Валерий Соловей - Абсолютное оружие. Основы психологической войны и медиаманипулирования Страница 34

Совершая неблаговидный поступок, мы ищем возможность оправдать себя и/или представить собственный поступок для себя и для других «правильным». Ведь мы же никогда не бываем неправыми – неправыми бывают только другие. Или объективные обстоятельства складываются таким образом, что прямо-таки вынуждают нас к совершению определенных действий. Другими словами, мы оказываемся в «ловушке рационализации».

Вопреки названию этой ситуации, рациональный ум в ней чаще всего отказывает или слабеет. Мы всецело поглощены сильным и иррациональным желанием избавиться от чувства вины, игнорируя логику и аргументы.

На индивидуальном уровне каждый сам ищет возможность справиться с негативным диссонансом. Если им поражено общество в целом, то пути его преодоления подсказывают массмедиа. Однако что на индивидуальном, что на массовом уровне есть лишь два пути выхода из ловушки: понижательный и повышательный. Расскажу о них подробнее, начав с первого.

Вы совершили дурной поступок по отношению к кому-то или оскорбили человека. Как оправдать себя? Обвинить жертву! Она глупа, жадна, порочна, зла, в общем, наделена всеми мыслимыми и немыслимыми пороками. Потому и заслужила соответствующее обращение.

В мягком варианте виноваты обстоятельства. В 90-е годы была популярна фраза «лохов надо учить», оправдывавшая обман. Сейчас в ходу новый афоризм для самооправдания: «Не мы такие, жизнь такая».

Не могу не поделиться здесь личным опытом. Работал со мной как-то один человек, получивший два высших образования и весьма интеллигентной внешности (слова бранного за полтора года не произнес). Набрал у коллег и друзей взаймы, причем просил в прямом смысле слова со слезами на глазах: мама, мол, больна, нужны деньги на дорогие лекарства. Как понимаете, отказать в подобной просьбе невозможно. А потом взял и сбежал с работы. Не попрощавшись и денег не вернув. Да и мама, как выяснилось, у него вовсе не болела. А еще выяснилось, что нельзя было бумажники и ценные вещи оставлять наедине с ним в комнате.

Ну а когда стали сему «интеллигенту» намекать, что было бы неплохо вернуть долги, то он разразился в социальных сетях обвинениями в адрес своих бывших коллег: мол, и такие они, и сякие, и затирали его и прочее. Вот так он разрешил для себя когнитивный диссонанс, нашел самооправдание собственной лжи и нечистоплотности.

Да, чтобы не думали, что случай выдуманный. Зовут «героя» Антон Николаевич Попов (москвич с проспекта Мира). И все ходы у нас записаны.

А вот как с когнитивным диссонансом при помощи массмедиа справляется общество. СМИ легко могут демонизировать наших оппонентов и осуществить их антропологическую минимизацию, что, как правило, и происходит во время войны или острого конфликта. Тогда переживаемый обществом диссонанс (как мы, достойные люди, можем бомбить мирные селения?) разрешается чудовищным, но привычным способом: мы отказываем нашим противникам в праве считаться людьми (по крайней мере такими же достойными людьми, как мы), а против нелюдей, само собой, можно использовать любые средства.

Однако возможен и повышательный путь использования чувства вины. Осознание вины за свое поведение способно привести к преображению человека. К сожалению, происходит это редко. Настолько редко, что даже Священное Писание сочло возможным запечатлеть превращение жестоковыйного гонителя Савла в достойного христианина Павла. Как правило, люди запоминают именно то, что выделяется и отличается, а не носящее распространенный характер.

Парадоксально, но на коллективном уровне вызвать чувство вины легче, чем на индивидуальном. По крайней мере массмедиа доказали свою способность к этому. Чувство вины у немцев за преследование евреев в 30 – 40-е годы прошлого века было сформировано целенаправленной культурно-идеологической политикой и пропагандой.

Последнюю четверть века СМИ целенаправленно формируют у западного общества чувство вины по отношению к этническим, расовым и сексуальным меньшинствам, подвергавшимся реальной или мнимой дискриминации и преследованиям. Признание вины, как известно, ведет к раскаянию. А раскаяние выражается в действиях, компенсирующих принесенные в прошлом вины и обиды – не важно, реальные или мнимые. Как правило, эти компенсаторные действия сводятся к той или иной модели политики «позитивной дискриминации» – предоставлению когда-то угнетавшимся меньшинствам социальных, материальных и символических преимуществ и преференций за счет когда-то угнетавшего их большинства.

Фактически на сегодняшние поколения возлагается вина за действия предшествующих поколений. С правовой точки зрения ситуация абсурдна, если не выразиться сильнее. Во-первых, вводится принцип коллективной ответственности: хотя виновны были конкретные люди, ответственность возлагается на всех. Во-вторых, преступления совершали деды, а наказывают внуков.

Но попробуйте только возразить этой политике! Попробуйте сказать, что администрация президента Обамы самая слабая за всю послевоенную историю США. Тут же последует намек на ваш латентный расизм и нежелание признавать историческую вину за рабство.

Попробуйте робко заикнуться, что гражданское равенство вовсе не требует предоставления гомосексуальным парам права на брак и тем более усыновление. Вам неумолимо отчеканят: Гитлер преследовал гомосексуалистов. Вы что же, поддерживаете Гитлера?!

Любые соображения разума и рациональные аргументы отступают перед мощным и целенаправленным культивированием чувства вины. Вроде бы мотивы здесь благородные. Но по существу, это та же манипуляция на эмоциях, что и игра на страхе и гневе.

Чувства вины, стыда и раскаяния абсолютно необходимы для моральной саморегуляции индивида и общества. Без них люди, вероятно, оставались бы животными. Однако важно помнить об опасностях и негативных аспектах этих эмоций. Они могут быть избыточными, могут преувеличивать незначительные проступки прошлого, могут педалировать давно искупленные грехи, могут возлагать на нас ответственность за то, что мы не делали. Наконец – и это самое важное в контексте моего изложения, – через эти эмоции нас могут «подцепить» на крючок, а затем будут нами манипулировать.

Поэтому стоит настороженно относиться к любым призывам коллективного покаяния и посыпания головы пеплом. Особенно когда речь идет о «делах давно минувших дней», к коим современники никоим боком не причастны.

Со стыдом и чувством вины тесно связана эмоция жалости и сострадания. Думаю, всем знакомо расхожее выражение «бить на жалость». Уже сам факт его существования показывает, что люди видят, как ими пытаются манипулировать, взывая к состраданию и жалости. Слезы, нарочитая беспомощность и неуклюжесть, демонстрация увечий, жалостливые рассказы – кто не сталкивался с этими простенькими, но все равно действенными методами. И кто время от времени не покупался на них!

Пробужденные жалость и сострадание, в свою очередь, вызовут у нас чувство вины. Вины по отношению к тем, от чьего имени направляется послание: обойденных здоровьем, вниманием, судьбой. Невольно мы ощущаем себя виноватыми рядом с увечными, пострадавшими, больными, ограниченными в социальных возможностях. А от чувства вины мы, конечно же, хотим избавиться.

И нам технологично предлагают этот путь избавления: пожертвуйте, сделайте взнос, отдайте ненужные вам вещи, купите поделку или значок и прочее.

Экспериментально доказано, что люди, испытывающие вину, гораздо охотнее откликаются на просьбу и считают себя морально связанными своим первоначальным обещанием. Думаю, у каждого из нас хватает личного опыта на сей счет.

В медиаманипулировании чувства жалости и сострадания вызываются посредством изображения человеческих бедствий и страданий. Причем жалость и сострадание могут перерастать в гнев и ярость. Именно на эффект конвертации эмоций рассчитаны пропагандистские репортажи. Истории о «распятом мальчике», «изнасилованных женщинах», «предательски расстрелянных солдатах ВСУ» должны вызывать сострадание в адрес своих и гнев по отношению к врагам.

В какие действия могут конвертироваться сострадание и гнев? От вступления в добровольческие отряды и вооруженное ополчение, чтобы дать отпор врагу, до сбора средств для помощи пострадавшим. Пусть эти действия даже символические и незначительные: футболка с определенной политической символикой, наклейка, значок, голосование за конкретного кандидата. Но они должны быть. Хоть какие-то. В этом и состоит конечный смысл и предназначение вызываемых эмоций: побуждение к действию.

Однако в России именно с этим – с политическим и социальным действием – серьезнейшая проблема. На протяжении последних полутора десятков лет российское телевидение занималось исключительно тем, что отчуждало общество от политики и любых социальных действий, внушало и убеждало, что любая политическая и социальная активность нежелательна, а то и опасна, что политические инициативы – исключительная прерогатива государства и назначенных им организаций и людей.