Дмитрий Веденеев - Атеисты в мундирах. Советские спецслужбы и религиозная сфера Украины Страница 25

Показателен случай с упомянутым курьером «Борисовым», в марте 1942 г. направленным к В. Потиенко для приема сведений о состоянии в религиозной сфере и передачи «Сорбонину» новых заданий Центра. Основными вопросами, которые предстояло выяснить «Борисову» у источника, являлись:

• отношение немцев и перспективы развития, степень влиятельности основных течений: канонической «тихоновской» РПЦ, украинских автокефалов и обновленцев;

• структура епархиального правления Булдовского, количество открытых храмов, порядок рукоположения священнослужителей, формула поминовения за богослужением;

• содержание проповедей, религиозной литературы, отношение населения к религии;

• положение сектантских течений, связи служителей культа с немецкими спецслужбами[165].

Правда, от общения с курьером Потиенко уклонился, хотя и не выдал «Борисова», вынужденного скрываться у тетки, «антисоветских взглядов». Сам эмиссар выяснил, что приоритет оккупантами отдается УАПЦ, Феофил ведет богослужение на украинском языке, восхваляя лично Гитлера и проклиная «большевиков и жидов», газета «Нова Україна» осуществляет на своих страницах дискредитацию верхушки РПЦ, которая «продалась жидобольшевикам»[166].

После первого освобождения Харькова в 1943 г. В. Потиенко передал 4-му Управлению обширную информацию об общественно-политической и религиозной ситуации в городе, подробные сведения о примерно 70 активистах украинских националистических и общественных организаций – «безусловно, ценный материал», использованный затем для уголовного преследования или объявления в розыск активных коллаборационистов.

Среди тех, на кого Потиенко дал «компрометирующие материалы», оказались актив «Просвиты» и ее председатель Василий Дубровский, ректор Харьковского университета, профессор М. Ветухов, лидер националистического движения Харькова Владимир Доленко[167], члены украинского «Общественного комитета» и другие «антисоветчики»[168]. 8 марта 1943 г. с «Сорбониным» имел беседу его бывший «куратор» по инспирированию церковных нестроений в 1920-х гг. – С. Карин-Даниленко.

Агент сообщил С. Карину обширные сведения о бургомистре Алексее Крамаренко[169] и руководителе церковного отдела городской управы Гаврииле Лебединском, бывшем иподиаконе взорванного атеистической властью Николаевского собора, заместителе Булдовского по епархиальному управлению. «Человек малокультурный, нечестный, горлохват, рвач, – характеризовал его “Сорбонин”. – Представляет себя ультрапатриотом и украинским националистом. Всегда очень остро выступал против евреев и коммунистов», писал доносы в гестапо, за что получил от немцев «чудесную меблированную квартиру», «наворовал много церковных ценностей», открыл магазин, «не брезговал методами шантажа». Третировал Потиенко угрозами выдачи его оккупантам как «агента НКВД»[170].

Разумеется, немало сведений поступало и от других источников, в том числе от известного разведчика Кондрата Полуведько[171], работавшего секретарем городской управы (погиб в застенках гестапо). Источник 1-го Управления НКВД – НКГБ УССР «Орион» предоставил 27 февраля 1943 г. обширную информацию на украинские националистические организации, характеристик примерно на 20 его активистов-галичан, «особенно проявивших себя во время фашистско-гитлеровского режима в Харькове», женщин-активисток «Союза украинок»[172]. Содержательные сведения об этноконфессиональной ситуации в оккупированном Харькове поступили от резидентур «Зайцева», «Щигрова» и «Никифорова», агента «КД» и других источников.

Однако нарком внутренних дел Украинской ССР В. Сергиенко в докладе в НКВД СССР от 3 апреля 1943 г. критично оценил уровень работы резидентур Харькова (проект доклада готовил С. Карин-Даниленко, контрразведчик с 1921 г., опытный участник оперативных комбинаций и игр). Выяснилось, что резидентуры были разбросаны по городу, бездействовали из-за плотного контрразведывательного режима оккупантов, потеряли тайники и склады, не имея средств к существованию. Погиб в гестапо вместе с двумя подчиненными наиболее опытный резидент «Покровский» (Николай Студентский, 1895 г. рождения), бывший военный инженер царской и колчаковской армии, с 1931 г. работавший по контрразведывательному делу «Академия» против попыток белой эмиграции (РОВС) создать в СССР террористическое подполье, совершал ходки в Румынию от имени «антисоветской организации»[173].

В целом, констатировал В. Сергиенко, положение с резидентурами «безотрадное». Они «ни в какой мере не оправдали возложенных на них задач», к освобождению Харькова «не обеспечили возможности вскрытия агентуры разведывательных органов противника несомненно оставленного там националистического подполья». Резидентуры формировали «наспех», «по шаблонам», без проверки преданности агентов, без индивидуального подхода, в результате чего агентура оказалась «неспособной глубоко проникать в разведывательные органы противника, антисоветские “политические группы” коллаборационистов».

Как серьезный просчет расценивалось непонимание важности создания агентурно-оперативных позиций непосредственно в националистическом движении, откуда уже рекрутировались кадры для органов оккупационной администрации. Было совершенно ясно, указывал Сергиенко, что в условиях войны «украинские националистические элементы являются основной силой, которая будет всемерно способствовать оккупантам и поставлять кадры для их учреждений», целесообразно было бы продвигать вызывающих у националистов доверие своих людей в «группу Доленко», что не было учтено при формировании резидентур[174].

На основании доклада В. Сергиенко С. Карин 9 апреля 1943 г. подготовил в Старобельске развернутую записку об опыте работы резидентур Харькова для НКГБ УССР[175]. Одной из основных стала рекомендация провести вербовки националистов в Киеве, Ровно, Львове. Общественные настроения меняются, писал ветеран «тайного фронта». Сказываются победы Красной армии, «колониальная политика» врага, то, что немцы нередко бросают при отступлении своих пособников, и те могут охотно пойти на вербовку чекистами в целях личного спасения.

Действительно, невозможно понять сотрудничество с оккупантами части клира и радикальной части национальной интеллигенции без учета их реальных настроений, во многом определяемых как репрессивным характером отношений к духовенству и социально априори неблагонадежным «бывшим людям», так и несовместимостью национального радикализма с советской моделью национально-федеративных отношений. Однако большая часть носителей обоснованных обид и разногласий с властью оказалась выше этих чувств и сплотилась вокруг государства в годину войны, что особенно ярко проявилось в патриотической позиции понесшей страшный физический урон Православной церкви.

Екатерина Миньковская – «Евгения» (публикуется впервые)

О понятном негативизме, неприятии советской власти частью националистически настроенной интеллигенции, ее готовности пойти на сотрудничество с любым внешним противником во имя «свержения большевизма» дают наглядное представление сообщения секретного сотрудника ОГПУ – НКВД с 1927 г. «Евгении» – Екатерины Миньковской[176]. Она имела возможность доверительно общаться с представителями «сливок» украинской творческой интеллигенции, включая активных участников государственного строительства и национального возрождения 1917–1920 гг. в Украине[177].

Поскольку «Евгению» иначе, как «суперагентом», не назовешь, приведем некоторые значащие факты из истории ее негласного сотрудничества с советской спецслужбой. Екатерина Евгеньевна Гончарова (по мужу – Миньковская) появилась на свет 27 октября 1902 г. в Харьковской губернии, откуда ее отец (руководящий сотрудник сахарных заводов) переехал на территорию нынешней Черкасской области. Как указывала сама агентесса в автобиографии, с 10 лет проживала в Киеве, училась в известной Ольгинской женской гимназии. В то время в Киеве среди национально сознательных гимназистов-украинцев образовалась неформальная организация «среднешкольников», составивших контингент учащихся двух украинских гимназий (Владимира Дурдуковского и гимназии имени Кирилло-Мефодиевского братства).

После распада Российской империи, с 1918 г., Екатерина продолжила обучение во 2-й украинской гимназии, где, по ее словам, витал дух Центральной рады, Директории, а старшеклассники сбегали добровольцами в армию Петлюры. Подбор учительских кадров также впечатляет – Александр Грушевский (брат председателя Центральной рады), Осип Гермайзе, Григорий Холодный, Николай Зеров и другие видные украинские гуманитарии и деятели искусств. Безусловно, она была способной ученицей – оперработники, кураторы из НКВД неизменно отмечали у нее прекрасное знание истории Украины, совершенное владение украинским и русским языками, она легко переводила стихи, оперы, сама имела поэтический дар (уже в 1931 г. закончила литературный факультет Киевского института профобразования – университета). Там же Катя Гончаренко подружилась с Клеопатрой Тимошенко, племянницей архиепископа-самосвята УАПЦ Георгия Жевченко. Под их влиянием она вступила в Фастове вместе с подругой в повстанческое антисоветское формирование атамана Юлиана Мордалевича[178].