Валерий Соловей - Абсолютное оружие. Основы психологической войны и медиаманипулирования Страница 6

Определив неприемлемый для нас политический режим как «хунту», мы не только подчеркиваем его нелегитимность, но и заведомо отказываемся вести с ним переговоры. Какие еще такие-сякие переговоры могут быть с «хунтой», тем более «фашистской»?! Но если мы все же вынуждены вступить в деловые сношения с этой «хунтой», то она превращается для нас в «партнера, с которым можно иметь дело».

Если страна названа «империей зла» или «спонсором терроризма», то внешнеполитический курс в отношении ее может быть только самым жестким.

Крым «аннексирован» или «присоединен», «захвачен» или «вернулся в родную гавань»? Язык описания в данном случае – не игра слов или момент вкуса, а вопрос большой политики с самыми драматичными последствиями.

При этом лексика может меняться на прямо противоположную без изменения природы и сущности называемого. Как показывает исторический опыт, в том числе недавний, можно поливать ту или иную страну и ее власть помоями или, наоборот, со слезами на глазах клясться в вечной дружбе, а потом легко и быстро развернуть информационно-пропагандистскую машину на 180 градусов.

Так, после знаменитого пакта Риббентропа – Молотова советская пропаганда кардинально изменила свою тональность в отношении Германии и Гитлера. Но Гитлер и Германия оставались все теми же по своему политическому характеру и агрессивной внешней политике.

А что же люди, неужели их сие не смущает? Нисколько! В отличие от слонов у людей очень короткая память. А эффективная пропаганда способна изменить даже наши воспоминания: нам будет казаться, что мы думали именно в русле послания, доставляемого нам медиамашиной сейчас, а не какое-то время назад.

Предметы и явления определяются в зависимости от целей и надобностей манипуляторов, их историко-культурного багажа и личной вовлеченности. Представьте себе фотографию группы вооруженных людей брутальной наружности. А теперь поставьте под ней на выбор подпись: «До зубов вооруженные сепаратисты перед нападением на мирный город»; «Защитники свободы готовятся к дерзкой вылазке против врага»; «Инсургенты на привале». Выбрав одну из подписей, мы формируем отношение не к фотографии – к явлению. А формулирует подпись, то есть предопределяет наше отношение к явлению, скромный человек, следующий при этом редакционной линии и/или своим собственным взглядам. (Как я уже пояснял ранее, можно легко убедить себя в соответствии наших взглядов поступающим сверху указаниям.)

Или возьмем конкретный актуальный пример. На соседней Украине идет война, которую мы называем «гражданской и братоубийственной». Официальная позиция соседней страны: война – результат «российской агрессии». Для нас участники войны «ополченцы и добровольцы», с одной стороны, «силовики» (а до этого «каратели») – с другой. Для соседнего государства наши «ополченцы» – это «сепаратисты», а «силовики» – «доблестные бойцы вооруженных сил и добровольцы». Слова «ополченцы», «добровольцы», «бойцы» вызывают симпатию; «каратели» и «сепаратисты» – отторжение; «силовики» – нейтральное отношение. Симпатия может быть настолько сильной, чтобы побуждать к действию: оказать доступную помощь «ополченцам» и «добровольцам» или даже вступить в их ряды. Наоборот, «сепаратистам» и «карателям» необходимо сопротивляться всеми возможными силами.

Напомню, в данном случае речь идет об одних и тех же людях. Но в зависимости от того, как их назовут, будет сформировано определенное отношение к ним и спровоцированы определенные действия.

А можно пойти еще дальше и вообще лишить оппонентов права называться людьми, расчеловечить их. Это ведь так просто сделать! Мы назовем их «укропами», отнеся к растениям, или «колорадами», то есть мерзкими и вредными насекомыми. А ведь вредителей надо уничтожать, не правда ли? И нечего горевать о гибели «колорадов» или скошенной огнем «Градов» траве – «укропе».

Справедливости ради отмечу, что массмедиа все же чураются подобного языка, который бытует преимущественно в социальных сетях. Если бы его взяли на вооружение телевизионные каналы, то это было бы не чем иным, как прямым призывом к геноциду.

Существует ли выход из словесных ловушек? На первый взгляд он в том, чтобы оперировать ценностно и эмоционально нейтральными словесными формулами, как сие делает знаменитая английская телерадиовещательная корпорация BBC, на протяжении десятилетий задающая стандарты журналистики. Скажем, называть одну воюющую сторону «силовиками» или «правительственными войсками»; противостоящую ей – «инсургентами». Другими словами, встать над схваткой и сохранять объективность.

Проблема, однако, в том, что взгляд «обезьяньего царя с горы на сражающихся тигра и дракона» возможен лишь в случае психоэмоциональной неангажированности, личной невовлеченности. Для людей же, вовлеченных в конфликт, особенно в конфликт интенсивный и масштабный, затрагивающий их интересы и покушающийся на их ценности, НИКАКОЙ ОБЪЕКТИВНОСТИ НЕ СУЩЕСТВУЕТ. Как показывают многочисленные исследования, даже самые объективные репортажи о военных конфликтах воспринимаются одновременно всеми противоборствующими сторонами, как сочувствующие их врагам[6]. Другими словами, в ситуации раздрая и сумятицы общество просто вопиет об определенности. И эту определенность ему даруют СМИ, называя врагов и друзей, определяя «правильное» и «дурное».

При освещении войны или серьезного конфликта нет и не может быть никакой объективности со стороны массмедиа тех сторон, которые в него вовлечены. Потому любые заявления этих СМИ об их объективности и правдивости не более чем ханжество или самообман.

Так или иначе, человечество не может обойтись без «называния» предметов и явлений. Ибо это главный путь формирования представления о мире и один из важнейших способов его освоения. Чтобы мир осмыслить, его проявления сперва надо назвать, а названия в скрытом виде содержат в себе объяснение мира и руководство к действию в нем. Люди не могут воспринимать мир непосредственно, такой какой он есть, они воспринимают его лишь одновременно интерпретируя, объясняя. Через слова и понятия создается картина мира. Посредством слов и понятий мир осваивается. Именно поэтому на индивидуальном уровне нам нет нужды повторять весь обширный и извилистый путь человечества, поскольку его практики конденсированы в языке.

Лучше один раз увидеть, или На чем основана сила телевидения

Слова прозвучат во сто крат убедительнее, если они подкреплены картинкой или синхронизированы с изобразительным рядом. Проще говоря, если они звучат из телевизора.

Сила и убедительность ТВ основана не только на яркости сменяющих друг друга изображений и умелом создании драматического эффекта. Смотря телевизор, люди попадают в когнитивную ловушку, в плен устойчивого стереотипа: то, что показывает ТВ, они бессознательно (это очень важно: бессознательно!) воспринимают как происходящее непосредственно у них на глазах, как нечто, свидетелями чего являются именно они сами. А кому мы больше всего доверяем, как не самим себе? Эта когнитивная ловушка прекрасно описана поговоркой, что лучше один раз увидеть, чем сто раз услышать.

Сфабрикованные телесюжеты, искусный микс из правды, полуправды и инсценировки оказываются для зрителей самой что ни на есть достоверной реальностью. Ведь они видели это собственными глазами!

Думаю, теперь понятно, почему телевидение выступает самым мощным и эффективным инструментом медиаманипулирования, значительно превосходя в этом отношении печатные медиа и радио. Не то чтобы нельзя манипулировать посредством печатного слова или радио. Просто эффект значительно слабее.

Читая газету, книгу, листовку, их всегда можно отложить, вырваться из логики печатного текста и задуматься о нем. Когда мы смотрим телесюжет, то, захваченные потоком образов и драматичным сценарием, просто не в состоянии осмыслить происходящее. Наше логическое мышление, наша способность к критическому анализу в прямом смысле слова отключаются или ослабевают под натиском этого потока. И мы непроизвольно, бессознательно впитываем послание, которое пытается до нас донести ТВ. Особенно если смотрим ТВ регулярно, а послание повторяется (что, как правило, и бывает). Выйти из этого потока можно лишь единственным образом – выключить телеприемник.

Переключившись на другой канал, в России вы получите то же самое послание, но под другим соусом. Ибо контролирующая основные телеканалы власть посылает обществу одно-единственное главное послание.

В общем, получается, как в классическом советском анекдоте: включаю один канал – Брежнев, переключаю на другой канал – Брежнев, хочу переключить еще раз – из телеприемника раздается угрожающий голос: я тебе попереключаю!