Позывной «Зенит» - Сергей Евгеньевич Журавлев Страница 7

— Значит, надеяться мы можем только на себя, — как бы подвел итог Батый.

— И друг на друга, — поправил его Зенит.

— Именно. Хотя я, конечно, буду рядом, — добавил Север. — Поэтому, ребята, заранее договоритесь о невербальных знаках. Например, если при встрече у кого-то из вас поднят воротник рубашки или пиджака, такая небрежность сейчас в моде, это сигнал о возможной опасности, значит, подходить и общаться с ним нельзя. А если на шее повязан шарф или платок, это тоже сейчас у молодежи практикуется, то это сигнал, что я под контролем, меня используют как наживку. Понятно, о чем я говорю?

По глазам было видно, что начинающие разведчики все восприняли очень серьезно.

— Дальше додумаете сами. Так что поздравляю вас с началом реальной службы в нелегальной разведке. Ваша первая операция носит кодовое название «Балаган».

Молодые люди переглянулись. Это заметил резидент.

— Название дает руководство. Сам замысел вашей работы принадлежит председателю Комитета и начальнику второго главка, а вот начальник разведки относится к этой теме со здоровым скепсисом. Отсюда и название. У нас часто операциям дают нейтральные названия, но с эмоциональным подтекстом. Мне приходилось принимать участие в разоблачении предателя, так дело так и называлось «Иуда». Пока все. Теперь встретимся уже в Западном Берлине. Напоминаю, по легенде я коммерческий директор фирмы, занимающейся посудой и столовыми принадлежностями. Повторите, как меня зовут?

— Вильгельм Мюллер, — дружно ответили друзья и заулыбались.

Послевоенный Западный Берлин оказался в подвешенном состоянии. Восточный Берлин развивался, отстраивался, так как был столицей Германской Демократической Республики. Федеративная Республика решила установить столицу в заштатном Бонне, куда переехало правительство и за ним вся остальная элита. Западный Берлин в этом плане хирел, но, с другой стороны, там было много свободы. Не было ограничений по передвижению в ночное время. Бары, рестораны, казино работали всю ночь, а не как у соседей — только в определенное время. Алкоголь и наркотики продавались практически без ограничений. Жилье упало в цене, и тем и другим по полной пользовалась молодежь.

Коммуна номер один представляла собой особняк на Штутгардской площади, заселенный исключительно студентами. Порядки были либеральные, нравы свободные, плата за проживание — минимальная, как, соответственно, и коммунальные услуги. Поселиться здесь не составляло большого труда.

Батый, по документам — Юрген Краузе, довольно быстро записался на учебу в Свободный университет Берлина. Для этого потребовалось только показать студенческий билет и заявить, что ты бежал из ГДР, чтобы учиться в демократической стране. Больше никого ничто не волновало. Он быстро сошелся с активом Коммуны, благо многие, как и он, были беженцами от социализма.

Через день он уже был на митинге, где выступал Руди Дучке. Это была демонстрация за реформу высшего образования, против «Большой коалиции», «чрезвычайного законодательства» и вьетнамской войны. ССНС, то есть Социалистический союз немецких студентов (Sozialistischer Deutscher Studentenbund), Политсовет которого как раз и возглавлял Дучке, объединил эти лозунги, чтобы собралось побольше народа.

Оратор вдохновленно заявлял, что вьетнамская война американцев, «чрезвычайные законы» в ФРГ и сталинистский оппортунизм в советском блоке являются проявлениями мирового авторитарного капиталистического господства над угнетенными народами. И хотя условия для победы над мировым капитализмом в богатых промышленных странах и обездоленных странах третьего мира были различными, революция закономерно должна начаться не в зажиревшей Центральной Европе, как полагал Карл Маркс, а в бедных и угнетенных странах «периферии» мирового капитализма.

Во вьетнамской войне Дучке видел начало революционного развития, способного перекинуться на другие страны третьего мира. Он однозначно поддерживал вооруженную борьбу южновьетнамских партизан. Направляемая «революционной ненавистью» освободительная война народов третьего мира должна, как об этом писал Ленин, разорвать «слабые звенья» в цепи империализма. Прав был Че Гевара, призывавший «создать два, три, много Вьетнамов!»

Рудольф был профессиональным трибуном, он страстно жестикулировал, бросал зажигательные лозунги. Его критика капиталистических приспешников была убедительна и активно поддерживалась толпой. Его было интересно слушать, правда, не совсем понятно, о чем он говорил, потому что он использовал много непривычных слов о преимуществах либертарного рабочего движения, о необходимости борьбы с «организационной иррегулярностью» и систематическими нарушениями христианско-социалистических правил буржуазного государства.

После митинга Батый беспрепятственно подошел к Дучке и напомнил об их встрече в ГДР. Руди показалось даже, что он вспомнил этого парня, и тут же попросил его стать распространителем журнала «Напор» (Anschlag), в котором публиковались его статьи с критикой капитализма, дискуссиями о проблемах третьего мира и необходимости создания новых политических организаций. Юрию тут же вручили пачку свежеотпечатанного номера, а молодежного лидера утащили восторженные девицы.

В Свободном университете вскоре должен был состояться политический диспут о роли председателя Мао. У Юргена (Батыя) вообще сложилось впечатление, что молодежный лидер двужильный. Он постоянно где-то выступал, дискутировал, организовывал, даже не понятно было, когда он ест или спит. Разведчик старался всюду следовать за Рудольфом и к вечеру уже буквально валился с ног от усталости, а сам объект выглядел бодро и не терял энергии.

Через неделю на очередном диспуте в университете о феномене «одномерного человека», по пониманию Герберта Маркузе, к нему подошел Максимилиан Фокс, он же Зенит. Юрген, уже длительное время находившийся в чужой шкуре, так обрадовался знакомому лицу, что готов был задушить его в объятьях. Однако это никак не укладывалось в легенду, и они просто пожали руки. Друзья уединились возле большого окна с видом на внутренний дворик.

— Давно приехал? Где поселился?

— Тоже в Коммуне, как и ты. Лучше расскажи, что удалось узнать по нашей теме. — Максимилиан был уверен, что за месяц его старший товарищ уже все узнал.

— Как тебе сказать, — погрустнел Юрген и стал еще яростнее крутить четками вокруг пальцев. Этим нехитрым приемом он разрабатывал пальцы, вырабатывал автоматизм, нужный для демонстрации перехвата ножа из одного положения в другое, о чем ему говорил Север. — Пока только одна болтовня, призывы к действиям, но все ограничивается демонстрациями, распространением листовок и скандированием лозунгов. У Дучке даже нет охраны, хотя ему постоянно поступают угрозы.

— Может, ты что-то упустил, Юрген?

— Да я все время держу его в поле зрения. Втерся в его окружение, со всеми познакомился. Даже подружился с его женой.

— Зачем? — удивился Фокс.