Коллектив авторов - Афган. Территория войны Страница 9

КИРИЛЕНКО: Следовательно, у них гарантий нет относительно своей армии. Они надеются только на одно решение, а именно: на наши танки и бронемашины. (…)

АНДРОПОВ: Я, товарищи, внимательно подумал над этим вопросом и пришел к такому выводу, что нам нужно очень и очень серьезно продумать вопрос о том, во имя чего мы будем вводить войска в Афганистан. Для нас совершенно ясно, что Афганистан не подготовлен к тому, чтобы сейчас решать все вопросы по-социалистически. Там огромное засилье религии, почти сплошная неграмотность сельского населения, отсталость в экономике и т. д. Мы знаем учение Ленина о революционной ситуации. О какой ситуации может идти речь в Афганистане, там нет такой ситуации. Поэтому я считаю, что мы можем удержать революцию в Афганистане только с помощью своих штыков, а это совершенно недопустимо для нас. (…)

ГРОМЫКО: Я полностью поддерживаю предложение т. Андропова о том, чтобы исключить такую меру, как введение наших войск в Афганистан… наша армия, которая войдет в Афганистан, будет агрессором. Против кого же она будет воевать? Да против афганского народа прежде всего, и в него надо будет стрелять… нам надо иметь в виду, что и юридически нам не оправдать ввода войск. Согласно Уставу ООН, страна может обратиться за помощью, и мы могли бы дать войска в случае, если бы они подверглись агрессии извне. Афганистан никакой агрессии не подвергался. Это внутреннее их дело, революционная междоусобица, бои одной группы населения с другой. К тому же надо сказать, что афганцы официально не обращались к нам относительно ввода войск. (…)

КИРИЛЕНКО: Вчера в Афганистане была другая обстановка, и мы склонялись к тому, что, может быть, нам пойти на то, чтобы ввести какое-то количество воинских частей. Сегодня обстановка другая, и разговор у нас вполне справедливо идет уже несколько в другом русле, а именно: мы все придерживаемся того, что вводить войска нет никаких оснований. (…)

ЧЕРНЕНКО: Если мы введем войска и побьем афганский народ, то будем обязательно обвинены в агрессии. Тут никуда не уйдешь.

УСТИНОВ: Меры помощи, я так полагаю, мы будем проводить так, как договаривались вчера.

ВСЕ: Правильно.

УСТИНОВ: Только исключить надо относительно ввода войск.

КОСЫГИН: Одним словом, мы ничего не меняем о помощи Афганистану, кроме ввода войск. Они будут сами более ответственно относиться к решению вопросов руководства делами государства. А если мы все за них сделаем, защитим революцию, то что же для них останется? Ничего».

(Рабочая запись заседания Политбюро ЦК КПСС от 18 марта 1979 года)

На заседании 19 марта присутствовал Брежнев, он подытожил два дня работы Политбюро, сказав, что все определено правильно, не пристало нам втягиваться в эту войну, у них армия распадается, а мы должны за нее воевать. На том и порешили. Чтобы определиться с дальнейшими отношениями, вызвали в Москву Тараки.

Испуганный положением дел в своем государстве, он и сам готов был срочно вылететь в Москву, но просил, чтобы о его приезде знали только те, с кем придется столкнуться во время визита. Получив окончательный отказ по поводу ввода войск, Тараки не мог скрыть своего разочарования. В качестве компенсации Брежнев выразил самые дружеские чувства афганскому лидеру и заверил его в личной симпатии.

Мятеж в Герате был подавлен силами правительственных войск. Однако снова вспыхнули мятежи сразу в нескольких городах. Инициаторами многих восстаний были армейские офицеры, которые только на словах приняли новую власть.

Алексей и Татьяна Плескуновы. Заговор

© Алексей Плескунов, Татьяна Плескунова, 2014

Разгром мятежников в Герате поднял Амина в его собственных глазах. Он решил, не мешкая, закрепить успех официальным признанием своих заслуг. Однако Тараки, вдохновленный дружбой с советским лидером, не очень-то хотел делиться властью со своим учеником. Теперь он через верных ему людей контролировал армию. А обстановка в стране тем временем ухудшалась, продолжались столкновения сторонников государственной власти с оппозицией.

Из источников, заслуживающих доверия: «Могут ли „халькисты“ выстоять или они будут вынуждены призвать русских? К началу июля „халькистский режим“, будучи в осаде, все еще выглядит способным выжить с помощью своих собственных военных и полицейских ресурсов при условии продолжения щедрой материальной и советнической советской помощи».

(Донесение временного поверенного в делах США Флейтна в Госдепартамент США от 10 июля 1979 г., № 5244)

Амин знал: в условиях его страны власть принадлежит тому, кто контролирует все дела военного ведомства. Сегодня это Тараки, но уже завтра этим человеком может стать он. Чем больше Амин восхвалял своего учителя, тем чаще Тараки перекладывал на него решение важных государственных вопросов. Хабибу понимал, Амин готов к захвату власти, но, чтобы передать такое сообщение, необходимы были факты, а не домыслы.

Первый серьезный факт появился 27 июля. Когда Хабибу прочитал указ главы государства об усилении руководства военными делами Афганистана, он понял – Амин в своей борьбе за власть вышел на финишную прямую. Несколькими строчками глава государства подписал себе приговор: «До тех пор, пока не прекратится иностранная агрессия, я поручаю своему любимому и выдающемуся ученику Хафизулле Амину (…) заниматься деятельностью министерства обороны».

О нависшей над Тараки опасности Хабибу неоднократно сообщал в Москву, он хорошо понимал, что будет с Афганистаном после очередного захвата власти. Понимали это и руководители СССР. Самый простой способ избавиться от Амина – это выманить его из страны. Но как? Наконец повод появился. В сентябре Гавану должны были посетить главы неприсоединившихся государств, и Громыко дипломатично настаивал, чтобы Афганистан представлял именно Амин. Чувствуя, что, покинув страну, можно и не вернуться, Амин пошел на хитрость.

При большой аудитории, в присутствии журналистов, во время своего выступления в Кабульском университете, он восторженно сказал, что видный лидер «революционного Востока», глава афганского государства скоро посетит Остров Свободы. Через средства массовой информации эта новость облетела всю страну. Что оставалось делать Тараки? Только ехать на Кубу.

Амин знал: в условиях его страны власть принадлежит тому, кто контролирует все дела военного ведомства. Сегодня это Тараки, но уже завтра этим человеком может стать он. Чем больше Амин восхвалял своего учителя, тем чаще Тараки перекладывал на него решение важных государственных вопросов. Хабибу понимал, Амин готов к захвату власти, но, чтобы передать такое сообщение, необходимы были факты, а не домыслы.

В отсутствие президента Амин все подготовил к захвату власти. Это заставило Хабибу действовать. Передавая сведения в центр, он уже не выделял факты и домыслы. Слишком открыто демонстрировал Амин свои намерения, и слишком велика была опасность. В Кремле решили, что афганская делегация будет возвращаться из Гаваны через Москву, и во время этого визита Тараки предупредят о заговоре.

В «Шереметьево» лидера НДПА встретили сотрудники ПГУ. Среди встречавших был некто Алексей Петров, они с Тараки давно были знакомы. Именно Алексей долгое время был с ним на связи. Решили, что по дороге Петров все расскажет, но разговора не получилось. Когда приехали в гостевой домик, к нашим сотрудникам подошел посланец Амина.

– Тарджумана[27]! Тарджумана! – Это был язык дари, и Алексей сразу же вступил в диалог.

– Что он хочет? – спросил представитель ПГУ у Петрова.

– Он направлен Амином для важного сообщения и требует пригласить своего переводчика, – затем, обращаясь к афганцу, Алексей поинтересовался, чем не устраивает его советский переводчик.

Афганец отвел Петрова в сторону и сказал, что переводчиком при их разговоре должен быть Тарун, преданный сторонник Амина, но при этом начальник секретариата Тараки. Понизив голос, сообщил дополнительно:

– Все, что я буду говорить при Таруне, – неправда.

Петров передал старшему группы Богданову подробности разговора со странным афганцем и ушел. Пригласили в качестве переводчика начальника секретариата.

– Не могли бы вы нам помочь, – обратился Богданов к Таруну, – этот человек хочет сообщить мне что-то важное, а нашего переводчика не видно.

Тарун сразу же согласился. Все трое прошли в соседнюю комнату.

– Я уполномочен сообщить советским друзьям, – сказал афганец, – что в Кабуле против Амина готовится заговор. Его хотят отстранить от власти. В заговоре участвуют четыре министра.

Не успел Богданов отреагировать на сказанное, как афганец тут же вышел. Тарун же, наоборот, активно включился в разговор. У Богданова сложилось впечатление, что сообщение афганца просто служило началом именно его, Таруна, беседы с представителем СССР. Переводчик сразу же начал говорить о том, что Тараки не может контролировать не только положение дел в государстве, но даже своих приближенных. Богданов удивился такому повороту, но ничего не ответил. Они еще немного поговорили с Таруном, а потом расстались. Вскоре странный афганец нашел Богданова и уже через советского переводчика из протокола сообщил, что переворот готовит Амин против Тараки, а не министры.