Джеролд Шектер - Шпион, который спас мир. Том 2 Страница 7

После взрыва первой советской водородной бомбы в ноябре 1955 года Объединенный комитет начальников штабов включил в список мишеней советские военные аэродромы и «объекты атомной энергии». Эйзенхауэр дал КСВВС указание добиться высокого процента «вероятности повреждения». Лемэй мог интерпретировать это руководство как ему Бог на душу положит{45}. Военно-морские силы США, располагающие авианосцами с самолетами-носителями с ядерными зарядами, независимо от КСВВС выбирали цели в Советском Союзе и Китае.

В 1960 году Эйзенхауэр приказал организовать Объединенный штаб планирования стратегических целей, чтобы создать координированный план американской ядерной атаки. Он стал известен как «Общий план действий», столь секретный, что имел собственную классификацию секретности: «предельно засекреченная информация». В своем исследовании «Общего плана действий», секретных планов США по ядерной войне, Питер Прингл и Уильям Аркин объясняли: «Борьба за объекты поражения порождала необходимость производить больше оружия». К лету 1960 года, когда адмиралы и генералы встретились, чтобы определить стратегические цели, стратегический запас США возрос с 1000 до 18 000 боеголовок за пять лет. За то же время количество объектов поражения на территории СССР возросло с 3000 до 20 000{46}.

Президент Кеннеди знал о планах по ядерной войне. Когда ему показали «основную оценку» ведения стратегической ядерной войны между США и Советским Союзом, он упомянул об этом в разговоре с Раском: «И мы еще называем себя людьми»{47}. Начался переход от концепции «массированного возмездия» к дифференцированному ядерному ответу.

Во время берлинского кризиса, в августе 1961 года, когда могла разразиться ядерная война, секретарь по обороне Роберт Макнамара и командующий НАТО Лорис Норстэд пересмотрели планы ядерной войны. Макнамара, к своему неудовольствию, выяснил, что если американские силы в Берлине потерпят поражение, то, по плану, все еще предусматривались массированный ядерный ответный удар по Советам и попытка всеми имеющимися силами разрушить важнейшие объекты, включая населенные центры. «Этот вариант меня совсем не успокоил», — вспоминал Макнамара.

Сомнения Макнамары в надежности американской ядерной стратегии возросли, когда он летом 1961 года — вскоре после визита туда Пеньковского — встретился в Лондоне с лордом Маунтбаттеном. В то время лорд Маунтбаттен занимал в Англии пост, равнозначный председателю Объединенного комитета начальников штабов в Америке. Когда Макнамара начал обсуждать ядерный «вариант», Маунтбаттен спросил: «Вы с ума сошли?»{48} Англичане, как и американцы, понимали, что пора разработать новый подход. Первым шагом была концепция «дифференцированного ответа».

Под руководством Кеннеди Макнамара дал приказание пересмотреть первый «Общий план действий», содержащий пять основных и разнообразные дополнительные варианты. Основными объектами атаки были:

1. Советские стратегические силы ответного удара, как то: ракетные базы, авиабазы, укрытия для подводных лодок, заводы, производящие ядерное оружие, и склады.

2. Система советской воздушной обороны, укрепления вне городов, особенно находящиеся на пути атакующих бомбардировщиков США.

3. Системы воздушной обороны, расположенные вблизи городов.

4. Советские командные пункты.

5. При необходимости всеохватывающая «спазм»-атака, первый термин для массированного возмездия.

Единственная подробность нового «Общего плана действий», просочившаяся в печать, — решение не атаковать города — «негородская доктрина». Вклад Макнамары в ядерную стратегию получит название обоюдного гарантированного уничтожения{49}.

Информация Пеньковского летом и осенью 1961 года, особенно копии статей, обсуждавших ядерную стратегию в особо секретном журнале «Военная мысль», показывала, что Советский Союз движется к стратегии ядерного боя в направлении, противоположном новому американскому мышлению. Отчеты Пеньковского сильно влияли на решение Кеннеди ужесточить свою позицию по Берлину и не поддаваться угрозам Хрущева об одностороннем мирном соглашении с Восточной Германией, в результате чего роль союзников в Восточном Берлине окажется недействительной{50} .

Пытаясь узнать все, что требовалось, Шерголд придерживался четких доказуемых фактов, которые можно было оценить с профессиональных позиций. Его меньше интересовали теоретические рассуждения Пеньковского. Шерголд требовал, чтобы Пеньковский рассказал о разговорах между Варенцовым и другими членами командования по поводу размещения ракет:

— Я хотел бы абсолютно точно узнать, кто и когда ему сказал, что атомные боеголовки взяты со склада и перевезены на военные базы?

Пеньковский ответил:

— Когда ситуация в Берлине ухудшилась, Хрущев, пользуясь поддержкой Центрального Комитета, приказал, чтобы эти атомные боеголовки привели в состояние готовности и переправили к месту запуска: он хочет поддержать свою политику силой. Хрущев понимает, что мы (Запад) можем первыми нанести удар.

— Но кто вам это сказал? — настаивал Кайзвальтер.

— Прежде всего Бузинов (помощник Варенцова). Позже в штабе артиллерии я от разных офицеров слышал, что им приказали проверить на практике, сколько потребуется времени, чтобы привести в готовность атомные боеголовки, чтобы смонтировать их и привести в стартовое положение, и как войска относятся к использованию такого оружия. Короче, все предыдущие расчеты теперь проверяются на практике. Они готовятся к тому, чтобы, если нужно, применить атомное оружие{51}.

Кайзвальтер попросил Пеньковского объяснить, чем вызвано противоречие между нынешним воинственным отношением Хрущева к политике мирного сосуществования и тем, что он сам провозгласил ее на XXI съезде партии.

Пеньковский ответил:

— Я понял ваш вопрос. С советской точки зрения все диалектически взаимосвязано. В то время Хрущев говорил нечто прямо противоположное его сегодняшним словам. В сущности, в 1958 году он сообщил точную дату подписания германского мирного договора,

а потом от нее отказался. Он не угрожает, а размахивает дубинкой и следит за реакцией. Если реакция не в его пользу, он перестает размахивать дубинкой. В то время не существовало военных сил, способных поддержать его нынешнюю политику. Теперь он оседлал армейскую лошадку, и, хотя у него недостаточно сил, он начинает говорить по-другому. Почему он так много лет молчал, а теперь разговорился? Он утверждает, что у Запада много уязвимых мест, что мы не вполне подготовлены. Он подробно изучил и некоторые наши потенциально сильные стороны, используя коммунистических агентов. Он чувствует, что обладает силой, что может действовать таким образом и что Кеннеди, Макмиллану и де Голлю придется с ним считаться. Теперь мы заговорили «с позиции силы», и он чувствует себя не вполне в своей тарелке, но все еще надеется, что мы и вторую пилюлю проглотим (Пеньковский имел в виду сепаратное подписание договора с Восточной Германией).

То, что вы называете противоречием, на самом деле — диалектическое отступление. Он хочет использовать возросшую военную мощь для того, чтобы одержать политическую победу в германском споре. Если мы не будем действовать решительно, он одержит моральную победу и получит дополнительное время. Однако если не дать Хрущеву передышки, он может отступить и год-полтора поразмышлять обо всем этом. Конечно, он, как и мы, будет в это время вооружаться. Это будет настоящая игра на нервах.

Потом Пеньковский изложил суть стратегии Хрущева и предсказал, что гонка вооружений между Советским Союзом и Соединенными Штатами будет продолжаться в течение ближайших тридцати лет. Диалектический материализм видит историю как процесс изменений, вызываемых постоянным конфликтом. Каждая идея, или тезис, вырабатывает собственный антитезис; из их борьбы возникает новый синтез, сохраняющий элементы и того, и другого и вытесняющий их. Советская историческая теория считала, что капитализм — это тезис, создающий зародыш собственного уничтожения, социализм. В вытекающей отсюда борьбе между капитализмом и социализмом рождается коммунизм, когда будут окончательно упразднены все государства. Марксизм-ленинизм и история, по мнению Хрущева, были на его стороне.

— Повторяю, — сказал Пеньковский, — что любая уступка будет расцениваться Хрущевым как проявление нашей слабости. Между прочим, все это — следствие той проблемы, которую вы сами создали в 1956 году в Египте во время суэцкого кризиса. (Англичане и французы атаковали египетские войска в Суэце, и Израиль вошел в Синай после того, как президент Насер национализировал летом 1956 года Суэцкий канал. Под давлением Объединенных Наций французы и англичане вывели свои войска из района Суэцкого канала, а израильтяне покинули Синай.)