Владимир Шигин - Мятеж броненосца «Князь Потемкин-Таврический». Правда и вымысел Страница 4

Среди кондукторов были настоящие мастера своего дела. В боях Русско-японской войны кондукторы и старшие боцманы, по существу, будучи избранными из лучших нижних чинов, как правило, вели себя храбро, грамотно руководили устранением повреждений, иногда заменяли офицеров. Об этом свидетельствуют их почетные места в списках награжденных. Однако в силу своей малочисленности эта категория личного состава не в полной мере отвечала тем надеждам, которые возлагались на нее при учреждении. В целом кондуктора и унтер-офицеры «Потемкина» соответствовали предъявляемым им требованиям.

Ну а что представляли собой матросы «Потемкина»? Известный военно-морской историк капитан 1-го ранга В. Ю. Грибовский в свое время дал развернутую картину общего положения дел в 1904–1905 годах на Тихоокеанском флоте, которая не слишком отличалась от ситуации на флоте Черноморском. Он писал: «Достаточно высокий уровень развития системы подготовки нижних чинов позволил в военное время успешно обучить многочисленных новобранцев и направить их на корабли. Дополнительные потребности покрывались призывом 6,6 тысяч запасных матросов и унтер-офицеров, которые на кораблях 2-й эскадры Тихого океана составили от 15 до 23 % общей численности нижних чинов. Опасности войны не вызвали возрастания дезертирства, что свидетельствует о достаточно высоком моральном духе рядового состава флота.

Немногочисленными “нетчиками”, как и до войны, оказывались матросы “дурного поведения”, зачастую из разряда штрафных, т. е. бывших под судом. Даже в исключительно тяжелом и длительном походе 2-й Тихоокеанской эскадры на театр военных действий “нетчиков” были единицы. Так, по свидетельству обер-аудитора этой эскадры В. Э. Добровольского, среди нижних чинов (почти 16 тысяч человек) был зафиксирован всего один побег – с крейсера “Адмирал Нахимов” в Малаккском проливе. Беглец был подобран иностранным судном и вернулся на эскадру. Правда, имелись сведения и о трех матросах, пропавших с новых броненосцев во время стоянки у берегов Индокитая.

Редки были в этом походе и т. н. “массовые беспорядки” – коллективное выражение претензий во фронте. Оба случая – на броненосце “Орел” и “Адмирале Нахимове” – были связаны с недовольством команды пищей. Только последний случай закончился судом с приговором “зачинщиков” к 3–4 годам каторжных работ (приговор отложен и не исполнен). И это притом, что матросы эскадры были оставлены без положенного вещевого довольствия и напоминали оборванцев в импровизированной обуви. Увольнения на берег – т. е. минимальный отдых – были редки, а на части кораблей с наиболее многочисленным экипажем не проводились вовсе.

Из дисциплинарных проступков 46 стали предметом расследования, из них только 11 закончились судом. Максимальный приговор – 8 лет каторги с отсрочкой исполнения, два дела касались “оскорбления действием” матросом офицера, одно – кондуктора. На берегу имели место случаи массового пьянства нижних чинов. Но на эти явления начальство смотрело сквозь пальцы. Зато за пьянство в сообществе подчиненных ему нижних чинов боцманмат-фельдфебель Алексей Новиков контр-адмиралом Н. И. Небогатовым был лишен звания и понижен в матросы 1-й статьи.

Случаи рукоприкладства офицеров по отношению к матросам не были правилом, хотя и имели место. Любители кулачной расправы, если случай становился известен начальству, подвергались взысканиям в приказе: например, лейтенанту А. П. Мордвинову (“Владимир Мономах”) за удар по лицу машиниста Щербакова было объявлено 5 суток ареста в каюте “с приставлением часового”. В то же время многие унтер-офицеры и боцмана явно злоупотребляли рукоприкладством, которое не наказывалось и как бы оставалось не известным офицерам.

В боях нижние чины, как правило, сражались храбро и самоотверженно. Многие раненые не оставляли своих боевых постов. Об этом ярко свидетельствуют рапорты и боевые донесения. Так, матрос Булгаков (“Паллада”), имея ранение, помогал переносить других раненых, а после перевязки вернулся к своему орудию. Остался у орудия дважды раненный комендор Малахов (“Диана”) и др.

Случай паники имел место только один раз – на крейсере “Дмитрий Донской” в бою 15 мая 1905 г. Но он носил исключительный характер, так как в расстройство пришли уже потрясенные накануне гибелью своего корабля и выловленные из воды матросы броненосца “Ослябя”. В значительной степени были деморализованы и потянулись к казенному вину матросы сдавшихся 15 мая 1905 г. кораблей, но это произошло только после сдачи. Даже в безнадежных условиях люди до конца оставались на боевых постах.

Многие нижние чины проявили себя не только храбрыми воинами, способными к самопожертвованию, но также инициативными исполнителями и даже руководителями, принимавшими самостоятельные решения. Среди таких можно назвать боцманмата с броненосца “Победа” Петра Апалинова, кавалера всех четырех степеней Знака отличия Военного Ордена (самостоятельно командовал минным катером) или машинного квартирмейстера с крейсера “Баян” Василия Бабушкина, участника боев под Порт-Артуром и Цусимского сражения. Помимо четырех “Георгиев” Бабушкин был отмечен также Знаком отличия ордена Святой Анны – т. е. получил максимум возможных для нижнего чина наград. После войны (в порядке исключения) в офицеры по Адмиралтейству был произведен бывший минный квартирмейстер с “Баяна” Андрей Буторин, который в Порт-Артуре со знанием дела выполнял самые рискованные вылазки.

Качество специальной подготовки (профессионализм) матросов и унтер-офицеров в начале XX в. было достаточно высоким. Достижение его обеспечивалось экстенсивным путем – за счет увеличения сроков обучения. Неоправданно много времени тратилось на теоретический курс и строевую подготовку. В практическом обучении комендоров не применялись береговые тренажеры, зато во время практического плавания стремились к освоению всех систем артиллерийского вооружения, количество которых из года в год возрастало.

Так, в кампании 1900 г. ученики-комендоры старшего класса проходили 21 урок стрельбы из различных орудий, имевшихся на кораблях учебно-артиллерийского отряда, в том числе из новейших патронных, а также из совершенно устаревших образца 1867 г. К сожалению, руководители учебных отрядов – адмиралы З. П. Рожественский, Д. Г. Фелькерзам, Н. И. Небогатов, П. П. Молас – не смогли оценить значение специализации в обучении артиллеристов. Характерно, что многие выпускники учебных отрядов, успешно освоив весь курс подготовки, при назначении на корабли флота вновь сталкивались с совершенно незнакомыми им новыми артиллерийскими установками.

Следует отметить, что специальность комендора, как и сигнальщика, была непопулярной среди нижних чинов, которые рассчитывали за семилетнюю службу приобрести навыки, полезные для “гражданки”. Например, стать машинистами или гальванерами (электриками). Учрежденные в начале XX века призы для комендоров Учебно-артиллерийского отряда за лучшую стрельбу являлись недостаточным стимулом к управлению орудиями.

В то же время нельзя согласиться с отдельными заявлениями о том, что русский матрос заведомо тяготился службой, “тянул лямку” как придется, а по натуре был ленив и глуп. События войны показали, что при обеспечении грамотного управления и личной примерности офицеров нижние чины флота были вполне на уровне требований, предъявляемых боевой обстановкой».

По возрасту матросы «Потемкина» серьезно отличались от нынешних призывников-мальчишек. Если в советское время и сейчас призываются в основном 18-летние мальчишки, то тогда призыв производился лишь с 21 года, а во многих случаях еще на два-три года позднее. А так как служили тогда матросы в соответствии с российским законодательством семь лет, то в большинстве случаев матросы имели возраст 23–28 лет, т. е. были уже вполне взрослыми людьми.

Из 780 матросов броненосца «Потемкин» было много относительно молодых матросов, прежде всего учеников кочегаров и машинистов, прибывших на флот весной 1905 года. При этом и вся команда была достаточно молода для российского флота того времени, т. к. ее основу составляли, прежде всего, призывники 1904 года, составлявшие около 30 % всей команды. При этом крестьяне составляли минимум 73 % команды, мещане – 9 %. Что касается представителей пролетариата, то их на корабле практически не было. Историк Ю. П. Кардашев в своем фундаментальном труде «Восстание. Броненосец “Потемкин” и его команда» провел исследование социального состава команды и пришел к следующему выводу: «Подавляющее большинство новобранцев броненосца состояло из призывников традиционных земледельческих районов России – центрально-черноземных и южных губерний, где в значительной степени преобладало крестьянское население. Кроме того, такие специальности, как кузнец, плотник, мельник, сапожник и ряд других, были обычными для самой деревни и не означали полного отрыва этих людей от крестьянских занятий. В основном это были полурабочие-полукрестьяне, полурабочие-полуремесленники. Таким образом, к “чистому” пролетариату относилась лишь незначительная часть команды, но какая именно, проследить по документам не представляется возможным. Если применять термины недавнего прошлого о классовой структуре общества, то следует признать, что команда “Потемкина” была в значительной степени мелкобуржуазной».