Популярная конспирология. Путеводитель по теориям заговора - Питер Найт Страница 39

споры о том, как отнестись к апокалиптическим сценариям, которые стали исходить от эпидемиологов, — махнуть на них рукой или наоборот отнестись с повышенным вниманием. В 1983 году Ларри Крамер, один из самых влиятельных активистов того времени, в одной из своих статей настаивал на том, что «если эта статья не выбьет из вас дурь, значит, вы и правда в беде», поскольку, по мнению Крамера, это был единственный способ, при помощи которого геи могли изменить свой опасный, по его мнению, образ жизни, в особенности отказаться от своего пристрастия к бане.

Впрочем, другие предупреждали, что раздувать эсхатологическую панику и соглашаться с повальным закрытием бань значило поддаться реакционной программе новых правых. Похожий спор о том, следует ли отрицать, что СПИД является болезнью «геев» (или «черных»), делая упор на сам половой акт, а не на личности, или все-таки рассматривать СПИД как особую проблему отдельных групп, раз уж он по-прежнему больше всего поражает «группы риска», продолжился и в последующие годы.

* * *

Обратной стороной эта трудная дилемма повернулась для гей-активизма тогда, когда мейнстрим решил признать СПИД угрозой. На протяжении первых нескольких лет эта болезнь считалась главным образом проблемой геев, и сравнительно мало делалось для изучения причин смерти людей или для продвижения способов, предотвращающих новые смертельные случаи заболевания. И лишь в 1987 году, в День благодарения (примерно шесть лет после начала эпидемии в Америке, на протяжении которых было зарегистрировано 25 644 погибших от СПИДа людей) президент Рейган поручил Министерству здравоохранения и социального обеспечения, как он эффектно выразился, «как можно скорее определить, насколько вирус СПИДа проник в наше общество».

В этом замечании сквозит логика заражения, приравнивающая вирус иммунодефицита человека к беспорядочным половым связям, угрожающим осквернить непорочное тело американского народа. Таким образом СПИД был вписан в риторику, разделяющую общество на «наше население» (читай: белое, гетеросексуальное, моногамное, не употребляющее наркотики, ориентированное на семейные ценности) и так называемые «группы риска 4Г».

Впрочем, эта классификация претерпела изменения первый раз примерно в 1983 году, когда выяснилось, что носителями ВИЧ могут быть женщины и дети (а значит, вирус может быть среди «нас»), а потом летом 1985 года, когда обнаружилось, что Рока Хадсона лечили от заболеваний, связанных со СПИДом. Для широких масс это открытие означало либо то, что каждый из «нас» может оказаться «одним из них», либо то, что болезнь может захватить и «основное население». Собственно, именно так и было сказано в редакционной статье в U.S. News AIDS // Practices of Freedom: Selected Writings on HIV/AIDS (London: Rivers Oram, 1994), 153–155. and World Report в январе 1987 года: «внезапно их болезнь стала нашей».

Путаница вокруг деления на «тех, кто в безопасности» и «тех, кто рискует» привела к кризису понимания, ибо акцент сместился на заражение. Сенатор Джесси Хелмс, к примеру, настаивал на том, что «логический вывод из результатов анализов — перевод инфицированных на карантин». Таким образом, к 1987 году официальная точка зрения, продвигаемая в разных изданиях по вопросам здоровья, переключилась на мысль о том, что потенциально под угрозу СПИДа попадали все, и паническая риторика стала нарастать. Однако отдельные авторы, преимущественно из числа правых, стали подвергать сомнению эпидемиологическую статистику и утверждать, что вероятность «гетеросексуальной чумы» лишь миф.

Эти заявления нередко приобретали форму иконоборческой риторики, свойственной конспирологическим разоблачениям, поскольку одновременно внушали ложное чувство безопасности тем, кто относился к «нормальному» обществу: они оказывались в безопасности только лишь благодаря своей гетеросексуальной ориентации (независимо от того, чем они на самом деле занимались). Кроме того, эти истории усилили панику вокруг «неестественного» поведения гомосексуалистов, которые, по мнению морального большинства, и навлекли на всех болезнь.

Однако в последнее время вопрос о том, были ли пугающие эпидемиологические сценарии ВИЧ-инфекции преувеличены в конспирологических целях, приобрел новое звучание. Все больше авторов начинают оспаривать устоявшееся мнение о том, что в Центральной Африке в зоне СПИДа проживает двадцать миллионов человек, зараженных ВИЧ, а также возражают против того, что инфекция будет распространяться и дальше. Так, Чарльз Гешектер, профессор истории стран Африки и Америки из Беркли, утверждает, что масштабы ВИЧ-инфекции в Африке крайне преувеличены, поскольку на этом континенте СПИД определяется иначе.

Как и во всем мире, в Африке диагноз СПИД ставится в случае положительного анализа на ВИЧ и при наличии симптомов одной из нескольких болезней. Но, как утверждает Гешектер, в Африке на результаты ВИЧ-анализов полагаться нельзя. Более того, в перечень заболеваний, сопутствующих СПИДу, входят не только редкие оппортунистические инфекции, которые обычно связаны со СПИДом на Западе, но также и диарея, потеря веса и туберкулез. Иммунодефицит, вызванный недоеданием, — обычное для Африки явление, продолжает Гешектер, а значит, многие случаи обычных, хотя и столь же смертельно опасных заболеваний, записываются на счет СПИДа.

Если Гешектер считает, что западная медицина на колонизаторский манер неуместно навязывает Африке свои методы, то в глазах других исследователей та же самая ситуация выглядит как намеренная, почти конспиративистская попытка раздуть данные статистики. Участники активистской группы HEAL (Health Education AIDS Liaison) утверждают, что статистика по заболеванию СПИДом в Африке преувеличена из-за неправильных диагнозов. Делается это для того, чтобы получить с Запада больше денег на исследования и гуманитарную помощь, которые иначе не получить на «прозаические», но такие же, как СПИД, смертельно опасные проблемы типа хронического недоедания. Сторонники этой точки зрения считают, что западные фармацевтические компании и международные организации, например ВОЗ, активно участвуют в этом процессе, потому что поставка дорогих лекарств и вакцин для анализов огромному количеству африканцев входит в их интересы.

Хотя обнаруженные активистами HEAL «факты» могут оказаться ложными, и, несмотря на то что их позиция слишком уж созвучна доводам реакционеров, утверждающих, что Западу нечего волноваться по поводу СПИДа, все же не так просто отмахнуться от разумных мыслей, лежащих в основе этих рассуждений, причислив их к разряду измышлений фанатичных конспирологов. По крайней мере, обращая внимание на историю медицинской науки в более широком контексте, на ее текущее состояние со всеми присущими ей недостатками, начинаешь задумываться, всегда ли транснациональные фармацевтические компании лучшим образом удовлетворяют интересы пациента.

* * *

Хотя СПИД, несомненно, пугает и озадачивает, может легко показаться, что реакция на это заболевание подчас сопровождается чрезмерной паникой. Как мы видели ранее, за последние два десятилетия широко распространилось параноидальное беспокойство по отношению к телу и его уязвимым точкам, однако похоже, что этого общего объяснения недостаточно для оценки специфической культуры телесной паники, связанной с эпидемией СПИДа.

По одной из версий, эту панику разожгли реакционные силы, старающиеся объединить страх перед этой болезнью со страхом перед (гомо)сексуальностью через