Петр Вырубов - На броненосце “Князь Суворов" (Десять лет из жизни русского моряка, погибшего в Цусимском бою) Страница 8

Погода все лето стоит преотвратительная: редкий день проходит без дождя. Живется, впрочем, несмотря на все это, очень и очень недурно. Отсюда мы уходим в Биоркэ, с отрядом соединимся только в Котке 30 июля.

6-го августа мы приходим в Кронштадт. Наш отряд, кроме “Верного”, кончает кампанию, а нас отпускают на три дня в Петербург, специально для приведения в порядок своих дел по части обмундирования, после чего мы уходим на 12 дней в крейсерство. Производство бывает очень скоро после плавания.

XVI. Кронштадт. Морское Собрание. 28 ноября 1898г.

Пишу вам из Морского Собрания. За эти пять дней я уже успел устроиться, нашел себе квартиру и даже побывал в Питере. Служебное мое положение тоже выяснилось: я назначен адъютантом и уже третий день ношу аксельбанты. Не могу сказать, чтобы это назначение меня особенно порадовало, но судя по всему, лучше заведывать экипажной канцелярией, чем получить сразу две роты, не имея никакой опытности по этой части. Служба отнимает у меня не более двух часов в день, остальное время провожу или у товарищей, или в Собрании, где имеется громадная библиотека, и скучать не приходится. По вечерам тут довольно часто делаются научные доклады на животрепещущие темы. На двух лекциях я уже был. 25-го капитан 2-го ранга князь Ливен делал доклад об Испано-Американской войне, а вчера в отделении технического общества Попов демонстрировал жидкий воздух.

Квартиру нашел на углу Стрельбища и Высокой улицы в доме Гончарова. Живем вдвоем с товарищем. Занимаем две комнаты, большую и маленькую, конечно, с мебелью, обе очень чистенькие, светлые и с паркетными полами. За свою комнату с прислугой и самоваром плачу 12 рублей. Оказалось, что квартиру найти здесь очень трудно, в гостиницах же здешних невозможно жить даже мичману. Моя квартира удобна тем, что близко решительно отовсюду, хотя, правда, она не в показной части города. Обедать хожу в Морское Собрание, кормят прекрасно: обед из четырех блюд обходится в полтинник, подается в определенные часы (в 2, 3, 4 и 5), в остальное время по карте, что конечно дороже.

Жалованье получил за три месяца со всеми вычетами 151 рубль и 38 копеек, да еще буду получать прибавки за адъютантство по 8 рублей в месяц. Начальство у меня довольно милое и служить легко. Письма адресуйте в 7-й экипаж. С нетерпением жду от вас известий.

“Картина совершенно фантастическая: громадный пароходище идет по льду толщиною больше аршина, как по обыкновенной воде, даже не убавляя хода, а кругом него около самых бортов неистовствует тысячная толпа.

XVII. Кронштадт. Загородная гауптвахта. 11 декабря 1898 г.

Пишу вам при довольно оригинальной обстановке: стою караульным начальником на загородной гауптвахте и стерегу артиллерийскую лабораторию со всеми ее складами. Целые сутки приходится сидеть в пальто, да еще надетом на мундир, при заряженном револьвере и сабле, в комнате, в которой разность температур у пола и на высоте роста человеческого доходит до 8°. Спать приходится не раздеваясь и в высоких сапогах, правда, на бархатном диване.

Впрочем, это пустяки, вообще служба очень легка, дела даже слишком мало, так что даже такая скучная история, как караул, служит развлечением. Оригинально, что Рождество я буду встречать в этом самом помещении. Следующая моя очередь будет в самый сочельник, 24 декабря. 6 декабря парадировал со своим знаменем в морском манеже, а 5-го командовал взводом на похоронах убитого взрывом штабс-капитана Королькова. Вероятно, вы уже из газет знаете подробности. Катастрофа ужасная, унесшая 12 человеческих жизней в самый день окончания мобилизации, продержавшей около месяца всех людей на фортах. Живется вообще недурно. Милости просим, приезжайте. В Питере я уже давно не был: совершенно некогда, да по правде сказать, и не тянет.

XVIII. Кронштадт. 3 января 1899 г.

С Новым годом. С новым счастьем! Нельзя сказать, чтобы Рождество я встретил особенно удачно: сочельник стоял в карауле да еще с флюсом, а 27-го дежурил по 2 экипажам. Вообще флюс отравил мне все праздники. Спасибо Волковичу, он положил мне в зуб кокаину, и боль прекратилась, что дало мне возможность бегать по морозу с повязанной физиономией. Живется здесь вообще недурно. Доказательство тому то, что уже месяц как я не был в Питере и в настоящую минуту не чувствую никакого желания туда ехать. Службой я очень доволен.

Экипажный командир относится ко мне очень хорошо. Познакомил меня со своей семьей, и я у него бываю. Дома только ночую, а потому не собрался еще прибрать хорошенько комнату, хотя, например, купил для украшения в арсенале четыре старых пистолета. Наша молодежь держится дружной стайкой. Иногда покучиваем, впрочем, умеренно и, вообще, чувствуем себя прекрасно. В собрании теперь довольно часто балы и маскарады, на которых мы бываем всей компанией, хотя и не танцуем. Впрочем, за меня здесь принялись довольно энергично знакомые барышни и в конце концов, кажется, обучат танцам. Венгерку я по крайней мере уже выучил. Нам на свою судьбу грешно жаловаться: живется даже слишком спокойно.

XIX. Кронштадт. 30 января 1899 г.

Марья Константиновна говорила мне, что вы были очень недовольны, что я вам не писал о своем намерении идти в Тихий океан. Дело в том, что вам я писал накануне жеребья, ничего о нем не зная, а ей после него. После этого я вам не писал. Я еще не могу сказать вам положительно, куда меня забросит судьба. Знаю только, что начальник штаба относится к нам очень мило и всегда устроит плавание. На днях мне, например, предлагали идти в Белое море на “Бакане”, но я отказался, так как не хотел перебивать вакансию у двух приятелей, которые об этом назначении сильно хлопотали. Пока до свидания. Хотел написать больше, но должен идти сейчас же в экипаж, так как только что принял две роты и должен быть на перекличке.

На палубе ледокола “Ермак”. Первый ряд: в центре С.О. Макаров, справа Ферзен, слева Васильев: во втором ряду справа первый Развозов, третий Вырубов

XX. Кронштадт. Загородная гауптвахта. 5 марта 1899 г.

У нас теперь злоба дня – приход ледокола “Ермак” с адмиралом Макаровым. Я участвовал в его встрече. Событие, действительно, поразительное и не для одного Кронштадта. Картина совершенно фантастическая: громадный пароходище идет по льду толщиною больше аршина, как по обыкновенной воде, даже не убавляя хода, а кругом него около самых бортов неистовствует тысячная толпа. Лед режет “Ермак” так легко и аккуратно, что нет ни трещин, ни нагромождений льда кругом. Он его засовывает под себя и подсовывает под окружающий лед, оставляя за собою совершено чистый канал. Нечего и говорить, что весь Кронштадт высыпал на стенки гаваней, а большинство прямо окружило “Ермак”’ на льду.

Еще накануне вечером, когда он еще только показался на горизонте, вся публика взбудоражилась. Мы поехали было встречать его в море, когда он был еще верст за 20, но попали в метель, сбились с пути и в конце концов доехали до громадной трещины, идущей поперек залива, переправиться через которую на извозчике было невозможно. Пришлось вернуться назад. Главная встреча была на “Полтаве”. Туда собралась вся избранная публика, которая потом перешла на сам “Ермак”, где и был устроен торжественный обед.

Теперь уже выясняется, что лето я плаваю на “Полтаве” и осенью, по всей вероятности, на ней же уйду за границу. Такой комбинацией я вполне доволен. Волкович уходит на “Бакане” на Шпицберген 15-го марта, он уже должен быть в Либаве. Плавание “Бакана” будет замечательно интересно. Знай я это два месяца тому назад – теперь я был бы уже на нем. Впрочем, жалеть особенно не приходится. Если “Полтава” действительно осенью уйдет за границу, то я только выиграю.

Масленица прошла довольно весело, хотя я два раза на ней стоял в карауле. Блины ели только в собрании, где их готовят прекрасно. Совершенно неожиданно для самого себя я начал кататься на коньках. Как- то раз решительно нечего было делать: я взял на прокат коньки и, несмотря на то, что семь лет не катался, ни разу не шлепнулся и чувствовал себя настолько свободно, что в тот же день отправился и на вечернее катание. На этом катании, между прочим, был пущен фейерверк, довольно оригинальный. Он весь состоял из довольно сложных фигур, которые начинались чем-то вроде вертящихся фонтанов, потом загорались разноцветными огнями и начинали испускать массу швермеров, змеек и бомб с самой разнообразной начинкой.

Просто приходилось удивляться, где это все помещалось в сравнительно очень небольшой фигуре. Новинкой был воздушный велосипедист. Он проехался по веревке через весь каток, преисправно работая ногами. Сама фигура из бенгальских огней, а велосипедные колеса нечто вроде больших китайских колес. В общем очень мило. Как на зло, лишь только я начал кататься на коньках, наступила оттепель, и кажется, скоро снегу совсем не останется. Судя по газетам, в Киеве уже давно весна, у нас она пока еще только собирается.