Леонид Кузнецов - Линейные корабли типа “Иоанн Златоуст”. 1906-1919 гг. Страница 11

Капитан I ранга В. И. Галанин

Приложение № 1

Севастополь

До прибытия к месту назначения мне с трудом удалось получить несколько дней отпуска. Отпуска предоставлялись туго, особенно офицерам, направлявшимся на Черное море, где возникла весьма напряженная обстановка. Полыхала война между Болгарией и Турцией, и симпатии России по многим причинам, естественно, были на стороне Болгарии, чья армия победоносно наступала на Константинополь. В подобной ситуации могли возникнуть любые неожиданности, и России приходилось держать свои вооруженные силы на юге в состоянии повышенной готовности.

По прибытии в Севастополь нам побыстрее хотелось узнать, на какой корабль мы получим назначение. Большинство хотели попасть на миноносцы, но некоторые мечтали и о линкорах. Нас эта проблема так волновала потому, что начальство никогда не считалось с желаниями офицеров, сообразуясь исключительно с собственными планами.

Ждать нам пришлось недолго. Через два часа после прибытия в Севастополь мы предстали перед адмиралом Эбергардом — командующим Черноморским флотом, который, не теряя времени, сразу же ознакомил нас с назначениями. Я был направлен на линейный корабль “Евстафий” и получил предписание немедленно направиться на корабль для представления командиру. Собрав свой скромный багаж, я направился на Графскую пристань и стал ждать дежурного катера с “Евстафия”. Вскоре подошел красивый паровой баркас с “Евстафия”, куда вместе со мной село несколько офицеров. Один из них, высокий, чернобородый старший лейтенант сразу привлек мое внимание. Это был князь У., оказавшийся скромным и очень обходительным человеком. На “Евстафии” он занимал должность старшего артиллериста.

Согласно традиции, я спросил у него разрешения войти в каретку катера с багажом. Он любезно ответил, и мы разговорились. Постепенно к нам подсаживались подходившие офицеры. Разговор шел о развитии боевых действий Балканской войны. Катер не отходил, ожидая командира “Евстафия”. Наконец появился и он — капитан 1 — го ранга Г. Разговор стих, и по команде "господа офицеры" все встали. Командир вошел в каретку, поприветствовал своих офицеров и дал приказ отчаливать. Катер помчался в Северную бухту и через несколько минут подошел к громаде “Евстафия”. "Кто на катере?" — окликнули с вахты.

Вспыхнул прожектор, освещая трап, и мы поднялись на борт. Смертельно устав, я сразу же направился в выделенную мне каюту. Она находилась на батарейной палубе, и я должен был ее делить еще с одним офицером. Мне с трудом удалось добраться до каюты, пробираясь согнувшись под гамаками со спящими матросами. Мой вестовой — молодой, разговорчивый и бойкий матрос из Малороссии по имени Соломко — торопливо распаковал чемодан и приготовил мне постель.

На следующее утро, как и положено, в парадной форме после подъема флага я представился командиру корабля, а тот, в свою очередь, представил меня остальным офицерам. Затем старший офицер дал мне все нужные указания относительно моей службы на корабле, после чего я стал вникать во все подробности службы и жизни на “Евстафий”.

Заполненные службой дни текли монотонно. Моя первая вахта на линкоре конечно была "собачьей", так называют на флоте вахту с полуночи до четырех часов утра, считавшуюся самой утомительной. Сколько таких "собачьих" вахт я отстоял на “Евстафии”! Сколько бесконечных ночных часов я провел, слоняясь по затемненным палубам, борясь со сном, который меня одолевал! Но и среди этих однообразных часов были некоторые поистине прекрасные, когда на Севастополь опускалась ясная южная ночь, которая, казалось, околдовала и город, и рейд, и стоящие на нем корабли.

На борту и на рейде все погружено в сон. В прозрачном воздухе звучит перезвон склянок, ветер доносит с берега мелодию какого-то оркестра в ночном ресторане… Севастополь при свете луны действительно прекрасен. Его памятники, форты и бастионы являют собой как бы законсервированное прошлое русской доблести. Под сводами собора св. Владимира, под массивными мраморными плитами покоятся останки великих адмиралов. Бронзовая скульптура адмирала Нахимова с подзорной трубой в правой руке смотрит с пьедестала на Северную бухту. Туда же смотрит и адмирал Корнилов со своего памятника. Но что они могут увидеть?

Прекрасная школа, основанная двумя павшими героями-моряками, давно прекратила свое существование. После проигрыша Крымской войны, по Парижскому мирному договору, России было запрещено иметь военный флот на Черном море. От этого удара Черноморский флот оправлялся долго, с трудом, но так и не смог до конца оправиться. Некоторые офицеры-энтузиасты пытались восстановить умирающий флотский дух, но их старания оказались безрезультатными. Новые поколения воспитывались на идеях, мало похожих на те, что царили на флоте во времена Сенявина и Нахимова. Поэтому опускалась все ниже и ниже русская морская держава, пока не дошла до цусимской катастрофы. Те, кто пережил катастрофу на Дальнем Востоке, принесли искры, из которых возгорелся пожар революции. Не успели замолкнуть орудия на Тихом океане, как они тотчас загремели снова. На этот раз на Черном море, против своих же братьев…

Нас, офицеров, на “Евстафии” около тридцати. Офицеры делятся на два лагеря: женатые и холостые. Везде эти две категории разобщены, но особенно на Черном море, где корабли редко уходят надолго в море, месяцами простаивая на бочках в бухте. На Балтике черноморцев зовут "оседлыми береговыми крысами", в чем есть доля правды.

Около 5 часов "женатики", как мы их называли, закончив служебные дела, толпились в очереди на баркас, который свозил их на берег к семьям. Мы же, холостяки, как правило, проводили все вечера на борту, а увольнительные на берег брали довольно редко, чтобы немного развлечься. "Развлечения" в Севастополе были обычными для военно-морской базы: два или три кинотеатра, заезжие труппы странствующих актеров, несколько ресторанов — достаточно приличных, чтобы с удовольствием посидеть там пару часов. В таких условиях, конечно, домом для нас оставался корабль. Вечерние часы пролетали незаметно в кают-компании за игрой в трик-трак или за пением под аккомпанемент фортепьяно. Охотники до карт уезжали в Морское собрание, поскольку на борту карточные игры были категорически запрещены. Иногда мы приглашали в кают-компанию дам, чье присутствие немного сглаживало монотонное течение нашей жизни. Но это случалось редко, ибо наш старший офицер, строгий педант, на подобные визиты смотрел как на помеху службе и разрешение давал весьма неохотно.

На Севастопольском рейде (вверху) и в походах

Сходя на берег, холостые офицеры должны были возвращаться на корабль с последней шлюпкой. Кто же без разрешения оставался до утра получал разнос от старшего офицера. Сам старший офицер фактически постоянно находился на борту. В течение 13 месяцев моей службы на “Евстафии” мне помнится, что он съезжал на берег раза три — не более. Когда такое случалось, "старик" ходил в каком-то смущении, его густая рыжая борода топорщилась, и он совершенно не походил на самого себя. А мы это событие называли "большим выездом сатаны".

В отличие от старшего офицера, наш командир — страстный игрок в бридж — часто съезжал на берег. Случалось даже такое, когда он, уже дав старшему офицеру разрешение сойти на берег, забывал об этом и говорил ему: "Василий Иванович, не будете ли вы так любезны распорядиться, чтобы к трапу подали мой катер". "Есть!" — отвечал старший офицер, понимая, что его собственный отпуск откладывается на неопределенное время.

Устав запрещал старшему офицеру покидать корабль, когда отсутствовал командир. Это делало службу старшего офицера очень сложной, но всем было известно, что стать командиром любого корабля невозможно, не "оттрубив" до этого минимум 2,5 года в должности старшего офицера.

Мы все любили воскресные дни, которые начинались с молебна. На молебне обязаны были присутствовать все. Затем командир собирал всех офицеров и матросов на корме и вел с ними беседу о тех или иных аспектах службы. Затем, следуя традиции, он приходил на обед к нам в кают-компанию. Мы очень уважали и любили своего командира, а он с охотой и подолгу проводил время среди нас. Нередко по выходным дням "обед" затягивался до самого ужина. За эти шесть часов командир рассказывал много подробностей из своей долгой морской службы, а мы молодежь — с упоением слушали его. Так размеренно и мирно протекала жизнь на “Евстафии”, прерываемая только редкими выходами на эволюции и учебные стрельбы.

Но в начале ноября 1912 г. произошло событие, выбившее всех из колеи. Я уже упоминал, что летом этого года революционные агитаторы готовили вооруженный мятеж на Черноморском флоте. По заданию тайных организаций, готовящих свержение правительства, на всех крупных кораблях были созданы так называемые революционные ячейки для подготовки мятежа. Но один из матросов, именно на “Евстафии”, предупредил об этом офицеров. Зачинщиков арестовали. Военный суд приговорил двенадцать из них к расстрелу. Среди приговоренных трое были с “Евстафия”. Для приведения приговора в исполнение последовало предписание послать с каждого корабля в бухту Инкерман отделение вооруженных матросов во главе с офицером. Мы тянули жребий, который выпал лейтенанту В.