Сергей Куличкин - На фронтах Первой мировой Страница 28

За десять дней до начала турецкого наступления Кавказскую армию посетил государь император. Историки потом долго будут иронизировать по поводу пребывания его на передовых позициях. Не вижу в этом ничего смешного. Конечно, царь не ходил в штыковую атаку, даже не пострелял из орудия, но почти всегда он обходил передовую на глазах турецких аскеров, и этого, на мой взгляд, достаточно для укрепления духа войск. Дух укрепился, что и докажут в полной мере последующие события.

22 декабря 10-й турецкий корпус всей силой обрушился на Ольтинский отряд. Как мы помним, всего-то стрелковую бригаду с бригадной артиллерией. Трое суток бойцы генерала Истомина держали позицию, но, в конце концов, не устояли, потеряв около 500 человек и 2 орудия. Разъяренная неожиданным сопротивлением турецкая пехота рванула прямо на Сарыкамыш. С другого фланга успешно продвигался вперед 9-й турецкий корпус. 25 декабря на фронт прибывает генерал Мышлаевский с начальником штаба Юденичем. Мышлаевский принимает на себя командование всей Кавказской армией, Юденич принимает 2-й Туркестанский корпус. И вовремя! Именно Юденич со своими бригадами встал на пути рвущихся в Сарыкамыш турецких аскеров. 2 бригады да горстка разрозненных бойцов в самом Сарыкамыше против 6 турецких дивизий. Какие тут могут быть шансы у обороняющихся? Никаких. Отчаянные, переходящие в рукопашную схватку, бои шли вокруг Сарыкамыша и в самом городе. Его падение и успех турецких Канн казались неизбежными. Вот что пишет А. Керсновский: «12 декабря (старый стиль. – С.К) в Сарыкамыше случайно оказалось несколько взводов, выделенных для сформирования 23-го Туркестанского пехотного полка, 2 горные пушки, 100 только что прибывших из Тифлиского училища молодых подпоручиков и несколько случайных команд. В командование этим сборным отрядом вступил случайно проезжавший полковник Букретов (впоследствии кубанский атаман) и спас Сарыкамыш. 13 декабря подоспели кабардинцы и начали подходить отдельные батальоны пластунов и туркестанских стрелков, вступивших в жаркий бой со всем 10-м турецким корпусом. 14 декабря к нам подошли елисаветпольцы и дербентцы, а к туркам – 9-й корпус. Энвер заявил: “Если русские отступят, они погибли!” У нас сражались 15 батальонов против 51 турецких». Поразительно! Николай Андрианович Букретов, приписной казак Кубанского казачьего войска, в мировую войну дослужится до генерал-майора, начальника 2-й Кубанской пластунской бригады. За Сарыкамыш получит Георгиевский крест, а в революцию не найдет общего языка ни с белыми, ни с красными. В 1918 году он, командующий кубанскими войсками, откажется принять участие в Ледяном походе. По приходе Деникина будет арестован генералом Покровским и, связав в конце концов свою судьбу с Кубанской радой, станет Войсковым атаманом Кубанских войск. С кубанскими казаками он откажется уходить в Крым к Врангелю. С ними же эмигрирует сначала в Грузию, потом в Константинополь. Где и когда он умер, до сих пор неизвестно!!!

Другим несомненным героем Сарыкамыша является генерал Юденич. В самый критический для крепости момент его начальник генерал Мышлаевский пал духом. Считая 2-й Туркестанский корпус Юденича все равно погибшим, он отдает приказ об общем отступлении, причем не только от Сарыкамыша, но и войскам в Алашкерской долине и Азербайджанскому корпусу в Персии, войскам вообще даже не атакованным. Сам Мышлаевский, бросив войска Кавказской армии на произвол судьбы, умчался в Тифлис. Совсем по-другому оценивал обстановку Юденич. Он понимал, что взятие или удержание Сарыкамыша и для турок, и для нас стало вопросом жизни и смерти. Отступление той или иной стороны по диким заснеженным горам равносильно гибели. Но понимал и то, что его войска способны не только выстоять, но и контратаковать, а значит, уничтожить противника. А такое предвидение сродни гениальности. «Нам мало отбросить турок от Сарыкамыша, – передает он по радио 31 декабря генералу Берхману, ведущему упорный бой с 11-м турецким корпусом под Караурганом. – Мы можем и должны их совершенно уничтожить. Настоящим случаем должно воспользоваться, другой раз он не повторится». К этому времени ворвавшиеся в город турки были оттуда выбиты, и войска Юденича стремительно контратаковали. Уже 1 января восстановилась связь с Тифлисом, а 2 января перехвачены пути отступления 9-го турецкого корпуса. Дадим слово участнику боев генералу Масловскому: «К 19 декабря (старый стиль. – С.К.) в наших руках уже было 40 офицеров, 5000 аскеров пленными и 6 орудий. В сокрушительных контратаках 20–23 декабря нами взято 11 орудий. Турки оказывали упорное сопротивление. Полузамерзшие, с черными отмороженными ногами, они тем не менее принимали наш удар в штыки и выпускали последнюю пулю, когда наши части врывались в окопы». 3 января, бросив на произвол судьбы гибнущие 9-й и 10-й корпуса, Энвер-паша примчался под Караурган, где 11-й корпус пытался сломить сопротивление войск генерала Берхмана, лично водил аскеров в атаку, но все безрезультатно. Практически весь 11-й турецкий корпус был расстрелян ружейно-пулеметным огнем или переколот штыками. Кстати, именно в этих боях наша 39-я пехотная дивизия получила название «железной». На Юго-Западном фронте железная дивизия Деникина, в Кавказской армии своя «железная» дивизия. Историк А. Керсновский пишет: «Атакуя в снегу по брюхо коней, 1-й Уманский полк Кубанского войска взял 21 декабря (старый стиль. – С.К.) 8 пушек. Преследуя бежавших турок, 14-я рота 154-го пехотного Дербентского полка капитана Вашакидзе захватила блестящей атакой в штыки 8 стрелявших орудий, взяв в плен командира 9-го турецкого корпуса Исхана-пашу с его штабом, начальников 17-й, 28-й и 29-й дивизий с их штабами, 107 офицеров и 2000 аскеров. Окруженный неприятелем, капитан Вашакидзе, имевший при себе едва 40 солдат, не растерялся. Он выдал себя за парламентера и так сумел запутать турок (сказав, что за лесом у нас три полка), что те после короткого колебания положили оружие. Храбрый и любимый войсками Исхан-паша – турецкий Корнилов – бежал из русского плена в 1916 году через Афганистан и Персию и с отличием сражался вторую половину войны против англичан». Подвиг же Вашакидзе живо напоминает подвиг героя первой севастопольской обороны генерала Хрулева, который в молодости в 1848 году также пленил венгерские войска Гергия. Между тем события развивались более чем стремительно.

4 января войска Юденича перешли в контратаку против растерянных частей 9-го и 10-го турецких корпусов, и уже через сутки 9-й корпус практически прекратил существование. Остатки же 10-го корпуса не просто отступили, а бежали в горы, где попали под удар Ольгинского отряда и 6 января были разгромлены под Ардаганом. А. Керсновский пишет: «Бой под Ардаганом был крещением только что сформированной 3-й Кавказской стрелковой дивизии, полки которой поддержали старую славу кавказских гренадер. Князь Цулукидзе с 10-м Кавказским стрелковым полком захватил начальника 30-й турецкой дивизии со штабом, было взято 4 орудия. Только что подошедшая из семиреченских степей Сибирская казачья бригада генерала Калитина стремительно атаковала в конном строю по оледенелым кручам и захватила 2 пушки, а 1-й Сибирский казака Ермака Тимофеевича полк взял знамя 8-го турецкого Константинопольского». 7 января генерал Юденич высочайшим повелением становится во главе Кавказской армии и отдает приказ добить зажатый под Караурганом на Зевинской позиции 11-й турецкий корпус. Для этого нашим войскам пришлось около недели пробиваться в обход турецких позиций по снегам выше человеческого роста. «Этот подвиг совершен стрелками 18-го Туркестанского полка полковника Довгирта. За пять суток они прошли 15 верст в снегу выше человеческого роста в 20-градусную стужу и не получая горячего. Под Караурганом захвачен начальник 34-й турецкой дивизии со штабом», – отмечает летописец кавказских сражений. К 20 января Юденич продвинулся на 40 верст вглубь турецкой территории и остановил преследование. По большому счету преследовать было некого. От турецкой армии мало чего осталось. Историк А. Керсновский назвал Сарыкамышское сражение самым упорным делом, «что за два с половиной столетия и одиннадцать войн русские имели с турками». Наверно, можно с ним согласиться. Турки потеряли из 90 тысяч бойцов до 70 тысяч, в том числе 15 тысяч пленными и всю артиллерию, русские – 20 тысяч. Очень много оказалось обмороженных. Только у нас их насчитывалось 6 тысяч человек. Турок не считали. В результате Сарыкамышской победы Турция оказалась в тяжелейшем положении и вынуждена была начать переброску новых и новых сил на Кавказский фронт, который стал и останется до конца войны самым угрожающим для Османской империи.

Так закончился 1914 год для русской армии. Закончился, несмотря на чувствительное поражение в Восточной Пруссии, вообще-то с положительным результатом. На северозападном и западном направлениях мы, как говорится, «остались при своих». На юге же заняли всю Галицию, вышли на Карпатские перевалы и окончательно подорвали боевую мощь австрийской армии, как и турецкой на Кавказском фронте. Россия, как и остальные страны Антанты, заканчивала год с положительным балансом и теми же проблемами, что и у союзников и у противника – огромная убыль личного состава кадровых войск, огромная нехватка вооружений, боеприпасов, других видов обеспечения боевых действий и довольствия. Мы тоже встали перед необходимостью сосредотачивать все резервы всей страны. В отличие от Западного фронта на Восточном фронте все-таки не полностью закончился период маневренной войны. Линия фронта на Востоке еще не приняла вид непреодолимого рубежа траншей, укреплений, основных и запасных позиций, как это сформировалось во Франции. Хотя войска все более и более зарывались в землю. Так же, как и на Западе, начало меняться отношение к самой войне солдат, офицеров, генералов. Романтизм первых месяцев улетучился вместе с едким дымом сгоревшего пороха непрерывных артобстрелов, чудовищными, зачастую непонятными потерями. Война стала тяжелой, нудной работой, на которой убивают. Дадим слово уже упоминаемой нами Софье Федорченко, точнее бойцам, чьи высказывания она записывала: «Что здесь плохо – много из нашего брата, нижнего чина, сон теряют. Только глаза заведешь, ровно лавку из-под тебя выдернут, летишь куда-то. Так в ночь-то раз десять кричишь да прокидываешься. Разве ж такой сон в отдых? – мука одна. Это от войны поделалось, с испугов разных…» «Он в глаза не глядит, а так неспешно идет. Вижу – сейчас будет меня насмерть убивать. И что делать-то? Коли не он меня, так и у меня ружье на взводе. Тут уж кто кого. Я и выстрелил. Он еще шагов сколь-то на меня – ив землю». «А тут сразу нас под ихние пулеметы угораздило. Совсем не похоже, как я-то боялся… Страху нет, отчаянности столько, просто до греха… Как вышел, так бы сквозь землю провалился… И туды голову, и сюды голову, хоть в жопу засунь голову, а не уйти… Как лежишь до атаки, так все думаешь, как бы убегти… А вышел – орать до того нужно, кишки сорвешь… Ну уж тут пусть немец не подвертывается… Семь смертей ему наделаю, а взять не позволю… Вот тебе и убег… Все другое». Начались и первые трения с офицерским составом: «У нас офицер – ни тебе учен, ни тебе умен, а словно индюк выхаживает. Зато до дела – ни пальчиком. Ждем, как его бой испытает. А думать надо – не быть клушке соколом». Поразительные откровения!