Олег Царев - КГБ в Англии Страница 40

Из сохранившихся материалов в деле КУПЕРА не ясно, получил ли он от разведки разрешение передать англичанину письменное объяснение своей поездки в Венгрию в 1919 году, хотя текст такого объяснения в деле имеется. Неизвестно также, были ли у них в дальнейшем какие-либо контакты: Центр запретил КУПЕРУ заниматься разведывательной работой в Англии, но по коммерческим делам он мог туда ездить. Обсуждался вопрос о направлении его на работу в Австрию или Германию, но опять же какая-либо переписка по этому поводу в архивах отсутствует, и вообще после августа 1936 года до июня 1941 года никаких данных о КУПЕРЕ в деле не имеется.

В июне 1941 года резидент советской разведки в Лондоне ВАДИМ сообщил, что по сведениям, полученным от ТОНИ (Бланта), «у англичан на Пика (он же Донат) имеется большая разработка», «основная масса материалов на Пика получена от английского агента Хупера, который был подставлен к Пику англичанами в Голландии». Блант также сообщил, что Хупер работал в Голландии вплоть до ее оккупации немцами и затем был переведен в аппарат МИ-5 в Лондоне.

КУПЕР доставил немало хлопот английской разведке и в 1946 году, когда ей стало известно от голландской службы безопасности, что он был замечен в Гааге в компании сотрудника британского посольства Ричарда Ламинга. По сведениям Филби, Интеллидженс Сервис собиралась направить в Голландию Томаса Харриса, бывшего сотрудника контрразведки Англии, чтобы тщательно расследовать связи КУПЕРА. Это было бы напрасной тратой сил и времени, так как советская разведка не собиралась использовать КУПЕРА на оперативной работе именно потому, что им интересовались англичане и голландцы.

После тревожных событий февраля 1936 года работа Малли с МАГОМ проходила без каких-либо осложнений. Количество доставляемых им материалов постоянно увеличивалось. В письме в Центр от 25 марта 1936 года Малли писал:

«МАГ. С этой почтой направляем 77 отдельных документов (телеграмм) и 4 ежедневных бюллетеня за 14,18, 19 и 21 марта, полученных от МАГА. Около 70 % всех этих материалов было получено от него либо в тот же день, которым они помечены, либо днем позже. Только 30 % всех материалов имели больше чем 2-дневную (до 4-х дней максимум) давность».

С почтой от 9 мая 1936 года Малли отправил 89 телеграмм, 2 еженедельных бюллетеня и 1 письменный доклад Идена; с почтой от 24 мая — 95 телеграмм и 1 специальный бюллетень. Темпы работы МАГА не снизились и через год: с апрельской почтой в Центр было отправлено 113 телеграмм и 4 бюллетеня. Уже к середине 1936 года Центр был завален шифртелеграммами Форин Офиса. Они поступали сразу из трех источников — от МАГА, ДУНКАНА (агент в одном из британских посольств. — О.Ц.) и заработавшего в полную силу ВАЙЗЕ (Дональд Маклейн). 19 июня 1936 года Центр направил по этому поводу директиву Малли:

«Примерно 30 % материалов МАГА постоянно дублируются ДУНКАНОМ. Теперь (после подключения ВАЙЗЕ. О.Ц.) мы получаем все документы в трех экземплярах, если же потом тот же материал попадает в сборник, то получается целых четыре. Тем не менее, отказываться от получения чьих-либо материалов только потому, что он дублируется или повторяется в сборнике, мы не хотим. Для разгрузки почты до приезда спецкурьера вам разрешается уничтожать на месте дубликаты и малоценные сведения».

Создавая определенные трудности в транспортировке почты, дублирование документов Форин Офиса несколькими источниками позволяло тем не менее следить за безопасностью каждого из них в отдельности и контролировать материалы на предмет дезинформации — преимущество, которое оценит любая разведка.

Связь с МАГОМ оборвалась с отъездом Малли из Лондона летом 1937 года. Восстановить ее из-за репрессий, обрушившихся на наших разведчиков в 1937–1939 годах, даже и не пытались. Во всяком случае каких-либо документов, указывающих на такие попытки, в деле не имеется.

В 1939 году Вальтер Кривицкий предал МАГА.

По поводу провала МАГА имеется датированное июнем 1941 года сообщение ВАДИМА, составленное на основе информации, полученной от ТОНИ (Бланта):

«В 1939 году Кривицкий сообщил Левину Дон Айзеку, который в свою очередь донес МИ-5 о том, что шифровальщик ФО в Лондоне Кинг является советским агентом и был связан с Пиком, работавшим в Голдандии. Эта информация и послужила основанием для ареста Кина. Он был признан виновным и отправлен в тюрьму. Кривицкий подтвердил англичанам свои показания».

Глава 7

К 1936 году советская разведка имела возможность получать документальные материалы Форин Офиса сразу из трех источников. Два из них — Дональд Маклейн и Джон Кинг — уже достаточно хорошо известны («Роковые иллюзии». М., 1995). Третий прекрасно известен «только» советским, итальянским и английским спецслужбам, между которыми он катался подобно сказочному колобку, умудрившись, однако, не попасть ни к одной из них на зуб. История этого агента-двойника уникальна и поучительна с точки зрения как шпионажа, так и контршпионажа.

Д-3, он же ДУНКАН, он же ЛАНГЛЕ, он же, наконец, Франческо Константини, был привлечен к сотрудничеству, с советской разведкой в 1924 году работником римской резидентуры ОГПУ Шефтелем с помощью Д-1 — другого итальянца, служившего еще в посольстве царской России. Франческо занимал скромную техническую должность в английском посольстве в Риме. Он имел всего лишь «элементарное».(начальное) образование, но, вращаясь среди дипломатов, хорошо усвоил стиль их жизни, манеры и умел подать себя. Этому способствовали его природная изворотливость и склонность, мягко говоря, скрывать правду.

ДУНКАН сотрудничал с советской разведкой исключительно на основе материальной заинтересованности — единственной идеологии, которую он исповедовал. С самого начала сотрудничества вплоть до 1937 года он оставался для советской разведки одним из самых главных источников информации. Его высоко ценили и руководители НКИД. В письме римской резидентуры от 15 декабря 1933 года, в частности, говорилось:

«Тов. Литвинов спрашивал нас, почему он в Москве уже более года не получает материалов по этому (английскому. — О.Ц.) посольству. Говорил, что эти материалы в свое время приносили ему большую пользу».

Этот пробел, вызванный загадочным исчезновением ДУНКАНА, был вскоре восполнен сторицей. Уже в апреле 1934 года резидентура сообщала, что направляет в Центр следующие документы английского МИД:

«1. О планах вооружения Германии и трех этапах реорганизации «германской армии (до 1938 года), по данным 2-го бюро французского Генерального штаба, переданным английскому военному атташе в Париже.

2. Шифртелеграммы о поездке Идена в Берлин, Париж, Рим и о переговорах по поводу вооружения Германии (с секретными предложениями Гитлера).

3. Обзор японо-американских стратегических позиций на Тихом океане, составленный посольством в Токио.

4. Доклад о выполнении Японией «морской» программы в 1933 году и бюджет на 1934–1935 годы.

5. О японо-германских отношениях, о признании Маньчжоу-Го Германией.

6. Планы и перспективы внешней политики Германии по оценке посольства в Берлине.

7. Записка Саймона о позиции Китая на случай войны Японии с СССР».

Кроме документов ДУНКАН передавал советской разведке и самое главное в секретной переписке — коды и шифры вместе с перешифровальными таблицами. Подытоживая деятельность ДУНКАНА в этой сфере, Центр отмечал, что от него получены:

— дипломатический код «Political-8»;

— консульский код «М-28»;

— шифр военно-морской разведки — «Reporting Officers Cypher»;

— дипломатический код «К»;

— межведомственный шифр — «Interdepartmental Cypher»;

— шифр Министерства по делам Индии — «India Foreign Office Cypher».

Более того, возможности ДУНКАНА Позволили ему несколько раз передавать римской резидентуре дипломатические вализы с исходящей почтой английского посольства, которые затем возвращались им на место.

Но все это, как говорится, только присказка — сказка будет впереди.

Самое любопытное в этой истории то, что одновременно с ростом ценности агента как источника информации у разведчиков, работавших с ним, росли и подозрения в его параллельном сотрудничестве с итальянской контрразведкой.

Первые подозрения возникли в 1928 году и основывались на совершенно логичном предположении: ДУНКАН интересует советскую разведку в не меньшей степени, чем местные спецслужбы, которые просто не отработали бы свое жалованье, если бы не попытались его завербовать. Тем более, что осуществить это в своей собственной стране им было нетрудно. У ДУНКАНА же вообще отсутствовали какие-либо моральные или идеологические принципы, которые могли бы его побудить отказаться от такого сотрудничества.

В письме от 29 сентября 1930 года резидентура вновь подняла вопрос об одновременной работе ДУНКАНА на итальянскую контрразведку. Основанием для этого послужило его высказывание, мол, «для него опасны только англичане, а итальянцев он не боится». Однако, при отсутствии каких-либо более веских доказательств его вины, чем логические умозаключения или интерпретация слов источника, имелся весьма солидный аргумент в пользу продолжения его использования, а именно — высокая ценность поставляемой им информации.