Андрей Окулов - В борьбе за Белую Россию. Холодная гражданская война Страница 35

Участковый через наводчиков подыскивал во вверенной ему стране людей, готовых поехать за «железный занавес», подбирал того, кто годится для данной разработки, и готовил его к поездке. За 25 часов учебного времени. Так из наивного иностранца нужно было подготовить курьера, на жаргоне — «орла». Передача «участка» осуществлялась следующим образом: новый Участковый прибывал в страну, и старый Участковый в течение года передавал ему все дела и все контакты. То есть нужно было жить на одной и той же конспиративной квартире и год служить «подмастерьем» у старого ветерана «Закрытого сектора». После чего старый Участковый уезжал на новую точку, оставляя молодого в одиночку справляться с работой резидента «Последней белоэмигрантской разведки».

Я предупредил мать об отъезде и о моей будущей работе. Конечно же, возник вопрос, в какой стране я буду жить. В том смысле, что матери по секрету это сообщить можно. Ну да, конечно!

Чтобы избежать ненужных догадок, я сказал, что еду в Норвегию, но это — огромный секрет. После этого брату она сообщила, что я отправляюсь… в Сальвадор! Другие знакомые были уверены, что я в Париже. Тем более что я действительно часто там появлялся.

Во время приездов во Франкфурт нужно было тщательно чистить карманы, уничтожая все следы пребывания в «Озере»: английские монеты, вещи с наклейками из английских магазинов. Письма родным в Россию сначала пересылались в Германию, откуда их и отправляли в немецких конвертах.

Однажды, приехав в Германию на «побывку», я попросил у знакомого в Штабе горсть норвежских монет — он раньше был Участковым в Норвегии. Приехав домой, я высыпал их россыпью на ночной столик. Расчет оказался верным: братец утром прокрался в мою комнату и рассмотрел «улику».

— Тихо! — попросил я. — Об этом никто не должен знать…

Уловка сработала. Он был уверен, что я работаю в Норвегии, в которой я никогда не бывал. Так что если пойдет слух, то совсем не в том направлении…

О том, где я был на самом деле, родные узнали только через три года.

Летом 1983 года я отправился на молодежный семинар в Бельгию. Его «Закрытый сектор» организовывал каждый год. Туда приглашались бывшие и настоящие «орлы», русские ребята и девушки из эмиграции, которые могли бы подойти для Союзной работы. Несколько лет подряд этот семинар проходил в культурном центре небольшого фламандского городка Оостмалле. Оттуда было рукой подать до Оостенде — порта, откуда отправлялись паромы в Великобританию. «Озеро», как она теперь для меня называлась. Все участники семинара были уверены, что я возвращаюсь во Франкфурт. Но это было не так.

Я задержался в Бельгии. Вместе с Алексом, тогдашним Участковым «Озера», мы отправились в гости к Фернанду — Участковому «Рощи», то есть самой Бельгии.

Чернобородый фламандец. Как шутили некоторые знакомые — наверняка во времена Уленшпигеля среди его предков затесались испанцы. В юности он изучал русский язык. Как-то раз наивно спросил у преподавателя: неужели все русские — коммунисты? Преподаватель принес ему журнал «Посев», он связался с НТС. Стал «орлом», совершил несколько поездок в СССР. Потом был наводчиком — помогал «Закрытому сектору» находить новых «орлов». Был одним из основателей «Фламандского комитета солидарности с Восточной Европой» — открытой организации, проводившей на Западе акции поддержки диссидентов. Когда Алекс был назначен Участковым в Бельгии, он жил у него в доме. А потом руководство решило — почему бы Фернанду самому не работать Участковым в собственной стране? Что и было сделано — результаты оказались более чем хорошими.

Он жил в небольшой деревушке со своей большой семьей — женой и четырьмя детьми. Самая младшая из них, шустрая девчушка Лара, сразу взяла меня за руку и повела показывать окрестности. Она без остановки рассказывала мне про дом, про собак, про лошадей, про соседей. По-фламандски. Я отвечал ей по-немецки, и ее это вполне устраивало. Дом Фернанда действительно напоминал маленькое поместье. Вскоре нас позвали ужинать.

Стол накрыли во дворе, под деревьями. За ним собрались хозяева и гости — Бригитта, Юрий Борисович Брюно, Алекс и я. Поговорили о моей будущей работе. Последние инструкции. Потом Бригитта сказала, что момент сегодня — исторический. Ведь я был первым представителем третьей эмиграции, которого приняли на работу в «Закрытый сектор»! По этому случаю мне пропели: «For he is a jolly good fellow» («Ведь он хороший парень»), песню, которую традиционно исполняют в Англии во время чествования.

На следующий день я и Алекс погрузились на паром, который медленно повез нас через Ла-Манш, или «Английский канал» (English Channel), как его называли на другой стороне пролива.

Паспорт у меня был немецкого бесподданного, синий, с двумя полосками. Старые эмигранты называли его «нансеновский», по имени знаменитого норвежца Фритьофа Нансена, который занимался делами беженцев в начале XX века, по чьему предложению в Европе были введены подобные документы беженцев.

В английском порте Дувр бледный чиновник старательно пролистал все страницы моего «подозрительного» документа и на хорошем немецком поинтересовался, чем я собираюсь заниматься на территории Соединенного королевства Великобритании и Северной Ирландии? Учить английский? А где тогда письмо из соответствующего колледжа? На что вы собираетесь жить и где письмо от фирмы, которая будет оплачивать ваши расходы по проживанию? И где письмо от хозяина дома, в котором вы собираетесь снимать комнату? И почему вы не взяли долгосрочную визу в британском посольстве?

В итоге он меня в Англию все равно пропустил, но поставил в паспорте отметку — букву W, что означало — «въехал без визы». Этих отметок у меня потом скопится много. По их правилам считалось, что, если человек в четвертый раз въезжает в Англию без визы, пограничник имеет право выслать его из страны. Иммиграционные законы в Великобритании — очень строгие. Но когда я попытался оформить визу в британском консульстве в Германии, оформление продлилось полгода, и на этот срок я был выключен из работы!

В последующие три года я прибывал в Дувр с полным набором необходимых документов: справка из «Посева», который оплачивал мои расходы, справка с места жительства (естественно — от знакомых, у которых я на самом деле не жил), справка из банка о состоянии моего счета, справка из колледжа, где я учился. На одного из пограничников кипа всех документов произвела совершенно обратный эффект, и он сказал подошедшему напарнику:

— У него все необходимые бумаги в порядке! Это очень подозрительно…

Меня допросили еще раз, но все-таки пропустили. Как-то раз, после хорошей гулянки в Париже, я отправился в Англию не на английском, а на французском пароме. Документы проверял английский пограничник, чей офис, в целях удобства, располагался прямо на судне. Отметок W о въезде в Англию без визы у меня к тому времени скопилось достаточно. Увидев мой паспорт, этот молодой хорек просто просиял:

— Я имею право выслать тебя из страны!

Представилась возможность «власть употребить». Паром тем временем прибыл в Дувр, все пассажиры, кроме меня, сошли на берег. Англичанин подумал и сказал:

— Вот сейчас капитан освободится, пусть он и решает — что с тобой делать!

Одного не учел англичанин — капитан был француз! Вместе с ним к окошечку чиновника стянулась вся команда опустевшего парома — смена закончилась, а туг что-то происходит. Любопытно. Я по-французски объяснил капитану, что ждать полгода, пока эти англичане мне визу дадут, я не могу — учеба. Что на этом мокром острове, кроме диплома, меня ничто не удерживает, что все эти придирки на границе мне порядком надоели. Капитан улыбнулся, покачал головой и протянул мой паспорт англичанину:

— Дай ему визу на полгода!

— Почему?! — возмутился доблестный чиновник Ее Величества.

— Потому что я здесь капитан. А не ты!

Англичанин побледнел от злости еще больше, поставил в паспорт визу, протянул его мне и прошипел:

— В следующий раз я тебя вышлю!

— Следующего раза не будет!

Я повернулся, чтобы отправиться восвояси. И вдруг вся команда, с улыбкой наблюдавшая за нашими спорами, прокричала мне:

— Bon voyage!

«Счастливою пути»! Очень уж им понравилось, что англичанина «опустили». Сильно эти две нации друг друга любят. Недаром говорят, что «Ла-Манш — самый глубокий океан в мире».

В другой раз я снова ехал в Англию через Париж, где задержался на несколько дней — друзей у меня во французской столице было немало. На этот раз английский пограничник обратил внимание на мой помятый вид и решил тщательно проверить мой багаж. В сумке лежали конверты с деньгами и разработками операций. На каждом конверте — кличка «орла». Он вскрыл несколько из них.

— Что это?