Александр Бушков - Охота на пиранью Страница 6

— Мужик, а ты быстро бегать умеешь?

Грянул всеобщий хохот, словно в нелепой для Мазура реплике был точный смысл, развеселивший похитителей до икоты. Мазур спокойно спросил:

— Колпак-то снимете наконец?

— Потерпишь, — ответили ему без особой насмешки. — Вставай-ка, двигай ножками…

Его грубо подняли за локти со скамьи и подтолкнули. Он прекрасно помнил где расположена дверь, ухитрился, пригнувшись, не удариться макушкой о железный косяк. В лицо повеяло свежим ветерком, сквозь топливную гарь пробивался аромат диких трав. Мазур, напрягшись, прыгнул. Удержался на ногах. Судя по ощущениям, он приземлился подошвами на бетонку либо асфальт. Аэродром?

Тут же, держа за предплечья, энергично поволокли. Подошвы стучали по этой твердой поверхности, но вдруг она кончилась, Мазур от неожиданности пошатнулся. Под ногами была неровная земля, поросшая высокой травой.

— Сесть! — рявкнул над ухом голос.

Неуклюже изогнувшись, Мазур сумел опуститься наземь, не встав на колени и не упав. Чьи-то руки легли на плечи, несильно пригибая к земле, и тут же ногу дернули — это расшнуровывали кроссовки, которые тут же содрали вместе с носками.

— Ольга! — громко позвал Мазур.

Думал, врежут. Нет, не стали. Ольга отозвалась откуда-то поблизости:

— Я-а!

— Как жизнь?

— Они меня разули.

— Наркоманы, — сказал Мазур. — Носки нюхать собрались, — он говорил громко и бодро, подбадривая ее. — Они тут…

Замолчал, получив ощутимый подзатыльник. Прислушался к окружающему, изо всех сил напрягая слух — в ушах еще вязнул грохот двигателя.

Он мог и ошибаться, но не похоже, чтобы их привезли на большой аэродром, в какое-то шумное место, где много техники и людей. Очень уж покойная тишина вокруг — слышно, как переговариваются несколько человек, как негромко стукнул какой-то предмет — вероятнее всего, положенный на землю автомат. И все. Ни одна машина не проехала, ни один авиадвигатель не шумит.

Зато вскоре послышались другие звуки, свойственные скорее деревне, чем военной базе любого размера — стук тележных колес и размеренный лошадиный топот. Ошибиться Мазур никак не мог. Это была телега, и она ехала прямо к ним. Скрип, топот… И громкое: «Пр-р-р!» Пахнуло лошадиным запахом. Новый, незнакомый голос с интересом спросил:

— Как поохотились, ребятки?

— На высший класс, — рядом с Мазуром произнес капитан. — Еще одна парочка, и мужик тебе не какой-нибудь интеллигент, а отставной майор. Это плюс?

— Может, Толенька, и плюс. Там посмотрим, — голос был не особенно приятный, елейноехидный. — Девочку не трогали?

— Да вы что, Кузьмич…

— Ну смотри, Толик, смотри. Ты уж не подводи старика, а то мне за тебя холку свою собственную подставлять неохота, своя, не у дяденьки…

— Кузьмич, в натуре…

— Верю, милый. Только отчего это у нее на чистой тельняшечке грязная пятерня отпечатана? Вы бы хоть ручки блудливые мыли поутру… Кто? — в голосе, определенно принадлежавшем пожилому человеку, прорезался металл. — Ну что, я вас уговаривать буду?

— Ну, я потрогал чуток…

— Мишенька, сокол мой, — металл вновь сменился елеем. — А объясни-ка ты этому обезьяну заморской породы орангутан, что если хозяин сказал «этак», то и быть должно этак, но уж никак не «так»…

Х-хэк! Судя по звукам, кому-то влепили увесистую плюху, может, даже не голой рукой. Кто-то рухнул, застонал-заскулил, сдерживая вопли, давясь.

— Нар-роды… — грустно произнес Кузьмич над самым ухом Мазура. — Сколько вам ни объясняй, что гнилой Запад силен дисциплиной, все по рассейскому обычаю гнете… Толенька, ты его убери с глаз моих, пока я не осерчал окончательно, в кандидаты его не назначил…

Слышно было, как ушибленного торопливо уволакивают.

— А поехали, пожалуй что, — произнес Кузьмич. — Усадите-ка дорогих гостей на повозку со всем вежливым бережением…

Мазура подняли, повели вперед. Почти сразу же он ткнулся животом во что-то похожее на шлагбаум. И догадался — край телеги.

— Ну, лезь, — подтолкнули его. — Чего корячишься?

Мазур, не шелохнувшись, бросил:

— Колпак снимите.

Колпак и не подумали снять — но несколько рук подхватили его, дернули вверх и не особенно грубо опустили на сено, под которым угадывались доски. Короткое ойканье Ольги — и Мазур почувствовал ее рядом. Кто-то причмокнул, вожжи хлопнули по лошадиному боку, и повозка тронулась, чуть подпрыгивая на невысоких ухабах.

Судя по дыханию и случайным прикосновениям, кроме Мазура с Ольгой на телеге сидели еще двое-трое мужчин. От них пахло хорошим одеколоном, ненашенской туалетной водой и послабее — неповторимым, въевшимся в подсознание за долгие годы ароматом ружейной смазки. Колеса определенно на резиновом ходу — очень уж мягко идет повозка.

Все молчали, только возница порой покрикивал на лошадь порядка ради. Когда прошло минут десять, Мазур решился:

— Кузьмич, а Кузьмич!

— Чего тебе, голубь? — почти сразу же отозвался над самым ухом уже знакомый голос — спокойный, чуточку усталый.

— Колпак бы снял.

— А что, невтерпеж?

— А кому понравится?

— Охо-хо… Колпак, конечно, можно и снять, дело нехитрое. Только ты уж, голубь, давай без глупостей. Побежишь еще, а ребятки по тебе и пальнут сгоряча, бегущий — мишень азартная… Жену молодую вдовушкой оставишь посреди тайги. Да и куда тебе бежать, сам подумай… Ты глаза зажмурь, чтобы с отвычки светом не резануло.

Мазур зажмурился. Грубая ткань поползла вверх по его лицу. Упоительной волной ударил свежий воздух. Втягивая его полной грудью, словно редкое лакомство, Мазур медленно-медленно приоткрывал веки — но все же свет ослепил, пришлось заново зажмуриться. Понемногу растаяли мельтешившие перед глазами радужные пятна, и он смог разглядеть нежданных попутчиков.

Их оказалось целых четверо. Лица возницы он не видел — одну широченную спину. Кузьмич и в самом деле был пожилой, лет шестидесяти, а из-за длинных усов и окладистой бороды казался еще старше. С морщинистого лица смотрели с извечным мужицким лукавством ярко-синие, как бирюзовые шарики, глаза. Физиономия невероятно благообразная — отчего-то сразу верилось, что и нож под ребро этот старичок божий загонит словно бы нехотя, изображая всеми морщинами печаль и тягостную необходимость поскорее покончить со столь неприятным делом. Врагов с такими физиономиями нужно убивать непременно в первую очередь, оставляя остальных на потом…

Остальные были — два ражих молодца лет под тридцать, один с вполне современными усиками, другой — чисто выбритый. С первого взгляда ясно, что это не более чем шестерки, а главный тут — старикан, опасный, как гремучая змея.

Но самое удивительное — одежда. Все трое одеты так, словно вынырнули из года этак девятьсот шестнадцатого — или приехали прямиком со съемок сибирского боевика прошлых лет вроде «Угрюм-реки» или «Тени исчезают в полдень». Длинные рубахи навыпуск, крученые пояски, долгополые поддевки, заправленные в начищенные сапоги шаровары, черные картузы с лаковыми козырьками. Кузьмич еще при черной жилетке с часовой цепочкой поперек живота. Не бутафорские наряды из крашеного ситчика, а настоящая, добротно сшитая из хорошей ткани одежда старинного фасона. Однако под полой у Кузьмича, под мышкой, чернеет вполне современная кобура, весьма смахивающая на неподдельную «Бианчи», модель Х-88, и из нее торчит внушительная пистолетная рукоятка, судя по эмблеме на щечках и головке курка — «Кольт-коммандер». Это не зацепка, нынче в частных руках масса импортных стволов — у молодого бритого, в синей рубашке в белый горошек, на коленях лежит, кстати, вполне отечественный АКСУ…

— Вот они мы, голубь, — сказал Кузьмич. — Какие есть. Что, не нравимся?

— Не особенно, — признался Мазур. — И с жены капюшон снимите, коли уж такие добрые…

— А чего же? Мишаня, сними. И почему это мы тебе, голубь, не нравимся? — благодушно спросил Кузьмич.

— Не привык я, старче божий, таким вот макаром в гости ездить…

— А это уж кому как повезет, по гостю и честь…

— Загадочки любишь? — спросил Мазур.

— Куда уж мне, скудоумному…

Мазур откровенно озирался. Повозка катила по неширокой таежной дороге, вокруг вздымались высоченные кедры — темно-коричневые морщинистые стволы, густые кроны. Если начерно подсчитать примерную крейсерскую скорость вертолета и нынешнее положение солнца, выходило, что их уволокли куда-то на восток — с небольшим отклонением к северу, градусов на десять. Километров на сто в глубь тайги. Прокачать в уме карту? Нет, потом, в спокойной обстановке, если таковая выдастся…

Он перекатился влево и сел, свесив ноги с высокой телеги. Усатый молодец так и прилип к нему напряженным взглядом сторожевой овчарки.