Их судьба – шпионаж - Игорь Григорьевич Атаманенко Страница 59

Такой головокружительный взлет простого офицера-артиллериста мало кого удивлял в то время. Шла жесткая чистка кадров Красной армии, вернее, истребление командиров среднего и высшего звена. На смену расстрелянным и сосланным в ГУЛАГ офицерам приходили малоопытные и бездарные, зато беззаветно преданные режиму новобранцы.

На Украине судьба свела Серова с Хрущёвым, где тот возглавлял республиканский ЦК. Они подружились, да так крепко, что уже в июле 1953‐го Хрущёв предложил членам Президиума ЦК генерала Серова для организации ареста Лаврентия Берии.

Тогда кандидатура Серова не прошла. Зато позднее по распоряжению Хрущёва он сменил Игнатьева на посту руководителя МГБ, а затем, опять же с подачи закадычного дружка Никитушки, стал первым руководителем Комитета государственной безопасности при Совете министров. Другими словами, — при Никите Хрущёве, так как тот был его председателем.

Свою преданность покровителю Серов демонстрировал всегда, но особо — накануне XX съезда партии в 1956 году, когда руководил операцией по чистке партийных архивных конюшен.

Тогда Хрущёв собирался «очистить» свою совесть, пытаясь уничтожить материалы, свидетельствовавшие о его инквизиторской деятельности на Украине во время пребывания на посту первого секретаря ЦК республики.

Под бдительным присмотром Серова в течение шести месяцев, предшествовавших ХХ съезду КПСС, военно-транспортный самолет каждую неделю доставлял из Киева в Москву материалы с грифом «Совершенно секретно».

Документы имели одну, по сути, резолюцию: «Расстрелять!», «Уничтожить, как гидру контрреволюции», «Ликвидировать, как врага народа!» И подпись одна — Н. Хрущёв.

Впрочем, Иван Серов верноподданно служил своему благодетелю по одной причине. Его отец Александр Евсеевич с 1905 по 1917 год состоял членом полицейской стражи Вологодской тюрьмы.

После революции скрылся, дабы избежать праведной мести революционеров-большевиков, а его сын, желая беспрепятственно двигаться по карьерной лестнице, утаил от партии прошлое своего отца.

Хрущёву это было известно, а Иван Серов после смерти Сталина был нужен ему для борьбы с друзьями-соперниками, и он его не трогал.

…Серов был уникальной (с жирным знаком минус!) фигурой в системе советских спецслужб. Дослужился до звания генерала армии, получил звание Героя Советского Союза, стал кавалером почти всех высших в стране наград. Его парадный китель украшали шесть орденов Ленина, ордена Суворова и Кутузова 1‐й степени, три ордена Красного Знамени. Однако приобретены они не в ратных боях с супостатом, отнюдь!

Красная армия могла уверенно вести победоносные сражения с полчищами Гитлера, не беспокоясь о тыле, — его прикрывали заградотряды под командованием Ивана Серова.

А разве легко было по приказу Сталина и Берии организовать переселение более чем миллиона человек: волжских немцев, крымских татар, чеченцев, ингушей и иже с ними в Казахстан и Сибирь, да еще и в условиях военного времени?

Но Серов — солдат. И будучи верен присяге и приказу, безропотно им следовал. Однако его сослуживцы, то ли от зависти, то ли от малодушия, шептались за спиной восходящей звезды на черном небосклоне НКВД:

«Родись он веком раньше, из него вышел бы отменный глава жандармов…»

Глава девятнадцатая

Тяготы «любви по разнарядке»

В 1953–1954 годы Пётр Попов «сдал» ЦРУ имена и коды более 80 советских офицеров-разведчиков, 4 нелегалов и 17 агентов-иностранцев, действовавших в Австрии и Западной Германии.

Кроме того, он «слил» врагу информацию с грифом «Особой важности» о личном составе Главного разведуправления и приоритетных направлениях его деятельности. Сообщил американским работодателям и важные подробности о советской политике в Австрии.

Компенсацией за усердие на шпионской ниве были не только дензнаки в иностранной валюте, но и свидания с Гретхен, которые Кайзвальтер выделял Попову соразмерно объему и качеству добытых сведений. Ведь свидания с любимой женщиной Пётр ценил много выше материального поощрения. А вот у Рицлер с каждой встречей нарастала неприязнь к «любовнику по разнарядке», что не являлось секретом для Кайзвальтера.

Продолжая контролировать поведение своих агентов на конспиративной квартире с помощью аудио и кино-фототехники, Джордж всё более удивлялся терпимости и выдержке Греты, как и бунтующему невежеству «Грэлспайса», который за почти два года общения с такой опытной укротительницей мужских страстей, как Рицлер, остался медведем, не поддающимся дрессировке.

Его речь поражала косноязычием; манеры были жуткие: в присутствии Греты он мог почесать любую часть своего тела. Особую любовь испытывал к гениталиям.

Беспрестанно цыкал гнилым зубом. По любому поводу перебивал Грету, едва ли не затыкая ей рот ладонью. Орал на нее в полный голос. Орать вообще любил.

Как-то, делясь впечатлениями о Попове с Кайзвальтером, Грета с горечью заметила:

«Меня так и тянет толкнуть его под локоть, когда он подносит ко рту вилку с куском отварной телятины. Однако наибольшее чувство гадливости и омерзения мне внушает гнусная привычка моего “подопечного”: перед тем, как лечь со мной в постель, он снимает мундир и кладет его на сиденье стула, а носки развешивает на спинке того же стула…

А вообще, я боюсь, что однажды он попытается вырвать сережки из моих ушей. Мало того, еще и бюстгальтер с чулками с меня сорвет, чтобы продать на “черном рынке”…»

Кайзвальтер, представляя себя на месте Рицлер, легко мог понять, с какой тоской та вспоминает наполненные любовной негой и ароматом утонченных удовольствий свидания с блестящими офицерами генеральных штабов Чехии, Болгарии и Словакии.

Однако в тот раз Джордж не нашел нужных слов, чтобы вдохновить свою агентессу на самопожертвование ради их общего дела — продолжение ее связи с Поповым, поэтому ограничился цитатой из философии своего шефа Аллена Даллеса: «Разведка и контрразведка взывают к самым низменным страстям и устремлениям и успешно ими используются. В этом — их высший разум. На войне, как на войне, — для достижения результата все средства хороши, когда они наносят урон противнику, даже если на первый взгляд они выгладят неэстетичными».

…В апреле 1954 года Рицлер вздохнула с облегчением: Петра призвали немедленно прибыть в Москву. Вызов был обусловлен побегом в США его друга, сотрудника КГБ Петра Дерябина.

Коль скоро никаких подозрений в отношении лояльности Попова ни у руководства ГРУ, ни КГБ не возникло, летом 1955‐го его направили в Берлин.

Вслед за отъездом опостылевшего «возлюбленного» Грета упросила Кайзвальтера вновь перевести ее на работу в Берлин. Свое настойчивое желание она мотивировала неприятными ассоциациями, которые вызывает у нее Вена из-за общения с русским невежей.

Джордж с готовностью откликнулся на ее просьбу, тем более, что и сам собирался полностью сосредоточиться на работе в берлинской резидентуре ЦРУ, которая успела перехватить инициативу у Вены, став к тому времени эпицентром по добыванию русских стратегических секретов.