Николай Лузан - СМЕРШ. Один в поле воин Страница 26

В тот же день Петр, демонстрируя служебное рвение, отказался от увольнения и сразу приступил к работе. Она у Самутина находилась на самом высоком уровне. Души предателей с «аптекарской точностью» были разложены по разным сейфам и полкам. Картотека на особо мерзких негодяев хранилась в отдельной ячейке, к которой имели доступ, помимо Самутина, Гопф-Гойер, Райхдихт и Рудель. За четыре дня Петр досконально изучил эту тайную бухгалтерию, но доступа к особому архиву абвергруппы так и не получил. Но и то, чем он уже располагал: подлинные и вымышленные имена и фамилии рядовых агентов абвера, их задания и места заброски, представляло несомненный интерес для советской контрразведки. Надеясь, что рано или поздно от нее придет связник, Петр стал накапливать эти сведения и складывать в тайник.

Шло время, а на связь с ним никто не выходил. Рязанцев и Макеев были мертвы, а те из работников Особого отдела, которые выжили и имели отношение к операции «ЗЮД», полагали, что зафронтовой агент Гальченко давно погиб. Петр остался один на один с врагом. Его надежде, что рядом появится надежный помощник, не суждено было сбыться.

Знойное лето сорок второго года обернулось чудовищной катастрофой для советских войск на Южном и Юго-Западном фронтах. Отчаянные попытки Ставки Верховного Главнокомандования спасти положение не дали результата. В донских степях части Красной армии, оставшись без надежного воздушного прикрытия, становились легкой добычей для фашистской авиации. На земле бронетанковые и моторизованные части вермахта, как в мельничных жерновах, «перемалывали» истрепанных в непрерывных боях остатки 51-й и 64-й армий.

Фронт все дальше откатывался на восток к Сталинграду. Вслед за ним продвигались разведывательно-диверсионные подразделения абвера. Новым местом дислокации абвергруппы 102 стал Ростов-на-Дону. Там на улице Первая Баррикадная разместился ее штаб. Несколько дней ушло на обустройство а затем школа шпионов заработала на полную мощь. Чуть ли не каждую неделю группы агентов забрасывались в тыл советских войск, чтобы шпионить, взрывать мосты и из-за угла убивать командиров.

Сведения, собранные на них Петром, лежали мертвым грузом. И тогда он решил действовать на свой страх и риск: стал вносить в документы прикрытия агентов искажения, которые бы позволили советским контрразведчикам облегчить их поиск. Продолжалось это недолго. Время подходило к обеду, когда в его кабинет ворвался Самутин. Опалив Петра злобным взглядом, он прошипел:

— Ты на кого работаешь?

— Алексеич, ты че? — Петр пытался понять, откуда дует ветер.

— А ниче! Ты что творишь?! — наливался тот злобой.

— О чем ты?

— Будто не знаешь!

— Не знаю.

— Он не знает! А это что? — и, брызжа слюной, Самутин потряс красноармейскими книжками.

Петр похолодел — его уловка с документами агентов выплыла наружу. Это был провал! Он лихорадочно пытался вспомнить, сколько всего меченых бланков могло остаться в картотеке.

«Семь? Четыре? Скорее четыре. Три на руках у агентов из группы Васильченко. Их не проверить — группа должна уже перейти линию фронта. А если нет, то тогда… Че гадать, главное — отбрехаться. Но как? Валить на усталость? Погоди с ней! Так что же делать? Что? Только не молчать!»

— Алексеич, ты че, с бодуна? Так у меня нечем опохмелиться, — перешел в атаку Петр.

— Я тебе покажу с бодуна! Сволочь! — сорвался тот на визг и швырнул четыре красноармейские книжки на стол.

— Перестань орать и скажи толком… — Петр продолжал делать вид, что ничего не понимает.

— Это что такое?! Что-о-о? Я тебя спрашиваю?! — корявый палец Самутина тыкал во вторую страницу книжки красноармейца.

Искажения, которые мог обнаружить только опытный взгляд и которые должны были сказать советским контрразведчиками, что перед ними не красноармеец, а затаившийся враг, не прошли мимо внимания Самутина. Было ли это случайностью или прожженный шпион, несмотря на расположение гитлеровцев к старшему инструктору Петренко, продолжал следить за ним, теперь это уже не имело значения. Гопф-Гойер не церемонился с теми, в отношении кого возникали малейшие подозрения, — их отправляли в гестапо или концлагерь.

Петр лихорадочно соображал, как выпутаться из сложившейся ситуации и заставить замолчать Самутина, но ничего другого, как переложить на него вину, не находил и бросил ему в лицо:

— Сам виноват! Не на того напал! Я за тебя отдуваться не буду!

— Я-я-я… — Самутин потерял дар.

— Ну не я же.

— Т-ы-ы… Су-у-ука! Да я тебя…

— Сам такой! Я делал, как в образце! — стоял на своем Петр.

— Чего-о-о?! А ты, гад, стрелку на меня переводить? Не выйдет! — и, хлопнув дверью, Самутин выскочил в коридор.

В голове Петра вихрем пронеслись мысли: «Это конец! Бежать пока не поздно! Бежать!» Подчиняясь инстинкту, он ринулся к выходу, скатился по лестнице на первый этаж. Громкие голоса и суета у комнаты дежурного по штабу заставили его замереть: «Засада! Самутин — сволочь! Уже сдал!»

Взгляд Петра заметался по сторонам. Безликими табличками смотрели на него двери кабинетов. «Сортир! А там, через окно!» — осенило его. Развернувшись, он сменил походку и проковылял в конец коридора. Удача пока сопутствовала ему — в туалете шел ремонт, и с окон сняли решетки. Петр распахнул створку, выглянул во двор и отпрянул назад. Комендантский взвод, поднятый по тревоге, блокировал все выходы. Ловушка захлопнулась.

«Сволочи! Живым не дамся! — рука Петра опустилась на пистолет. Холод металла придал уверенности. — Стоп, Петя, не паниковать! Думай! Думай!» — пытался он собраться с мыслями.

В это время из коридора донеслись топот ног и громкие голоса. Один из них принадлежал Райхдихту. Секундное раздумье, и Петр метнулся в кабинку. В его распоряжении оставалось нескольких минут.

«Где спрятаться? Куда бежать? Бежать? Побежал — значит, признал! Спокойно, Петя! Спокойно! — успокаивал себя он и искал выход из положения. — Что у них против тебя? Подозрения Самутина и четыре бланка книжки красноармейца с пометками. Подозрения? Они и есть подозрения. А бланки? М-да-а-а, от них не отмахнешься! Но это не факт, что шпион. Мало ли что вообразил Самутин. Ты все делал по его указке и его образцам. Стоять на том, а там будь, что будет! — решил Петр пойти навстречу опасности.

На выходе из туалета он лицом к лицу столкнулся с Райхдихтом. За его спиной маячили Самутин и автоматчик из комендантского взвода.

— Петренко, стоять! — приказал Райхдихт.

— Стою! А в чем дело! — сохраняя спокойствие, ответил Петр.

— Что тут делаешь?

— Я?

— Отвечать, когда спрашивают! — рявкнул Райхдихт и угрожающе надвинулся на него.

Петр кивнул на дверь туалета, затем на Самутина и с усмешкой произнес:

— После того что Алексеич с бодуна наплел, не только на очко, а и в…

Но договорить не успел. Самутин дернулся, как от удара электрическим током и, сорвался на визг:

— Сволочь! Этот номер у тебя не пройдет! Я… Я…

— Сам обосрался и на меня валишь! Не выйдет! — обрушился на него Петр.

Выдержка окончательно изменила Самутину, с истошными воплями он ринулся к Петру.

Райхдихт прижал его своей лапищей к стене и заорал:

— Стоять! Молчать!

— Я что, он ахинею несет, а мне… — пытался защититься Петр.

— Молчать! Ты арестован, — объявил Райхдихт и приказал автоматчику: — В карцер его!

Под истеричные выкрики Самутина Петра вывели из штаба. Сопровождаемый недоуменными взглядами инструкторов он шел к гауптвахте. У входа поджидал комендант, затолкав Петра в тесный предбанник, сноровисто обшарил его с головы до ног, а затем, погромыхивая связкой ключей, повел к лестнице, ведущей в подвал. В нем находились камеры для особо важных пленных и проштрафившихся агентов. По щербатым ступеням они спустились вниз и остановились перед камерой. Комендант, недолго повозившись с замком, сдвинул засов и, распахнув дверь, приказал:

— В камеру!

Петр перешагнул порог. За спиной пронзительно скрипнула дверь, и он оказался в каменном мешке.

Часть вторая

И один в поле воин

Глава седьмая

Очередная проверка

Штаб абвергруппы 102 напоминал растревоженное осиное гнездо. Кабинеты и учебные классы гудели от слухов о поимке шпиона большевиков. В группе только и было разговоров, что об аресте Петренко. Русские инструкторы из последнего набора, собравшись в курилках, злорадствовали, что скороспелый любимчик шефа быстро спекся, а его «папику» — Самутину-«Замутину», греющему задницу в теплом кабинете, наконец, начистят харю. Более опытные инструкторы, с оглядкой по сторонам, шушукались по углам и строили предположения о том, чем лично им грозит разоблачение Петренко.

Он был не первым шпионом — предыдущего в назидание другим расстреляли перед строем. На том та шпионская история не закончилась — группу еще неделю лихорадило. Райхдихт, прикрывая свою задницу перед начальством, рыл рогом землю, выискивая затаившихся врагов рейха, и нашел: еще три инструктора исчезли бесследно. По одним слухам, они закончили жизнь в подвалах гестапо, а по другим — в лагере для военнопленных. Чем нынешнее разоблачение шпиона грозило не только рядовым инструкторам, а и самому Гопф-Гойеру, никто не брался предугадать. Ситуация с Петренко складывалась более чем скандальная. Он был далеко не рядовым инструктором и располагал подробными сведениями об агентах, заброшенных в тыл большевиков.