадии Первой мировой ее целью стал мир – не просто победоносный мир, а вечный, устойчивый, установленный силой мир, если такое вообще возможно.

Соединенные Штаты также сыграли важную роль в подъеме идеи устойчивого, обеспеченного силой мира. В своем проливающем свет на этот процесс исследовании швейцарский политолог Уильям Раппард красочно описывает, как «семя» идеи вечного мира, вызревавшее преимущественно в Великобритании, «дало плоды на американской почве, куда оно было с прилежной заботой пересажено британскими садовниками, чтобы впоследствии его богатые всходы вернулись в Европу на крыльях красноречия президента Вильсона»[130].

Британцы с начала Первой мировой проявляли значительный интерес к настроениям за океаном по поводу войны и старались подтолкнуть Штаты выступить на их стороне. Позже Дэвид Ллойд Джордж, ставший премьер-министром Великобритании в 1916 году, без утайки говорил: «Условия мира были составлены так, чтобы убедить Америку и в особенности пацифистски и антиимпериалистски настроенного американского президента в том, что цели войны в принципе справедливы»[131].

За время пребывания в должности президента США Вудро Вильсон дважды отдавал приказ о вводе американских войск в Мексику, а когда в России после революции 1917 года началась Гражданская война, он скрепя сердце отправил небольшой контингент даже туда. Таким образом, у нас совершенно нет оснований считать Вильсона образцовым пацифистом. Однако британцы прекрасно знали о его сильных антивоенных устремлениях: «отвращение к войне», указывает Рассел Уэйгли, у Вильсона было «настолько острым, что граничило с пацифизмом». Аналогичным образом Арно Майер отмечает, что Вильсон испытывал «ярко выраженный ужас перед войной», а Александр и Джульетта Джордж говорят о его «антипатии к насилию». Президент Вильсон действительно издавна был восторженным сторонником таких предлагаемых антивоенным движением механизмов, как международный арбитраж и свобода торговли. В 1908 году он вступил в Американское общество мира, в 1912 году выступил перед Всемирным союзом мира, а первым государственным секретарем в период президентства Вильсона был назначен решительный противник войны Уильям Дженнигс Брайан. Вильсон не был ставленником антивоенного движения, однако его идеалистические взгляды на международные отношения во многом были созвучны идеям пацифистов[132].

Чтобы сыграть на склонностях Вильсона, британцы делали акцент на тех аргументах, которые и так органично соответствовали их политике и были важны для поддержания боевого духа их армии. Британцы подчеркивали, что «ведут не только войну за мир, но и войну против войны», как выразился в 1917 году Асквит. Кроме того, они преувеличивали масштабы зверств, творимых немецкими солдатами против мирных жителей Бельгии, приукрашивали нечеловеческую жестокость химического оружия, впервые использованного немцами в бою в 1915 году (для драматического эффекта британцы увеличили число жертв первой газовой атаки немцев в пять раз) и с самого начала проклинали Германию за пристрастие к злу «милитаризма»[133].

Постепенно Вильсон и американцы согласились с этими доводами. У США было множество причин вступить в войну, но важнейшей из них, подчеркивает Артур Линк, было желание Вильсона, чтобы «Соединенные Штаты выполнили свою миссию по обеспечению справедливого и прочного мирного урегулирования». Вильсону также отнюдь не было чуждо желание оставить свой след в