Николай Лузан - «Загадка» СМЕРШа Страница 5

Темнота и сильный мороз стали их союзниками. С короткими остановками на привал они прошли четырнадцать километров и на рассвете сосредоточились перед большаком. За ним начинались непроходимые Михайловские леса, в них гитлеровцы теряли возможность для быстрого маневра и использования тяжелой техники. Рискуя быть обнаруженными воздушной разведкой, партизаны продолжили марш. Первыми через большак переправили раненых и больных, вслед за ними двинулись основные силы, когда со стороны Мги донесся гул мощных моторов, и через минуту на повороте возникла тупоносая морда грузовика.

Первыми в сражение вступили бойцы из группы заслона. Перестрелка рокочущим валом стремительно приближалась к основным силам отряда. Пулеметные и автоматные очереди потонули в разрыве мин и снарядов. Гитлеровцы подтянули артиллерию и перенесли огонь вглубь боевых порядков партизан. В воздух взметнулись ошметки человеческих тел и животных. Снег окрасился багровыми брызгами. Все смешалось в кучу: люди, лошади и сани.

Остервенев от пролитой своей и чужой крови, гитлеровцы ринулись в штыковую атаку. В те последние мгновения своей жизни и русские, и немцы жили только одним — растерзать, затоптать ненавистного врага. Их тела бугрились узлами мышц, вены вздулись тугими веревками. Осатанев от ярости, они исступленно кололи друг друга ножами, тесаками, рубили саперными лопатами. Рычащий, хрипящий клубок из человеческих тел катался по дороге и обочинам, оставляя на снегу кровавые следы, клочья одежды и истерзанные тела.

Силы оказались неравны, подоспевшее к гитлеровцам подкрепление решило исход схватки в их пользу. Разрозненные остатки партизанского отряда спасались бегством, к месту сбора вышла едва ли половина. Укрывшись под деревьями, израненные, обессилившие бойцы, чтобы не навести на себя воздушную разведку, вынуждены были до наступления темноты не разводить костров. Они ждали и надеялись, что к ним присоединятся те, кто смог вырвался из кольца окружения. Наступившая ночь похоронила эту надежду. Вместе с начальником штаба погибли и пропали без вести сорок три бойца.

Следующий день мог стать последним и для тех, кто уцелел. С востока, северо-запада и юга непрерывно доносились гул моторов и лязг гусениц. Гитлеровцы блокировали направление выхода партизан к линии фронта, и тогда командование отряда решилось на дерзкий, отчаянный шаг — прорываться на запад. Маневр удался, партизаны смогли выскользнуть из гитлеровской удавки. Но, лишившись связи — рацию Виктора повредил осколок, снабжения оружием, боеприпасами и продуктами по воздуху, они еще долгих четыре месяца маневрировали по тылам противника, совершая диверсии на коммуникациях и нападая на небольшие группы и посты охранения полиции и вермахта.

В ночь на 11 марта 1942 года отряд вышел к линии фронта. От своих партизан отделяли узкая полоса вражеских окопов и четыреста метров нейтральной полосы. Они изготовились к решающей атаке. Ночной мрак рассеялся, и перед ним темными рубцами проступили окопы и опорные пункты противника. Главную опасность представляли пулеметные гнезда.

На их подавление отправились те, у кого еще оставались силы. Вслед за ними мелкими перебежками к месту прорыву двинулись остальные. Разведчикам удалось без шума снять часовых. Два глухих взрыва у амбразур пулеметных гнезд послужили партизанам сигналом для атаки.

Забросав гранатами окопы, они одним броском прорвались на нейтральную полосу. Гитлеровцы пришли в себя и открыли огонь. С каждой секундой он нарастал и огненным валом стремительно накатывался на передовые позиции второго батальона 5-й стрелковой дивизии 11-й армии Северо-Западного фронта. Его бойцы еще не успели занять места в окопах, как из предрассветного полумрака перед ними возникли размытые силуэты. Заросшие, изможденные лица, истрепанное обмундирование и трофейное оружие говорили сами за себя — это были свои!

Виктор в отчаянном броске перелетел через колючее ограждение и, не чувствуя боли от порезов, без сил рухнул на землю. Рядом валились с ног его товарищи и тут же попадали в объятия красноармейцев. Потом, когда радость от встречи утихла, неровный строй партизан-окруженцев отправился в столовую. Для них, уже забывших запах настоящего хлеба, ржаная краюха и котелок обжигающе горячих щей казались наивысшим блаженством. Разомлев от сытой пищи и тепла, бойцы заснули и проспали до обеда, а потом суровая фронтовая действительность напомнила о себе.

Всего в километре от них находился жестокий, сильный и коварный враг. Его разведка действовала и искала в обороне Красной армии уязвимые места. Ненавистники советской власти, поднявшие голову с приходом фашистов, павшие духом военнопленные, ставшие жертвами гитлеровских спецслужб — абвера и тайной полевой полиции, в их руках становились грозным тайным оружием. Десятки матерых агентов, не раз проверенных в боевых операциях, и сотни момент-агентов на плечах окруженцев засылались в расположение советских войск с главной задачей: шпионить, осуществлять диверсии и совершать теракты против командного состава.

В условиях постоянно меняющейся боевой обстановки военной контрразведке — особым отделам НКВД СССР не оставалось ничего другого, как только подвергать окруженцев жесткой проверке. Фильтрационная работа стала тем самым ситом, которое отделяло честных, верных присяге бойцов и командиров от негодяев и предателей, рядившихся в одежды патриотов.

Через это предстояло пройти и Виктору с его товарищами. После обеда и сдачи штатного, трофейного оружия они проследовали на фильтрационный пункт особого отдела НКВД СССР 11-й армии. Он располагался поблизости от КП батальона, в одном из блиндажей. Первыми через фильтр особистов прошли командиры партизан. Беседы с ними затянулись не на один час. Это нервировало остальных. Одни, оскорбленные подобным недоверием, не выдерживали и возмущались, другие замыкались в себе.

Виктор нервничал. В памяти всплыли ненавистные Гофмайер со Штейнблюмом и проклятая подписка о сотрудничестве. Он не знал, как поступить: все честно рассказать особисту или промолчать, и решил действовать по ситуации.

Брезентовый полог в блиндаж распахнулся, оттуда выглянул уже примелькавшийся мордастый младший сержант и выкрикнул: «Бутырин!» Виктор, нервно покусывая губы, спустился в блиндаж. Помимо «мордастого» в нем находился молоденький, судя легкому пушку над верхней губой, — лет двадцати, лейтенант с покрасневшими глазами и осипшим голосом. Фильтрация окруженцев давалась ему нелегко.

Не предложив сесть, лейтенант, поворошив лежавшие перед ним бумагами, бросил на окруженца холодный, презрительный взгляд. Виктор поежился. По прошлым допросам на Литейном ему ох как хорошо было знакомо это, без тени сомнения и пригвождающее к стене, выражение глаз. Особист, похоже, заведомо записал его во враги. Трое суток, прошедшие с момента выброски и до появления Виктора в партизанском отряде, особист интерпретировал не иначе, как переход на сторону врага. Все попытки убедить его в обратном, ссылки на командование отряда ни к чему не привели. Лейтенант ничего не хотел понимать и требовал от Виктора признания в связях с фашистами. Тот замкнулся в себе. Особист, потеряв терпение, приказал младшему сержанту отправить «шпиона» под замок!

Вскинув винтовку, младший сержант передернул затвор и рявкнул: «Руки за спину, гад! Топай вперед!»

Они выбрались на двор. Десятки удивленных взглядов посмотрели на Виктора и провожали его до соседней землянки. Наспех сбитая из толстых досок дверь захлопнулась за спиной, и кромешная тьма навалилась на него. К концу дня рядом с ним оказались еще четверо. Сито армейской контрразведки было безжалостно к тем, на кого падала хоть малейшая тень подозрений.

На следующий день всех пятерых под конвоем доставили в Парфино, в особый отдел 11-й армии. Здесь за них взялись опытные контрразведчики. Ссылки на майора Гусева из разведотдела фронта Виктору не помогли. Старший лейтенант Милюков имел бульдожью хватку и, в отличие от лейтенанта, не брал на испуг, а методично и последовательно душил хитро поставленными вопросами.

Скрип открывшейся двери прервал допрос. В кабинет вошел, а скорее вкатился этаким колобком небольшого роста, круглолицый с забавным русым хохолком на макушке пожилой капитан. Мешковато сидевшая форма говорила о том, что он не кадровый военный. Старомодные очки в толстой роговой оправе на курносом носу делали его похожим на школьного учителя. Заместитель начальника особого отдела 11-й армии Колпаков действительно одно время преподавал историю в старших классах, а в последние годы работал директором школы. В контрразведку его привело прошлое. В далеком 1920 году ему пришлось служить в особом отделе ВЧК Западного фронта. Новая война, выкосившая больше половины особистов, вернула Колпакова в боевой строй.