Олег Айрапетов - Участие Российской империи в Первой мировой войне (1914–1917). 1914 год. Начало Страница 3

В марте 1909 г. под угрозой германского ультиматума Россия вынуждена была согласиться с аннексией. Вслед за ней это сделала и Сербия. По меткому выражению У. Черчилля, А. Эренталь, втянув в кризис Германию, использовал паровой молот, чтобы расколоть орех, и, что было гораздо хуже, «втянул Россию в публичное унижение», которое никто не собирался прощать16. Уходя в отставку в июне 1909 г. Б. фон Бюлов, по его собственному признанию, предостерегал кайзера и своего преемника Т. фон Бетман-Гольвега не повторять боснийской акции17. Между тем она не только легла тяжким бременем на русско-германо-австрийские отношения, но и на общую обстановку на Балканах. Первая и Вторая Балканские войны не решили ни одной из проблем полуострова, создав новые: Греция, Сербия и Болгария не смогли разделить Македонию, в тыл болгарам ударили румыны и прочее.

Политика уступок и компромиссов лишь ухудшила положение России и спровоцировала рост аппетитов среди политиков германо-австрийского блока. Именно после боснийского кризиса в Большом Генеральном штабе пришли к мысли о возможности коалиционной войны Германии против Франции, России и, вероятно, Англии18. Слабость провоцирует агрессию европейцев не в меньшей степени, чем азиатов. Сила доказательна по своей природе, и вдохновившись этим принципом, Германия и Австро-Венгрия организовали в 1914 г. провокацию против Сербии – несчастной страны, трижды ставшей жертвой агрессии западного мира в XX в. (Австро-Венгрия и кайзеровская Германия, гитлеровская Германия и фашистская Италия, США и НАТО). Один из организаторов и вдохновителей этой провокации – эрцгерцог Франц-Фердинанд стал заложником собственных планов. Его убийство запустило механизм германо-австрийского союза, вся сила которого была приведена в действие для повторения сценария 1908–1909 гг., но на этот раз в гораздо большем масштабе.

К войне так долго готовились, о ней так долго говорили, что, похоже, с ней смирились, как с неизбежным злом, которое обязательно придет, но все же, наверное, не завтра. Масштабные события, которых долго ждут, имеют свойство приходить неожиданно. «Первая мировая война разразилась внезапно, – вспоминал И. Г Эренбург, бывший в то время политическим эмигрантом во Франции, – затряслась земля под ногами… Все готовилось давно, но где-то в стороне, а разразилось внезапно»19. Отдыхавший в Баден-вейлере (южный Баден) вместе с женой депутат IV Думы С. И. Шидловский вспоминал о первой реакции местного общества на сараевское убийство: «Сначала не только нам, но и местным немцам в голову не приходило, что дело может дойти до войны, да еще такого мирового значения; однако местные жители, с которыми мне приходилось рассуждать еще ранее о германском милитаризме и которые вообще, как все южные немцы, были далеко не поклонники немецкого «пруссачества», говорили мне, что война должна быть непременно, так как напряжение германского милитаризма дошло до такой степени, что без своего рода отдушины дело продолжаться не может»20.

Так, долгожданно и неожиданно, началась Первая мировая война, после которой неузнаваемо изменилась политическая карта Европы. Уходившие на фронт в августе 1914 г. мечтали о радостной и веселой войне, полной романтических подвигов и приключений, которая завершится прочным и справедливым миром. Война виделась сокрушительной и короткой, солдатам обещали, что они вернутся к своим домам уже к Рождеству. На деле сбылись лишь ожидания сокрушительных последствий. Военные потери были чудовищными: погибли около 9,5 млн солдат, матросов и офицеров, около 20 млн получили ранения разной степени тяжести. Русские потери составили 1,8 млн убитых и умерших21.

По разным подсчетам, около 5 млн гражданских лиц погибли в результате военных действий, перемещений и разного рода жестокости оккупационных режимов. Геноцид армян и ассирийцев в Оттоманской империи и Персии, проведенный младотурками, массовое уничтожение сербов и русин, организованное властями Австро-Венгрии, депортация еврейского и немецкого населения Прибалтики из прифронтовой полосы в глубь империи, реализованная по приказу Верховного главнокомандующего великого князя Николая Николаевича (младшего), миллионы беженцев, уходивших в 1915 г. вслед за русскими войсками добровольно и принудительно – все это было так не похоже на романтические предания рыцарской войны. Оставим в стороне вопрос, насколько образ «красивой» войны XIX в. соответствовал действительности. То, что произошло, было несравнимо ни с чем, предшествующим 1914 г.

Веселой и радостной война не была, короткой – тоже. Начавшись 28 июля 1914 г. с нападения Австро-Венгрии на Сербию, она закончилась 11 ноября 1918 г. Формально хронологические рамки Первой мировой для Российской империи были более узкими – с 1 августа 1914 г., когда Германия объявила ей войну, по 2 (15) марта 1917 г., когда была свергнута монархия. И хотя Россия участвовала в войне еще год, вплоть до заключения Брестского мира, на самом деле это была уже агония старой страны, старой армии, старых устоев, старой жизни.

В марте 1917 г. началась история «короткого XX века» России. Его начало и конец очевидны: это две сокрушительные для судеб многих народов исторической России катастрофы – Февральская революция 1917 г., определившая скольжение в Октябрь и Гражданскую войну, и падение СССР, которое состоялось в августе 1991 г., а в декабре было уже юридически оформлено. «Короткий век» естественным образом находится под сильнейшим влиянием событий, открывающих это столетие – Февральской и Октябрьской революций, которые непосредственно связаны с Первой мировой войной. Уже этого достаточно для утверждения: важность периода 1914–1917 гг. для понимания истории России XX в. не поддается переоценке. Думаю, Карел Крамарж, искренний друг России, был абсолютно прав, когда утверждал: «Было бы страшным преступлением для России, если бы на русской катастрофе поучались все, кроме самих русских»22.

Безусловно, одной из причин падения империи стало отсутствие консолидации ее правящих кругов. Верхи императорской России явно оказались не на высоте задач, которые ставило перед государством время. Не стала исключением из этого правила и военная элита. Получив в 1914 г. в руки не идеальный, но без сомнения один из лучших военных механизмов, которыми владела Россия за предшествующие 50 лет, имея в первые месяцы войны полную моральную поддержку тыла, высший генералитет вступил в бой, разрываемый межличностными конфликтами, отягощенный компромиссами, не сгладившими ни одно из противоречий. Верховный главнокомандующий и военный министр открыто враждовали, Генеральный штаб не сумел выбрать направление главного удара для собственной армии. В разработанные планы действий вводились многочисленные изменения.

Столкновение импровизации с организацией всегда кончается плачевно для первой. Справедливость этого утверждения проявилась уже в первый месяц войны, прежде всего в Восточной Пруссии. Поражение армии А. В. Самсонова стало первым и опасным признаком слабости военного руководства России. Британский консул в Москве Брюс Локкарт справедливо отмечал: «Танненберг на самом деле был прелюдией к русской революции. Это было письмо надежды к Ленину»23. Ничего еще не было потеряно, общество поначалу не воспринимало случившееся как непоправимую катастрофу, да и знало оно о поражении немного. Но для устойчивой веры в победу и возможности вождей воюющей армии нужны успехи, а в 1914 г. на германском фронте они были редким явлением.

Впрочем, способности и возможности противника опасно не только преуменьшать, но и преувеличивать. «Армию Наполеона считали непобедимой, но она была разбита попеременно русскими, английскими, немецкими войсками. Немецкую армию Вильгельма в период Первой империалистической войны тоже считали непобедимой армией, но она несколько раз терпела поражение от русских и англо-французских войск и, наконец, была разбита англо-французскими войсками»24. Свой немалый вклад в эту победу внес русский фронт Первой мировой войны. Немцам не удалось реализовать план молниеносной войны, переброска подкреплений в Восточную Пруссию в первые дни сорвала взятие Парижа. В стратегии Германии это сводило на нет достигнутые ею тактические победы.

Вплоть до конца 1916 г. германская армия несла больше потерь убитыми и пленными на Восточном фронте, чем на Западном25. А ведь России еще приходилось сражаться с Австро-Венгрией и Турцией. Как отмечал один из лучших историков русской армии А. А. Керсновский: «В минувшую Великую войну Россия одна (выделено автором. – А. О.) приняла на себя удар половины сил вражеской коалиции. Другую половину поделили между собою Франция, Великобритания, Италия и Соединенные Штаты, страны, гораздо лучше снабженные боевой техникой. Боевое напряжение каждой русской дивизии было в несколько раз выше такового же любой союзной дивизии»26.