Операция «Пилот» - Ирина Владимировна Дегтярева Страница 9

— Нечто вроде гарантированного вознаграждения за переданную нам российскую технику, одобренного Радой. Будет одобрено, единогласно, — поморщился он.

— И за чей счет вознаграждение?

Тарасов взглянул на него снисходительно и промолчал.

— Так что насчет араба? — Игорь продолжал курить, провожая взглядом каждый выдох табачного дыма.

— Да чего ты в него вцепился? — Тарасов отбросил окурок. — Я посмотрел его болтовню. Какой-то заштатный цирюльник, головорез. Из ценного разве что связь с ячейками ИГ в России. Но это бабушка надвое сказала. Сейчас связи нарушились, он и его приятели «челночить» туда не смогут, чтобы возить бабло, тем более перечислять деньги за теракты и на покупку составляющих для СВУ. Все отслеживается, связи с зарубежными банками прервались. Санкции. Разве что через Турцию, но ты упомянул, что он там наследил и не сунется, опасаясь ареста.

— Этот изыщет способ выйти на связь со «спящими» боевиками, — уперся рогом Игорь, сам сомневаясь в сказанном.

— Не знаю. Сейчас тебе не до того. Начинай с завтрашнего дня писать сообщения летчикам по списку. Тем, кто, вопреки запретам, выкладывает в соцсети свои фотки то в форме, то рядом с боевой техникой, которую пилотирует… В том, что именно они пилотируют, надо будет стопроцентно убедиться. Это главное. — Тарасов поднял палец. — Так вот такие субчики более подходящие для вербовки. И дело не в шантаже! Ты и до Руслана донеси. Никаких угроз, ни в коем случае. Только спокойствие, убеждение, патока в уши, посулы денег, можно будет ссылаться на этот закон, я потом дам тебе содержание. В нарушении запретов отчасти проявился их характер. Может, пофигисты, и такой вариант для нас предпочтительнее. А может, думают о своих контрразведчиках: перестраховщики. Нам это на руку. Однако, убедившись, что контрразведка стращала их не напрасно, они, выражаясь образно, отпрыгнут резво от открытого пламени.

— В общем, по большому счету все зависит от случайностей, — нахмурясь, констатировал Игорь. — ЦРУ и МИ6 не знают менталитета — ни нашего, ни русских.

— А я тебе так скажу. — Тарасов поглядел Игорю за спину. От входа в Управление ему кто-то в развевающемся на ветру плаще призывно махал рукой. — Менталитет предателей всегда одинаков. Деньги слишком сильный стимул. Европейский паспорт — отменный допинг, чтобы бежать быстрее и как можно дальше с большим багажом знаний и секретных документов. — Он отмахнулся от зазывавшего его человека и спросил: — У тебя ведь родители в Борщаговке обитают? Там же и сын? Отправь их лучше куда-нибудь на запад. Я имею в виду запад Украины, — быстро поправился он. — Не буду возражать, если ты сегодня к ним съездишь. — Тарасов хлопнул его по плечу и вразвалочку пошел ко входу в Управление.

Игорь не считал необходимым куда-то перевозить родителей и сына. Если русские будут настолько близко — рядом с кольцевой Киева — в принципе, бегство бессмысленно. Куда бежать со своей земли, да и не обеспечил себя Игорь никакими домами за границей, как некоторые из его же Управления или СБУ…

Но все же он воспользовался возможностью навестить своих. Когда еще выдастся время? Теперь с этими летчиками его загрузят капитально.

Купил продуктов, хотя обычно сам уезжал от родителей с полным багажником — банки с домашней консервацией, ящики яблок, которые, казалось, никогда не иссякнут у запасливых, куркулистых, чего греха таить, матери и отца. Они участок в элитном поселке превратили в деревенский — с яблонями-черешнями, с картоплей, как ее по-украински называет мать, помидорами и огурцами. Припахивают и внука, который не слишком-то это любит. Даник учится в школе недалеко от дома, хотя Игорь предпочел бы, чтобы он остался в прежней. Но после бегства от них Марьяны в Польшу с ее братом и его семьей пришлось отправить Даника к деду и бабушке.

Игорь теперь часто не ночует дома, в их большой квартире на Крещатике. Отцу-полковнику дали эту трехкомнатную еще в советское время, буквально перед развалом Союза, на излете. Переехали из Новосибирска, где родился Игорь. Не случись тот перевод в Киевский военный округ, сейчас бы Игорь воевал по другую сторону.

А тогда семья радовалась переезду на юг. Тем более мать родом из Мариуполя. Ну а после развала большой страны отцу не пришлось решать дилемму о присяге, поскольку он уже вышел на пенсию. Хорошая квартира на Крещатике, мягкий климат, школа для Игоря с углубленным изучением иностранных языков — французского и английского.

Застряв в пробках у кольцевой, Игорь постукивал по рулю, все еще не в силах избавиться от неприятного чувства, оставленного сегодняшней встречей с «болгарским другом». Он заставил себя отключиться от этой темы и снова вернулся к размышлениям, надо ли родителям уезжать. Единственный доступный вариант — Львов. Там снять для них квартиру. Но где сейчас на самом деле безопасно?

Жена уехала беспрепятственно, тем более что он сразу же подал документы на развод. А вот насчет сына в ССБ родного Управления, пронюхав про отъезд Марьяны, сразу же намекнули: Даника на границе завернут. Как в Советском Союзе. Артистов не выпускали за границу всей семьей, даже если муж и жена служили в одной труппе, чтобы не было соблазна исполнить там звездную роль невозвращенцев.

В данном случае ССБ сыграла ему на руку. Марьяна не смогла забрать сына. А собиралась. Не из любви, а чтобы насолить Игорю.

Увидев отцовскую машину, тринадцатилетний Данила выбежал во двор. С черными волнистыми, как у матери, волосами, с узким лицом с тонкими чертами, тринадцатилетний Даник знал, что смазливый, и иногда манерничал, пытаясь выглядеть взрослее, но сейчас по-детски полез обниматься, боднул Игоря лбом в подбородок.

— Ты колючий, — заметил он отцовскую небритость.

Игорь хотел было пошутить, что это сын колючий, имея ввиду его подростковую несговорчивость, но воздержался, как раз памятуя о подростковой вспыльчивости, возникающей на пустом месте.

Они дружно перетаскали пакеты с продуктами в теплую прихожую, где на вешалке висел отцовский старый бушлат, залатанный матерью много раз. На Игоря привычно нахлынуло ощущение, что он дома, причем не здесь, а в Новосибирске. Вот так же там висел отцовский форменный бушлат, только новехонький, пахло кожей от портупеи и ремня. Но все забивал ядреный запах гуталина, которым отец натирал ботинки.

Из приоткрытой двери со двора тянуло запахом сырой весенней земли. Игорь слышал голоса родителей и сына с кухни. Он прислонился плечом к бушлату, едва не оборвав его с вешалки, и подумал: «Что здесь будет, если они начнут бомбить?»

Помотал головой, отгоняя от себя пессимистичные мысли. Скинул куртку и заглянул к сыну в комнату, находившуюся ближе остальных ко входу. Мгновенно