Михаил Толочко - Военные разведчики XX века Страница 6

Зануда с тяжелым характером карьеры большой не сделал, зато исправно, раз в месяц, снабжал резидентуру секретными документами. Отметим, что когда в 1945 году Сталину доложили о вкладе Кернкросса в общее дело, особенно во время войны, вождь повелел выдавать ему пожизненно ежегодное· содержание в размере тысячи фунтов — по нынешним временам это около 30–40 тысяч долларов, совсем не густо для агента такого калибра, впрочем, советская разведка деньги на ветер никогда не швыряла.

Однако Кернкросс от денег отказался. Вообще все «пятерочники» щепетильно относились к материальной помощи, они работали во имя Идеи, а деньги брали лишь на оперативные расходы.

В досье Мольера постоянно фигурирует мысль, что он был недоволен своей работой на советскую разведку, считал, что делает слишком мало. Его мучила совесть, будто его вклад в дело коммунизма чересчур незначителен. И это говорил человек, смело и бескорыстно передававший кипы ценнейшей информации! Вот вам и сюрприз для тех, кто считает власть денег всемогущей!

Беда грянула внезапно, о поиске британских «кротов» догадывались, но все наступило слишком неожиданно.

Все страны и прежде, и в наши дни стараются расколоть чужие шифры. В конце войны в лапы союзников попали некоторые кодовые книги Красной Армии, захваченные финнами, они высветили подходы к дешифровке наших телеграмм. К этому следует добавить сведения о советских агентах, переданные в общей форме, без указания фамилий, западной агентурой и перебежчиками.

В конце войны наши шифровальные службы работали с огромной нагрузкой и сотрудники не всегда выполняли общепринятые правила шифрования. Так, было несколько случаев, когда для шифрования использовалась одна и та же страница блокнота, что совершенно недопустимо.

Таким образом, западные спецслужбы получили ключ к дешифровке телеграмм НКВД (все они, естественно, были записаны из эфира на пленку) и начали работу сразу же после войны, назвав операцию «Венона». Однако в самих телеграммах они натыкались только на клички, не раскрывавшие личности и положение агентов; потребовались годы, чтобы дешифровать и систематизировать все полученные материалы и попытаться очертить круг лиц, имевших доступ к секретной информации, документам.

Только в 1951 году удалось выйти на активного участника «пятерки» — высокопоставленного английского дипломата Дональда Маклина. К счастью, Ким Филби был в курсе событий и предупредил Центр и своих сообщников. В срочном порядке Маклин и Бер-джес бежали из Англии в Советский Союз. Энтони Блант бросился на квартиру Берджесса, заваленную разными бумагами, и постарался вытащить оттуда все, что могло скомпрометировать и его, и остальных агентов.

Увы, Блант не обнаружил в этом хаосе материалов, накопленных далеким от аккуратности Берджессом, записей бесед в Уайтхолле, сделанных еще до войны рукой Кернкросса, зато их нашла британская контрразведка.

Интенсивное наружное наблюдение за Кернкрос-сом оказалось безрезультатным: хотя, по заключению контрразведки, он и выходил на явки, контактов с советскими разведчиками не засекли. На самом деле, как показывают досье КГБ, контакт удалось установить, уйдя из-под опеки англичан. Так что Центр был в курсе всех дел.

Начались интенсивные допросы, однако он выбрал правильную линию: советским шпионом он не был, записи действительно передавал Берджессу, но откуда ему было знать, что тот связан с русскими? Кернкрос-са уволили без всякой пенсии, он выехал в США, а затем в Рим, где работал в продовольственной и сельскохозяйственной организации ООН. Завидным здоровьем не отличался, у него были нарушения и зрения, и слуха.

Бегство Маклина и Берджеса, фактическое разоблачение Филби, Бланта и Кернкросса повергло английскую разведку в бездну. С прославленной службой уже опасались работать американцы, считая, что там все насквозь проедено «кротами». Однако у спецслужб не оказалось достаточных материалов, чтобы передать дело в суд, кроме того, они совершенно не были заинтересованы в публичной стирке собственного белья. Мудрые англичане решили не раздувать дело, но активно продолжали собирать компры не только на «пятерку», но и на многих других подозрительных английских деятелей, включая шефа самой контрразведки сэра Роджера Холлиса.

В 1963 году после ухода на Запад предателя из КГБ в СССР бежал так ни в чем и не признавшийся Филби. Тут даже тем, кто сомневался в работе Филби на враждебную разведку, стало все ясно, в спецслужбах это вызвало бурю: разве не наглость, что все эти пташки, совершившие невиданные в Англии преступления, упархивают из-под носа?

Черт возьми, если уж их не привлечь к суду, то ведь можно кое-что выжать!

В 1964 году британская контрразведка взяла в оборот Энтони Бланта и обещала не затевать никаких судебных преследований, если он признается и назовет имена известных ему советских агентов. Блант назвал Кернкросса и Кинга, который уже умер. За это признание он сохранил свою высокую должность при королевском дворе.

В Рим на встречу с Кернкроссом срочно вылетел видный контрразведчик Артур Мартин, тоже обещал гарантии неприкосновенности в случае признания. Кернкросс не стал отрицать своей роли, однако подчеркивал, что делал все ради общих антифашистских целей во время войны.

С Блантом и Кернкроссом контрразведке все стало ясно, эти допросы были подчинены более важной цели: найти не раскрытых «кротов» в истеблишменте. Кернкроссу предложили встретиться с уже престарелым коммунистом Клугманом, который был одним из его вербовщиков и сыграл важнейшую роль в создании советской агентурной сети в Англии. Контрразведка хотела через Кернкросса выйти на Клугмана и выудить у того новые имена, однако последний отказался от рандеву с представителями спецслужб.

Затем следы ценного агента теряются, газеты о нем не пишут, спецслужбы не видят резона в дальнейших допросах, контакты с КГБ порваны еще в 1951 году, Кернкросс тихо трудится на ниве ООН, радуясь, что вышел сухим из всей этой катавасии.

Нрав у него был вздорный, характер замкнутый, любимое хобби — чтение, люди интересовали его меньше.

Старость подступила уже в Провансе, там его и трепала проклятая пресса, в Западную Англию переехал умирать.

О чем он думал в последние годы? Сожалел ли о прошлом? Радовался ли нашей бурной перестройке? Или, наоборот, надеялся, что когда-нибудь наступит тот сверкающий счастьем коммунизм, которому он посвятил свои лучшие годы? Сетовал ли, что от него все отреклись, что все его бросили? Или жил себе спокойно с молодой женой, попивая родное виски, плюнув на все шпионские передряги, ибо жизнь — одна, и в восемьдесят с лишним лет это чувствуют острее, чем в молодости.

Об этом мы уже никогда не узнаем.

ПРАВДА О РОТШИЛЬДЕ

Парадоксально, но чем дальше и стремительнее отодвигаемся мы от бурных тридцатых годов, тем горячее интерес в старой доброй Англии к тогдашним деяниям советской разведки, особенно к «кембриджской пятерке».

Самый известный — Ким Филби, чуть не ставщий начальником английской разведки, смелый и мужественный человек, балансировавший на лезвии ножа почти десять лет после допросов и обвинений в шпионаже и только в 1963 году бежавший в СССР из-за предательства ушедшего на Запад чекиста. Филби обвиняли в том, что он предупредил об опасности своих друзей — агента советской разведки, мидовца и сотрудника «Сикрет интеллидженс сервис», Гая Берджеса и шефа американского отдела Дональда Маклина, бежавших в СССР в 1951 году. Оба были в душе коминтерновцами, оба снабжали советскую разведку ценнейшими материалами, оба рисковали жизнью и были совсем не похожи на хрестоматийные образы советских разведчиков.

Красавец Маклин, аналитик и ученый, был очень застенчив, однако, когда выпивал, превращался в буйного. Чего стоит инцидент в Каире, когда Маклин хвастался на банкете у коллеги-дипломата, будто работает на советскую разведку. Присутствовавшие решили, что он допился до ручки, а на самом деле это был нервный срыв, усугубленный спиртным. Скромный доктор наук Маклин, трудившийся в Москве в институте Мировой экономики и международных отношений под чужой фамилией, автор статей и книг, уже совсем другой человек, не принявший советский социализм и критически настроенный в отношении КГБ, так и унес в могилу все свои сомнения и мучения, а прах повелел перевезти в Англию — это о чем-то говорит.

Гай Берджес работал и в МИДе, и в разведке, обаятельнейший человек, блестящий ум, великолепные связи в английском истеблишменте, душа общества, пьяница и мот, к тому же еще и гомосексуалист, чего не скрывал.