Эрих Манштейн - Битва за Кавказ. Неизвестная война на море и на суше Страница 56

Генерал-майор Циглер доложил об этом командиру корпуса генерал-лейтенанту фон Ханзену, а тот информировал командующего генерала фон Манштейна. С рассветом Эрих фон Манштейн прибыл на автомобиле в район деревни Атаркой, местное население которой, по словам его адъютанта, состояло из татар и русских. Генерал остановился вблизи железной дороги в двухэтажном особняке, в котором до 1917 г. жил один из управляющих поместья, принадлежавшего Великой княгине Екатерине Юрьевской, морганатической жене Императора Александра II.

Фон Манштейн приказал Циглеру выдвинуть передовые подразделения бригады вдоль дороги до Мекензиевых гор. Один из батальонов бригады, чтобы предотвратить возможный прорыв частей 51-й Отдельной армии с востока направился к лесисто-горным массивам и первую остановку сделал в Темной балке, где впоследствии вермахтом будут размещены склады. Следующий батальон закрепился во втором доме управляющего на Горном ключе у самой железной дороги с противоположной стороны станции Бельбек.

После короткого привала батальон из Темной балки направился к деревне Камышлы, где был встречен огнем 11-го дзота (дерево-земляная огневая точка) во главе со старшиной 1-й статьи С. Раенко, а также старшиной 1 статьи И. Четвертаковым, матросами А. Калюжным, Г. Доля и Н. Еремко. О приближении передового отряда вермахта командира дзота Раенко предупредил местный лесник Журко. И командир приказал Григорию Доле отправиться в Мекензиевы горы, в штаб отдельного батальона морпехоты за подмогой. К условленному времени Доля не вернулся, тогда Раенко с той же целью отправил матроса Еремко. Но не вернулся и тот (оба и остались в живых после войны).

Командование немецким передовым батальоном во главе с гауптманом (капитаном) Корренсом, изучив местность, доложило в штаб генерала Циглера, что взять дзот можно, но с него простреливается вся местность и не исключены потери. Поэтому офицер предложил генералу направить к условленному времени «штуку» в сопровождении двух «мессершмиттов», а он по радио скорректирует атаку люфтваффе. Что и было сделано. Точным ударом дзот был разнесен сброшенной немецкой бомбой. Погибли все матросы. Вот так было дело: твердо, по-военному расчетливо и трагично. Ну а советские историки и писатели – по раз и навсегда выведенными ими правилам политпропаганды – расписали «подвиг» дзота № 11 как нечто уникальное, словно бы целая эскадрилья непрерывно днями и ночами бомбила маленький гарнизон советских моряков-патриотов. И что те в течение этих дней сдерживали натиск превосходящих сил противника, общей численностью доходивших по разным печатным источникам от батальона до нескольких полков! Более того, советские фальсификаторы не погнушались придумать записку, из которой в угоду времени и политике «исчезали» слова, и которую якобы написал один из защитников матрос Калюжный. Записку будто бы нашли на руинах дзота, после чего поместили в музей ЧФ. Там было: «Родина моя! Земля русская! Я сын ленинско-сталинского комсомола, его воспитанник… Я умираю, но знаю, что мы победим. Моряки-черноморцы! Деритесь крепче, уничтожайте фашистских бешеных собак! Клятву воина я сдержал. Калюжный». А затем, когда Хрущев и его клика «разоблачили культ личности Сталина», текст записки стал вдруг чуть короче: «Родина моя! Земля русская! Я сын Ленинского комсомола, его воспитанник…» Та же метаморфоза случилась в музее и с другими экспонатами…

Впрочем, дадим слово самим пропагандистам, ведь это и в самом деле любопытно прочесть, когда спадает с глаз красная коммунистическая повязка. «По всей стране разнеслась весть о славном подвиге героического гарнизона дзота № 11, состоявшего из матросов-комсомольцев… Гитлеровцы атаковали эту огневую точку (здесь следовало бы написать по аналогии: огневую точку сталинцев, – авт.), но не смогли ее взять. Тогда они обстреляли дзот из тяжелых минометов и одновременно обошли его с трех сторон. Дзот бомбардировала авиация. Трое суток моряки-комсомольцы отражали бешеные атаки врага, в которых участвовало до батальона пехоты. В бою пал командир отделения Раенко. …Уже сотни трупов немецких солдат и офицеров устилали подходы к дзоту, а гитлеровцы не прекращали атаки. В ночь на 20 декабря на помощь к героям-морякам подошло подкрепление: заместитель политрука М. Н. Потапенко и матросы-коммунисты П. Корж и К. И. Король. (Вот ведь здорово: сотни «бешеных фашистов» не могут прорваться к дзоту вместе с авиацией, а тут трое отважных коммунистов во главе с зам политрука – нате-с, проползли! – авт.) Они доставили боеприпасы и ручные пулеметы. Немцы продолжали осаждать дзот. И только вечером 20 декабря, когда в живых остались три тяжело раненых краснофлотца, фашистам удалось окружить огневую точку. Герои сражались до последнего патрона и врагу не сдались. Через несколько дней подразделение моряков выбило гитлеровцев из дзота. В нем была найдена записка…» и т. д. и т. п. («История Великой Отечественной войны 1941–1945». В 6 томах. М., 1961, т. 2, с. 306–307)

Операция с дзотом № 11 завершилась быстро. Для того чтобы организовать уничтожение дзота после предложения офицера вермахта и организации вылета «Юнкерса-87» в сопровождении двух «мессершмиттов», понадобилось меньше часа (!). Передовой аэродром базирования люфтваффе находился в Сарабузе (ныне станция Остряково, поселок Гвардейское).

Пожалуй, единственное, что сделало флотское командование в деле укрепления обороны секторов Севастополя, так это существенно увеличило численность сухопутных частей за счет снятых с кораблей матросов.

В городе тогда насчитывалось более 100 самолетов. Хотя историки, как в последствии и генерал армии Батов, подробно описывая тот период, указывают, что противник вел бои во много крат превосходящими силами при поддержке 13-ти артдивизионов и 700 самолетов, и стремился захватить Севастополь с ходу до подхода частей Приморской армии. Как говорится, без комментариев…

54-му корпусу генерала фон Ханзена, имевшему лишь 2 пехотных дивизии, бригаду генерала Циглера и 3 румынских кавбригады, не просто было продвигаться к Севастополю. Еще раз обращаю внимание на то, что фон Манштейн, в это время организовывая бои местного значения, чтобы «противник не дремал», выжидал тактический момент изменения общей обстановки на Восточном (по терминологии другой стороны – советско-германском) фронте. Так что ни о каком захвате с ходу, как это любили делать красные командиры, речь не шла, – немецкий генерал-фельдмаршал знал цену человеческой жизни. Так что это не слабость и не отсутствие знаний военного дела Эрихом фон Манштейном, а высокопрофессиональное чутье и расчет как с наименьшими потерями взять плацдарм противника в самый выгодный для себя момент. Это и есть наименьшими силами разгромить во много крат превосходящие силы противника.

Фон Манштейн искренне верил, что коли не удалось помочь освободить русских от власти инородцев еще когда он был первый раз с миссией в Крыму в 1918 г., то сейчас, в 1941-м, сможет это сделать. И он, как истый аристократ, как человек образованный, знающий немецкий вклад в Русскую Историю, знающий о подвигах русских полководцев, делал свое дело, которое он считал правым, – словно бы действовал по заветам предков Германии и России, побеждая противника быстротой и решительностью действий. А еще – благодаря хорошо поставленной войсковой и агентурной разведке, отчего он всегда имел необходимые сведения о неприятеле, продвижении его войск и намерениях.

…Разведка внесла значительную лепту в блестящие победы немецкого генерал-фельдмаршала фон Манштейна. На него работали: немецкое разведывательное подразделение на территории Румынии МАК («Марине Айнзацкомандо дес Шварцен Мер»), подразделение Абвера НБО («Нахрихтенбеобахтер»), морская разведка «Кондор», армейская разведка «Абвер-2», разведка 8-го авиакорпуса, непосредственно бригада генерала Циглера, румынская «Специальная служба информации», имевшая 3 подразделения «Чентру-1, -2, -3» и личная разведка генерал-фельдмаршала фон Манштейна (работала в контакте с резидентурой Ватикана на Балканах, и которую ему передал уходя в отставку генерал-фельдмаршал фон Рундштедт).

Фон Манштейну не нужны были героические подвиги своих солдат и офицеров. Для него война – жестокая арифметика потерь своих подчиненных, у которых в Германии остались родные и близкие, которые никогда ему не простят бездарную гибель своих сыновей, мужей, отцов, братьев, любимых.

А советскому командованию нужен был массовый героизм кретинизма, когда на смертельный свинцовый огонь пулеметов противника посылаются огромные толпы красноармейцев и краснофлотцев, – во имя дутой победы, во имя сытой и довольной жизни мехлисов, октябрьских, азаровых, кулаковых, львовых, черняков, колгановых, во имя безбедного существования комиссаров Госбезопасности, имя которым легион…