Андрей Рытов - Рыцари пятого океана Страница 5

— Как ваша фамилия? — поинтересовался Рычагов.

— Пунтус, — ответил летчик и добавил: — Иван Пунтус.

— Да вам ли, товарищ Пунтус, просить подмогу? Одна борода небось ужас на японцев наводит.

Ребята засмеялись.

Рычагов продолжал:

— Мы понимаем, что обстановка серьезная. У японцев численное превосходство в авиации. С этим фактом нельзя не считаться. Забегая вперед, скажу: подмога, как выразился товарищ Пунтус, скоро будет. Вам довелось, друзья, вынести на своих плечах основную тяжесть первых воздушных боев. За это вам большое спасибо. Но давайте подумаем, как лучше бить врага при нынешнем соотношении сил.

Рассказ Павла Васильевича о воздушных боях в Испании, факты, когда советские летчики подкрепляли мужество искусной тактикой и выходили победителями в неравных поединках с франкистской авиацией, окончательно утвердили собравшихся в мысли: не так страшен черт, как его малюют.

— Наши самолеты не только не уступают японским, но по маневру даже превосходят их, — подчеркнул Рычагов. — Значит, дело в нас самих, в нашей отваге, в нашей смекалке. А главное, товарищи, — боевая выручка. Держитесь старого суворовского правила: «Сам погибай, а товарища выручай». И тогда нам никакой враг не страшен.

Авиационный атташе в Китае Г1. Ф. Жигарев переД этим собранием рассказал мне об одном примечательном эпизоде, который как раз подтверждал мысль, высказанную Павлом Васильевичем Рычаговым. Японцы только что вступили в Нанкин. Нашим авиаторам пришлось срочно перелететь в Наньчан. Враг был совсем рядом, а на машине летчика Жукоцкого оказался неисправным мотор. Не оставлять же самолет противнику! Летчик нервничает: вот — вот нагрянут японцы.

Механик Никольский успокаивает:

— Ничего, отремонтируем, успеем.

— Ну хорошо, я‑то улечу. А ты?

— Обо мне не беспокойтесь. Переплыву реку — и к своим.

— Э нет. Так не пойдет. Полетим вместе.

— Но самолет‑то одноместный…

— Ничего, что‑нибудь придумаем, — заверил летчик.

Когда мотор был отремонтирован, Жукоцкий приказал механику снять аккумулятор, вместо него втиснул своего боевого товарища и на глазах у приближавшихся к аэродрому японских солдат поднялся в воздух. Вскоре они были в Аньцине, на ближайшем от Наньчана аэродроме.

— Вот вам пример воинской смекалки, истинной боевой дружбы и взаимной выручки, — сказал я на собрании летчикам.

Зал одобрительно загудел. После небольшой паузы я продолжал:

— Вы приехали помогать китайскому народу по своей доброй воле. В Союзе с вами беседовали. Но я еще раз хочу напомнить: кто чувствует за собой слабину, боится драться с японцами — пусть заявит об этом открыто. Это будет только на пользу дела.

Установилось тягостное молчание. Улыбки, озарявшие лица летчиков, как ветром сдуло.

— Есть такие? — громко спросил Рычагов.

Никто не проронил ни слова.

— Ну, так мы и думали. Вопросы будут?

— Все ясно, — ответили с передних рядов.

После перерыва Алексей Сергеевич Благовещенский составил боевой расчет на завтрашний вылет. В три часа утра он был уже на аэродроме, чтобы лично проследить за подготовкой экипажей и самолетов к бою. Через час эскадрилья под его командованием поднялась в воздух.

…Во время разбора одного из боевых вылетов Благовещенский сказал:

— Противник сам дает нам козырь в руки. Глупо было бы не воспользоваться этим.

Дело в том, что японцы действовали всегда по шаблону. Их бомбардировщики придерживались обычно крупных линейных ориентиров, в частности больших рек. Этому правилу они не изменили даже после того, как мы их однажды здорово пощипали. Они потеряли тогда свыше десятка своих машин.

На второй же день, получив с постов наблюдения сведения о появлении самолетов противника, группа наших истребителей во главе с Благовещенским вылетела им навстречу. Накануне, основываясь на опыте боев в Испании, Рычагов подчеркнул, что ничто так не ошеломляет противника, как внезапность.

Все было разработано детально: маршрут полета, тактика боя, способы взаимной поддержки и выручки. Чтобы не обнаружить себя до времени, самолеты должны были идти над малонаселенной местностью. В районе предполагаемой встречи следовало быстро развернуться и ударить со стороны солнца в хвост японской колонны. Причем истребителям рекомендовалось идти не общим строем, как практиковалось до этого, а небольшими группами в несколько ярусов.

Этот замысел блестяще оправдал себя. Атака получилась внезапной. Специально выделенная группа летчиков связала боем истребителей сопровождения противника, остальные ринулись на бомбардировщиков. Бой с самого начала принял стремительный, маневренный характер. Не выдержав удара, японские бомбовозы побросали груз куда попало и повернули обратно.

Наши истребители начали преследование. Один из летчиков настолько увлекся погоней, что на обратный путь ему не хватило горючего. Пришлось садиться на залитое водой рисовое поле. Помогли китайские крестьяне. Они привели несколько быков, прицепили к ним веревками самолет и вытащили его на твердый грунт.

Японцы потеряли в этот день пятнадцать бомбардировщиков и четыре истребителя. Два наших самолета тоже были подбиты, но летчики выпрыгнули с парашютами и к вечеру прибыли в свою часть.

Алексею Сергеевичу Благовещенскому довелось драться в этом бою с лидером японских истребителей. Вдоль фюзеляжа самолета самурайского аса тянулись красные полосы. Благовещенский сразу же обратил на них внимание и, не раздумывая, атаковал размалеванного хищника. Однако тот сумел сманеврировать, уклониться от прицельной очереди пз пулемета. Сделав разворот, он сам пошел в атаку. Ему, видимо, хотелось ударить по Благовещенскому сзади. Но наш летчик был начеку. Выполнив крутой вираж, он описал в небе кривую и точно вышел в хвост флагману. Позиция оказалась благоприятной. Короткая очередь вспорола обшивку неприятельского истребителя, но он продолжал держаться в воздухе.

Японские летчики, заметив, что их ведущий в беде, кинулись на помощь. Теперь пришлось защищаться Благовещенскому и на время отступить от полосатой машины. Двое наших товарищей отсекли огнем японцев, теснивших Алексея Сергеевича.

— Такая меня досада взяла, — рассказывал потом Благовещенский, — что я готов был винтом рубануть полосатого дьявола. Дважды по нему стрелял, а он живой. Улучив момент, когда мы снова оказались один на один, я бросился на лидера сверху, сбоку и выпустил весь оставшийся боезапас. Очередь пришлась по кабине.

Благовещенский проследил, как тот, круто планируя, снизился над квадратами залитого водой рисового поля и при посадке перевернулся вверх колесами.

Под вечер мы с врачом приехали к месту падения японского самолета. Сквозь остекление кабины увидели мертвого японского летчика. Он висел на привязных ремнях вниз головой.

На следующий день в японских газетах в траурной рамке был опубликован портрет сбитого аса и дано подробное описание его былых заслуг.

Благовещенский тоже пострадал в этом бою. Пуля чиркнула его по левому боку. Разбитой оказалась и приборная доска. Спасла Алексея Сергеевича бронеспинка, установленная им накануне вылета.

Летчики прониклись к Благовещенскому уважением. В их глазах он выглядел королем воздуха. Они увидели в нем не только распорядительного командира, но и отважного бойца, сразившего славу и гордость японской авиации.

Вечером к нам прибыл представитель китайского командования.

— Ай ка — ла — со, ай ка — ла — со, — прикладывая руку к сердцу, повторял он, имея в виду сбитого флагмана.

Китаец вручил Благовещенскому какой‑то подарок и шелковый цветастый халат. Надев его и подпоясавшись кушаком, Алексей Сергеевич прохаживался по комнате и шутливо говорил:

— Ну, чем я теперь не мандарин, а?

Бой явился внушительной демонстрацией возросшей мощи советской авиации. Мы собрали летчиков, обстоятельно поговорили по существу выполненного задания, отметили наиболее отличившихся. Будь это в другой обстановке, мы наверняка выпустили бы листовки. Но здесь такие вещи не рекомендовались.

Ссылаясь на недомогание, Машкин снова уклонился от вылета. Машкин — но настоящая его фамилия, но будем называть его так, потому что в дальнейшем этот человек неузнаваемо изменился, стал хорошим бойцом…

Благовещенский собрал летчиков и поставил вопрос прямо:

— Что будем делать с Машкиным? Вы знаете, он и раньше не проявлял боевой активности. А однажды бросил товарища в бою, и тот погиб… Судите сами. Как скажете — так тому и быть.

Руководить собранием Алексей Сергеевич поручил мне.

Мы могли решить этот вопрос без всяких дебатов. Порядки, установленные воинскими уставами в Красной Армии, поддерживались и здесь. Командир мог своей властью вынести Машкину приговор, которого тот заслуживал. Но мы решили поступить по — другому. Важно было в дальнейшем начисто исключить подобные факты из жизни нашего коллектива.