Олег Царев - КГБ в Англии Страница 31

Психологический портрет КУПЕРА Быстролетов завершал описанием его слабых сторон, к которым относил «способность чрезмерно увлекаться, побуждающую его порой сначала действовать, а только потом думать», и то, что он «абсолютно не способен играть роль реакционера». «В личной жизни КУПЕР, — писал Быстролетов, — типичный представитель богемы, безалаберный, неряшливый, недисциплинированный. — Характеризуя КУПЕРА как человека недостаточно волевого, но в то же время доброго, сердечного, мягкого и сентиментального, Быстролетов резюмировал: — Он идеальный наводчик, очень неплохой вербовщик, но и только. Давить на человека, зажать его в тиски, сломить, шантажировать, грозиться убить он не в состоянии».

В профессионально-психологическом портрете КУПЕРА столько же КУПЕРА, сколько и Быстролетова — его отношение к разведке и его требования к людям, работающим в ней. Написанные Быстролетовым воспоминания о 16 годах лагерной жизни (с 1938-го по 1954-й) не оставляют сомнений, что и сам он был человеком добрым, мягким и даже чувствительным. Эти качества были запрятаны у него глубоко внутри, но они были, иначе он не смог бы написать так, как написал. Но вместе с тем он обладал огромной силой воли, действуя порой жестоко, прежде всего по отношению к самому себе — иначе он не выжил бы в одиночной камере, иначе не смог бы совершить насилие Над своей натурой. Иначе он не смог бы психологически прижать к стене крупного французского разведчика ЖОЗЕФА; не смог бы не только психологически, но и физически обезоружить торговца шифрами РОССИ. Это феномен доброго человека в жестоком мире.

«КУПЕР уже 10-го п[рошлого] м[есяца] был на месте, — докладывал КИН (Базаров) в Центр 31 октября 1932 года. — Первые 8 дней он жил в Бо-Риваж, я считал, что таким образом ему лучше всего удастся установить контакт с БОЕМ». Но, как оказалось, БОЙ «там не бывает и его там никто не знает». Тогда КУПЕР выяснил, где живет БОЙ, и поселился в квартире этажом выше квартиры БОЯ. И начал посещать пивную, где, как было известно, часто бывали англичане.

Через несколько месяцев КУПЕР завязал ряд знакомств с англичанами, и КИН в письме от 12 марта 1933 года уже мог сообщить в Москву о заметном прогрессе:

«Когда он приходит в их компанию, все подсаживаются к нему, начинают пить, ждут анекдотов, зарисовок и пр. Слывет «хорошим малым», и, учитывая, что англичане герметически себя закупоривают вне Англии, надо считать, что в их кругах он пока вне подозрений. Сейчас его удельный вес в глазах тамошнего общества возрастает в связи с тем, что ему заказала портреты некая англичанка, особа весьма важная, и никому до сих пор не позволявшая писать с себя портрет. Если этот портрет получится удачным, то КУПЕР обретет вполне прочное, так необходимое для нашей работы положение.

Не исключаем, что к концу апреля сбор нужных данных будет завершен и мы выйдем с конкретными предложениями по поводу одной-двух вербовок.

Вероятно, в данном случае Базаров был излишне оптимистичен, но его можно понять, если принять во внимание тот факт, что КУПЕР завязал дружбу с английским вице-консулом Харви, который, как полагала советская резидетура, стоял в то время «во главе всей англоработы», а во время войны был «руководителем шифротдела в Адмиралтействе». Что имел в виду Базаров под «всей англоработой», из материалов дела не ясно, но то, что ШЕФ, как окрестили Харви в секретной переписке, был не последним лицом в Женеве, следовало из почтительного отношения к нему других англичан и его осведомленности, признаком которой послужил один эпизод, имевший место в начале мая 1933 года. ШЕФ в беседе с КУПЕРОМ упомянул о телефонном разговоре с Римом, из которого следовало, Что туда прибыл Макдональд, добавив при этом: «Представьте, свой первый визит Макдональд нанес Папе». Спохватившись, он попросил КУПЕРА никому не рассказывать об этом, им сказанном, так как «это не должно попасть в прессу и ему (КУПЕРУ) это сказано как другу-приятелю».

Однако потребовалось более года со времени прибытия КУПЕРА в Женеву, чтобы «герметически закупоренные» английские дипломаты целиком и полностью приняли его в свой круг. «Примерно в конце ноября (1933 г. — О.Ц.) его старые друзья во главе с ШЕФОМ, собравшись в клубе, заявили ему торжественно, — писал ГАНС в Центр, — что он официально признан «своим человеком».

После «официального признания» КУПЕРА ШЕФ «переменил тон снисходительного начальника на простые приятельские отношения» и ввел его в свою семью. КУПЕР был представлен жене и дочери ШЕФА на правах близкого друга, ему было доверительно сообщено, что женихом дочери является ШЕЛЛИ, с которым КУПЕР уже встречался в обществе других англичан в женевских пивных, но не придавал этому знакомству должного значения. Близость ШЕЛЛИ к ШЕФУ, однако, меняла дело. Тем более, если принять во внимание один эпизод. «Однажды КУПЕР был представлен дипкурьеру, — сообщал ГАНС о развитии событий в письме от 25 декабря 1933 года. — Присутствовали ШЕФ и ШЕЛЛИ. ШЕЛЛИ задал вопрос о количестве привезенных телеграмм и пр.; курьер смутился, показал глазами на КУПЕРА и вопросительно посмотрел на ШЕФА. Тот кивнул головой — «это свой человек», и курьер стал отвечать на вопросы ШЕЛЛИ».

Частые появления КУПЕРА в обществе ШЕФА и явно дружеские отношения между ними не могли не способствовать расширению и укреплению контактов КУПЕРА с другими англичанами. Их доверие к нему переходило всякие границы, за которыми уже совершается служебное преступление. «Однажды после ужина ТОММИ решил заехать в учреждение и посмотреть ряд важных телеграмм для ночной работы, — сообщал ГАНС в том же письме в Центр. — Он и ШЕЛЛИ потащили с собой КУПЕРА, отперли здание, вошли с КУПЕРОМ в шифровальную камеру, просмотрели телеграммы. Затем ТОММИ подошел к сейфу, стоящему в углу и имеющему два замка, отпираемые без ключей путем вращения циферблатов. ТОММИ громко отсчитал 5 для одного и 7 для другого циферблата, раскрыл сейф с бумагами и кодами и положил туда вновь полученные телеграммы. План учреждения: [приписка от руки, сделанная сотрудником Центра]».

Впрочем, поступок ТОММИ и ШЕЛЛИ немногим отличался от поведения самого ШЕФА, который незадолго до визита веселой компании в шифровальную комнату британской миссии подал пример, вполне возможно подвигнувший их на столь легкомысленное отношение к служебным делам. Обсуждая в их присутствии предстоящую поездку КУПЕРА в Лондон по его приглашению, ШЕФ сказал: «Вам будет весело! Мы прямо с вокзала идем в ФО, в комнату № 22, забираем всю банду и сразу направляемся в бар нашего клуба». Вскоре после этого ШЕФ сам привел КУПЕРА в шифровальную комнату и, указав на работавших с кодами и телеграммами ШЕЛЛИ и ТОММИ, пошутил: «Эти ребята не только пьют, но и иногда работают».

Поскольку КУПЕР добился такого доверия ШЕФА и его подчиненных, Быстролетову стало очевидно, что искать расположения БОЯ было бы равносильно избранию окольного пути к тому, что уже почти лежло на расстоянии протянутой руки. К тому же прогресс в отношениях КУПЕРА с ШЕЛЛИ естественным образом выдвигал последнего на замену АРНО. «ШЕЛЛИ окончательно сдружился с КУПЕРОМ и доверяет ему свои секреты, — писал в Центр Быстролетов. — Он пропил декабрьское жалованье, не смог выслать ничего домой и наделал долгов. Перед отъездом домой на ОСТРОВ он расплатился с большей частью долгов, но денег все же не хватило, и он выдал чеки на несуществующие счета. Дело идет о небольших суммах, но факт мошенничества налицо, и в случае скандала увольнение неминуемо. Взволнованный и испуганный ШЕЛЛИ прибежал к КУПЕРУ и рассказал ему обо всем. КУПЕР занял ему денег. ШЕЛЛИ клялся, что не забудет этой услуги».

Однако на этом дело не закончилось. ШЕЛЛИ вновь потратил все деньги и вновь пришел с протянутой рукой к КУПЕРУ. Тот предоставил ему небольшой кредит через банк с погашением через два месяца. «Взял ли ШЕЛЛИ деньги, пока неизвестно, — писал Быстролетов, — но если да, то он дал этим значительное основание для решительного разговора».

До решительного разговора было пока далеко, но всем своим поведением и образом жизни ШЕЛЛИ подтверждал то, что о нем в числе прочих своих коллег еще летом 1933 года рассказал АРНО. «Веселый, очень легкомысленный человек, абсолютно не интересующийся политикой, — цитировал слова АРНО Быстролетов в письме в Центр от 4 августа 1933 года. — Пребывает в весьма затруднительных материальных условиях — запутался в долгах — и угодил в сети профессиональных ростовщиков». ШЕДЛИ тратил деньги на пустяки, на угощение друзей, в получку раздавал долги и сразу же залезал в новые. «Известен среди сослуживцев своей глупостью, — откровенно сказал о ШЕЛЛИ АРНО. Это, однако, не мешало ему быть «хорошим специалистом, часто командируемым за границу», и, как полагал Быстролетов, ограниченность ШЕЛЛИ не помешала бы ему совершать такую несложную, по тем временам, техническую операцию, как вынос и водворение на место секретных документов Форин Офиса.