Андрей Буровский - Не Вторая мировая, а Великая гражданская! Запретная правда о войне Страница 31

Однако почему же Черчилль так яростно хотел войны? Почему не откликнулся ни на одно из предложений Гитлера о мире? Уж, конечно, не из любви к СССР. Было бы наивно считать, что Черчилль, глубоко ненавидевший коммунистическую идеологию, сразу изменил свое отношение к СССР.

У Великобритании не было повода для войны, пока Германия стремилась лишь к ограниченному пересмотру территории обитания немцев. Ну, подумаешь, континентальные туземцы хотят изменить германо-польскую границу.

Лишь постепенно стало ясно: национал-социалистическая Германия намеревается установить свой международный порядок. Этот порядок направлен против государственно-политических и идеологических основ Запада.

В Британии очень боялись, как говорил премьер-министр Чемберлен, «немецкого марша к мировому господству».[94] Боялись потому, что Британия находилась на вершине мирового могущества. Она многое могла потерять, но ничего не могла приобрести. Это очень важный психологический момент.

Но и СССР оставался союзником очень своеобразным. В речи о намерении Англии помочь СССР, произнесенной 22 июня, Черчилль не скрывал своей ненависти к коммунизму. «За последние 25 лет, — говорил он, — никто не был более последовательным противником коммунизма, чем я. Я не возьму обратно ни одного слова, которое я сказал о нем».

Черчилль говорил истинную правду и доказал это в ходе Великой Отечественной войны. На союз с СССР он смотрел как на «печальную необходимость». Черчилль последовательно осуществлял свой стратегический замысел: добиться максимального ослабления врага № 1 — Третьего рейха и истощения своего союзника военного времени — Советского Союза, чтобы после победы продиктовать свою волю и тому, и другому.

Поскольку официальное положение обязывало У. Черчилля быть более сдержанным, воззрения отца выразил его сын Рандольф Черчилль, заявивший: «Идеальным исходом войны на Востоке был бы такой, когда последний немец убил бы последнего русского и растянулся мертвым рядом».[95] Обратите внимание на термины! Не последний нацист убьет последнего коммуниста, а именно немец русского.

Близкий к Черчиллю министр авиационной промышленности полковник Мур-Брабазон полагал, что Британия больше всего заинтересована в обескровливании СССР и Третьего рейха, после чего Англия займет господствующее положение в Европе.[96]

В США похожее мнение высказал в сенате сенатор-демократ Гарри Трумэн (с 1944 г. вице-президент США, с апреля 1945 года по январь 1953-го — президент США): «Если мы увидим, что выигрывает Германия, то нам следует помогать России, а если выигрывать будет Россия, то нам следует помогать Германии, и, таким образом, пусть они убивают как можно больше, хотя мне не хочется ни при каких обстоятельствах видеть Гитлера в победителях».

Зачем же они шли со Сталиным? А потому, что Гитлера они боялись еще больше. Гитлер был опаснее, потому что оттеснял Британию с первых мест в мире. Сталин был много локальнее.

В сложившейся исторической обстановке нацистская Германия представляла смертельную угрозу для Британской империи.

Подобные же мотивы определяли политику и Соединенных Штатов в отношении Советского Союза.

Президент Рузвельт признавал, что защита «СССР… является жизненной необходимостью для защиты Соединенных Штатов».[97]

Политика «пусть они убивают друг друга как можно больше» — это не фигура речи. Не глупость, сказанная в запале не очень культурным сенатором. Это принципиальная позиция, и это важная сторона политики.

Вот факты: в июне 1942 года в англо-советском и англо-американском коммюнике содержится прямое обязательство открыть второй фронт в Европе в конце 1942 года. В реальности второй фронт открыт был 6 июня 1944 года. Полтора года жителям Европы, СССР и Третьему рейху со всеми их бесчисленными сторонниками предоставлялась возможность убивать друг друга как можно больше.

Глава 9

Война в Азии

К востоку от Суэца не действуют десять заповедей.

В России традиционно все внимание фиксировано на событиях в Европе, самое большее — еще и на Тихом океане.

Но в 1940–1942 годах не менее ожесточенные сражения развернулись и на Переднем Востоке. И смею утверждать, не менее важные для судеб мира, чем сражения под Москвой или за Сталинград.

Турция 18 июня 1941 г. (за четыре дня до нападения гитлеровцев на СССР) подписала с Германией договор «о дружбе и ненападении». Наконец, в Иране правительство Реза-шаха, ободренное успехами Германии, окончательно предоставило свободу действий наводнившим страну гитлеровским агентам.

Всю Вторую мировую войну почти все турецкие войска были сосредоточены на северо-западе Турции: турки ждали удара с территории Болгарии и Греции. С тем же успехом ждали момента для своего удара по Болгарии и Греции. Турция мобилизовала свою армию (к 1944 г. — 700 тысяч бойцов, 23 пехотных и 3 кавалерийские дивизии), но так и не приняла участия в боевых действиях во Второй мировой. При этом она была в дружбе с Британией и США. С 1942 г. ее снабжали авиационной и бронетанковой техникой, в том числе и бесплатно, по ленд-лизу.

После захвата Сирии и Ливана Турция немедленно выступила бы на стороне держав «Оси» — деваться ей было некуда, так как ей угрожали немецкие войска с севера из захваченной ими Болгарии.

Вступление Турции в войну вызвало бы крах всего южного фланга советских войск, так как вступление германотурецких войск в Закавказье заставило бы СССР вести войну на два фронта, что могло оказаться не под силу Красной Армии и привело бы ее к катастрофе, Германские войска захватили бы и Иран, а оттуда проникли в Среднюю Азию. Известно, что именно через Иран шла большая часть помощи СССР, предоставляемая союзниками по ленд-лизу.

Из Ирана и вовсе рукой подать до Индии, где по соглашению с японцами была установлена линия разграничения по 70-му меридиану.

Положение англичан в начале 1941 года стало критическим. При этом совсем недавно правящие круги Англии и Франции готовили вооруженное нападение на советские Закавказские республики.

Французский генерал Вейган в сотрудничестве с де Голлем и английским командованием еще в конце 1939 г. разрабатывал план вторжения в Закавказье. Он полагал, что «с некоторыми подкреплениями и двумя сотнями самолетов он овладел бы Кавказом и вошел бы в Россию, как «нож в масло».

В июле 1940 года, т. е. после крушения Франции, эти планы все же не были покинуты. 11 июля 1940 г. Нейл Маклин внес в правительство запрос относительно опубликованных в германской «Белой книге» сообщений о том, что «Британия готовится к нападению на бакинские нефтяные промыслы». На этот запрос последовал уклончивый ответ помощника британского министра иностранных дел Батлера, который, ссылаясь на советско-германский договор о нейтралитете, заявил: «Обязанностью Генерального штаба было выяснить, возможно ли, если возникнет в том необходимость, воспрепятствовать выкачке нефти с кавказских промыслов».

Это потом победители расскажут, как с самого начала знали, с кем собираются воевать. Пока еще ничто не решено. Нападать именно Британии и именно на СССР, может быть, неудобно тактически — долгое время не хватает бомбардировщиков с достаточно большим диапазоном действия. Может быть, это не нужно стратегически… но, во всяком случае, решительно ничто не мешает. Никакие соображения нравственного или культурного порядка.

Очень возможно, что, попробуй СССР активнее помогать Третьему рейху в воздушной войне над Британией, — и бомбы обрушились бы на нефтепромыслы Баку.

Сражения на Переднем Востоке и в Африке были скромнее по масштабам, чем на Восточном фронте. Если Сталинград унес жизни 1 млн 300 тысяч человек, то в Бирме и в Сирии воевали буквально десятки тысяч, погибли тысячи. Но войны за Передний Восток и не требовали такого количества людей. А значимость все же сравнима… Судьбы мира решались и здесь тоже.

На фоне этого побоища народы Переднего Востока начинали думать: а может, удачное участие в событиях принесет независимость? «Бесхвостые павианы», представьте себе, ее хотели. А если даже не независимость, а «только» сменить себе хозяина?

На фоне высокомерных, заносчивых англичан французы казались привлекательнее. А немцы выигрывали в сравнении и с теми, и с другими.

С XIX века Передний Восток посещало множество немецких ученых, экспертов, инженеров, коммерсантов. Они за все платили, проявляли интерес к жизни местных народов и уважение к обычаям. Даже мирный археолог Лэйярд проводил экспедиции для захвата рабочих для раскопок. В своем лагере он организовал подземную тюрьму для ослушников.[98] А Эрнеста Герцфельда уважительно называли «белый друг». Его имя в Иране до сих пор окружено почетом.