Багровое пепелище - Александр Александрович Тамоников Страница 34

— Господин офицер, я готов все рассказать. Дайте мне карандаш и бумагу, прошу! Я нарисую укрепления в Дмитровке. Только сохраните мне жизнь, умоляю.

Гитлеровец неохотно дернул плечом, ему нравилось упиваться своей властью. Выхаживать перед строем, выбирать себе жертву и видеть страх, мольбу в глазах этих людишек. Именно из-за этого он пошел служить в «Бранденбург 800», здесь можно расстреливать, убивать без суда и следствия, выпустить пулю в любого, перед этим пытать и мучить, а затем получить за это орден. И не просто убивать во время атаки невидимого противника, но видеть мучения, слезы своих жертв. А этот наглый русский прервал его любимое занятие! В раздражении офицер вытащил из сумки блокнот и карандаш, сунул его в трясущиеся руки Шубина:

— У тебя пять минут.

Глеб начал водить карандашом по бумаге, чертить случайные линии, на ходу придумывая неправильный план расположения войск. Надо обвести вокруг пальца этого самоуверенного офицера, нарисовать фальшивую схему. Но что будет потом, после того как он дорисует план? Разведчик бросил осторожный взгляд на гитлеровца, который расхаживал перед строем, заглядывал в глаза, с усмешкой замечая ужас в глазах пленных. Тем, кто опускал лицо вниз, он зажатым в руке пистолетом ударял по подбородку и заставлял смотреть на дуло пистолета, направленное прямо на человека.

Глеб даже перестал изображать, что пишет что-то, он не сводил глаз с фашиста. В голове стучала одна мысль: «Он убьет нас всех. Он ищет первую жертву, ему не нужны сведения, не нужна информация. Только смерть и страдания. Нельзя медлить, каждая минута — шаг к смерти, к пуле из пистолета в его руках!»

И Шубин вскочил, вскинул руки вверх и тут же опустил их резко вниз, показывая — падайте! Выкрикнул на русском:

— Вниз, ложись! Огонь! — теперь он обращался к румынам с автоматами. Надо было пользоваться тем, что немцы из группы абвера расслабились, отвлеклись после того, как покинули советскую территорию.

— Огонь, огонь! — автоматные очереди разорвали воздух, некоторые пули полетели в фашистов. Пленные, румыны, гитлеровцы — все люди на поляне — бросились врассыпную, в суматохе не понимая, что происходит, куда бежать.

Но у капитана Шубина была цель. Он рванул со всей силы вперед, прыгнул на серо-зеленую спину фрица, вцепился пальцами в ненавистное лицо. От неожиданности германский офицер рухнул на спину, пистолет в его руке стал стрелять, посылая все пули в воздух. Шубин обхватил его шею в локтевой захват и сжал со всей силы руку. Он чувствовал, как трепыхается в предсмертных судорогах под ним тело немецкого разведчика: тот выгибался дугой, хрипел, впивался пальцами в смертельное кольцо из рук вокруг горла; но все было напрасно, дикая ярость овладела Глебом, он видел лишь лица Али и Серго, горы мертвых советских солдат, даже не успевших понять, что на них напали. Остальные гитлеровцы растерянно метались по поляне, не решаясь выстрелить во взбунтовавшегося капитана, — изгибающаяся фигура их командира не давала возможности прицелиться и пристрелить русского пленного. К тому же румыны, которые засели в укрытиях из кустов, начали вести прицельный огонь по своим бывшим союзникам, а теперь врагам. Как только кто-то из фашистов падал, сраженный их пулями, то сразу пленные ползком бросались за оружием. Количество абверовцев стремительно уменьшалось, выстрелы звучали все реже, а судорожные попытки освободиться от захвата Шубина становились все слабее.

Наконец германский офицер окончательно затих, обмяк тяжелым грузом, раскинув в стороны руки и ноги. Глеб расслабил гудящую от напряжения руку, нащупал пистолет, поднес его к висящей на его груди голове и выстрелил, чтобы наверняка избавиться от противника. От удара пули разлетелась часть черепа, фуражка упала на землю кровавым блином.

Разведчик тяжело поднялся, от ненависти до сих пор его трясло — хотелось убивать фашистов голыми руками лично каждого, разорвать на куски, до того в его груди пылало дикое пламя. Но из-за кустов уже показался Михай:

— Командир, что делать? Куда нам идти? Немцы убежали, они спрятались. У нас есть оружие.

Шубин прохрипел:

— Сейчас, жди, — он ткнул пальцем в сторону грузовика и показал жестами, что его надо завести. Потом повернулся к русским ребятам: — Сложите трупы в кучу и закидайте снегом, чтобы не было следов. Мы на немецкой территории, тут опасно. Надо уходить обратно к своим как можно быстрее, пока нас не обнаружили!

Он перевернул труп офицера, вытряхнул из планшета все карты и документы, рассовал по карманам бумаги, а карту раскрыл перед собой. Чиркнул добротной немецкой зажигалкой, в свете пляшущего на ветру огонька наклонился над сплетением условных обозначений. Но ответа не нашел: дорога, по которой их вывезли из Дмитровки, не была обозначена на бумаге. Видимо, только Копытиха знала о ней, так как этот путь даже дорогой нельзя было назвать. Путь представлял собой маршрут через лес по известным только местным меткам, которые направляли грузовик так, чтобы он не провалился в овраг или не забуксовал в густой грязи.

Пока все суетились, таскали трупы, загружались в грузовик, капитан Шубин водил над картой зажигалкой. Он не мог понять, куда направить своих товарищей: много раненых, ослабленных людей, которые не осилят многочасовой переход через зимний лес; тем более они в двойной опасности — помимо холода и бурелома их поджидают немецкие патрули на любом участке, ведь они даже не знают, где находятся, а еще нет представления о расположении ближайших немецких блокпостов. Шубин понимал, что действовать вслепую очень опасно, он может вывести группу прямо под вражеский огонь — они снова окажутся в плену или будут убиты. Разведчик раз за разом внимательно разглядывал пятачок лесополосы, нить реки и квадратики населенных пунктов на карте. Всмотрелся в россыпь из десяти домишек. Едва различимыми буквами вокруг было выведено — «Болотное». Глеб оглянулся на свой новый отряд, созданный из советских пленных и перешедших на их сторону румын: нет, никто ему не поможет, не даст информации о деревне и нахождении в ней немцев, поэтому придется идти на риск.

Разведчик подхватил карту, встал во весь рост перед своим отрядом, кивнул Михаю, чтобы тот переводил его слова:

— Товарищи, передвигаться по вражеской территории вслепую, без разведки опасно. Нас скоро начнут искать! Вернее, не только нас, а прежде всего группу абвера, которая не вернулась с операции. Поэтому отсюда надо уходить как можно быстрее. У нас много раненых, ослабленных бойцов — воспользуемся грузовиком, пока в нем не закончится топливо.

— Мы можем получить немцев, — от волнения Михай путался в чужом языке, он замахал