Олег Царев - КГБ в Англии Страница 59

На встрече 15 сентября 1944 года, когда всем уже было ясно, что победа над гитлеровской Германией не за горами, Блант сказал, что по окончании войны он вместе со многими другими сотрудниками уйдет из МИ-5. Гай Лидделл обещал им, что Секьюрити Сервис будет поддерживать с ними контакт, может быть, раз в год будет проводить сборы и личные встречи. В апреле 1945 года одним из первых МИ-5 покинул начальник отделения в отделе Ф Дэвид Кларк, вернувшийся на работу в центральный аппарат консервативной партии. 25 июля 1945 года ушел Кембал Джонстон, в октябре — начальник русского отделения Шиллито (его заменил Спенсер).

28 апреля 1945 года в «Дейли телеграф» появилась заметка следующего содержания: «Г-н А.Ф. Блант сменил сэра Кеннета Кларка на посту инспектора Королевских картинных галерей. Блант и раньше говорил Крешину о возможности такого назначения, поэтому оно не стало неожиданностью для советской разведки. Однако с получением должности инспектора Королевских картинных галерей Блант еще не порвал с контрразведкой. Он только стал реже появляться в МИ-5 — один-два раза в неделю. В августе 1945 года он выезжал в Германию по поручению короля просмотреть и отобрать картины и другие художественные ценности, связанные с историей Англии. Официально же Блант был демобилизован 6 сентября 1945 года. Однако через несколько дней — 19 сентября — вылетел по заданию МИ-5 в трехнедельную командировку в Италию для просмотра и отбора архивов итальянской разведки и контрразведки. Это было последнее поручение английской службы безопасности. Вскоре Блант расстался с ней навсегда, но сохранил многие дружеские связи, полезные в его работе для советской разведки.

С этого времени в паре Берджес — Блант он отходит на второй план и уступает место Берджесу, ставшему после войны, пожалуй, самым ценным источником советской разведки в Англии.

В марте 1945 года, когда битва за Берлин разыгрывалась пока еще только на картах Генерального штаба Красной Армии, советская разведка решила особо отметить работу тех своих источников, чья информация внесла вклад в победу над гитлеровской Германией. Английское отделение подготовило рапорт на имя наркома госбезопасности Меркулова за подписью начальника 1-го Управления НКГБ Фитина об установлении пожизненных пенсий нескольким агентам лондонской резидентуры, передававшим в годы войны особо ценные сведения. В их число входили и члены «Кембриджской группы». Филби устанавливалась пенсия в размере 1500 ф. ст., Бланту и Берджесу — 1200 ф. ст. в год.

Однако, прежде чем докладывать документ наркому, Фитин дал указание обсудить этот вопрос непосредственно с источниками, чтобы узнать их мнение и прояснить вопросы организации этого непростого в техническом отношении мероприятия. В мае 1945 года Крешин сообщил из Лондона, что «все стажеры отказались от пенсий, так как им трудно было бы объяснить наличие больших сумм денег», й сошлись на том, что лучше всего ограничиться компенсацией оперативных расходов.

Сам факт включения Берджеса в число «почетных пенсионеров» НКГБ, как бы иронично применительно к нему и не звучало такое звание, отражал его возросшее значение среди агентов «Кембриджской группы». Представитель «богемы в самом ее неприглядном виде» и «подозреваемый № 1» в черном списке Елены Модржинской за несколько месяцев 1944 года превратился в самого продуктивного источника документальной информации. Если в первой половине 1944 года сообщения Берджеса (а это были главным образом письменные сообщения, редко — документы) оценивались как «представляющие большой интерес, но основанные на слухах и плохо обработанные», то уже в октябре 1944 года нарком госбезопасности В. Меркулов распорядился отметить его работу премией в размере 250 ф. ст. И это было только начало. В этом отношении весьма любопытны итоги работы семи основных агентов-документальщиков линии политической разведки лондонской резидентуры в 1941–1945 годах. Блант за все это время передал 1771 документ, Филби — 914, а Берджес — 4605, обойдя Маклейна (4593) и уступив только Кернкроссу (5832). Причем большая часть документов — 4404 — поступила от Берджеса после его перехода на работу в Форин Офис в середине 1944 года.

Обстоятельства устройства Берджеса в Форин Офис из материалов его дела до конца не ясны. В сообщении резидентуры от 9 мая 1944 года говорилось, что Берджес получил согласие руководства Би-би-си на переход в Форин Офис и полностью приступит к работе там с 3 июня. В качестве мотивов такого шага указывались отъезд Маклейна в США и «необходимость продвижения Берджеса по службе». В другом месте имеется также указание на то, что Берджес устроился на работу в отдел печати МИД по рекомендации резидентуры, однако как и кто ему в этом посодействовал, неизвестно.

Оказавшись в отделе печати английского МИД, Берджес получил доступ к документам по самому широкому кругу вопросов внешней политики Великобритании. Эта неизвестная, видимо, Центру специфика работы отдела печати, а также само обилие документов заставили его уже 2 декабря 1944 года обратиться к резидентуре с вопросом, «не использует ли ХИКС неизвестных нам источников, так как получаемая от него информация обширна и по самым разнообразным вопросам». На недоуменный вопрос Центра резидентура ответила, что Берджес других источников не имеет, но что он работает в таком отделе, куда стекается вся информация.

Несмотря на взбалмошность своего характера, Берджес действовал методично. Сначала он получил официальное разрешение начальника отдела печати МИД Ридесдейла на вынос документов для работы с ними дома. Это произошло в августе 1944 года. А уже 1 сентября резидентура сообщала, что «МЕДХЕН впервые принес большое количество подлинных материалов». «Засняли 10 пленок, — сообщал Крешин, — из них 6 пленок — шифртелеграммы». Он отмечал, что при передаче документов «у МЕДХЕН появилось сильное, заметное волнение». «Это нормально», — заключал он, видимо памятуя о точно такой же реакции Берджеса на просьбу передать Бланту уже отснятые документы МИ-5 в 1942 году.

Однако вынос Берджесом большого количества документов беспокоил Центр с точки зрения безопасности операций. Поэтому уже в октябре 1944 года Москва не преминула напомнить резидентуре, что «такое Изъятие опасно для агента», и предложила «сконцентрировать внимание на стратегической и проблемной информации». В то же время Центр с удовлетворением отмечал, что «за последний период времени, всего несколько месяцев, МЕДХЕН превратился в самого продуктивного источника… теперь он дает ценнейшие документальные материалы».

Беспокойство Центра по поводу большого количества совершенно секретных документов, с которыми Берджес путешествовал по Лондону, было не напрасным. На встречу 4 марта 1945 года Берджес принес, как всегда, несколько десятков шифртелеграмм Форин Офиса, и тут произошел, как сообщил Крешин, «довольно неприятный случай», который он описал следующим образом:

«В последнее время я встречаюсь с X. на улице. Но 4.3.45 шел дождь, и X. предложил зайти на непродолжительное время в пивную. Мы зашли в пивную, где пробыли не более 15 минут. Выйдя из пивной, я заметил, что X. не выходит. Приоткрыв дверь, я увидел, что X. собирает с полу материалы. Не заходя в пивную, я подождал на улице, пока X. выйдет из нее. X. заявил, что, когда он подошел к двери, у него из папки высыпались на пол документы ЗАКОУЛКА (Форин Офис. — О.Ц.). Он добавил, что телеграммы высыпались непечатной стороной и никто не обратил внимания; так как выход загорожен от пивной материей. Немного испачкалась только одна телеграмма. X. утверждает, что он тщательно осмотрел место и ни один из документов не остался на полу».

Крешин предупредил Берджеса об осторожности в обращении с документами, однако на следующее утро при возвращении папки, которая была тщательно обвязана шпагатом, тот ее снова уронил. «Но хорошо, что в уборной никого не было и пол был чистый», — завершил свое тревожное послание Крешин.

Опасность исходила не только из небрежности Берджеса, но и из его прошлых оперативных грехов. В ноябре 1944 года он сообщил Крешину, что Горонви Рис рассказал ему о предложении Дэвида Футмана перейти на работу в 1-й отдел СИС. В этой связи Берджес вновь поделился своей тревогой по поводу того, что Рис может проболтаться о его контакте с советской разведкой. Вместе с Крешиным они разработали легенду на тот случай, если такое действительно произойдет. Берджес должен будет сказать, что привлекал Риса по заданию организации ГРЕНАДЕРА (начальника диверсионно-разведывательной школы Грэнда, у которого Берджес работал в 1940 году. — О. Ц.), но чтобы скрыть саму организацию и факт своего сотрудничества с ней, выступал от имени компартии. Видимо, все же не успокоившись, Берджес отговорил Футмана от его намерения устроить Риса на работу в СИС, о чем и информировал Крешина в марте 1945 года.