Дирижабли на войне - Валерий Агатонович Обухович Страница 18

которому крепился руль направления. Стабилизаторы представляли собой деревянные рамы, обтянутые тканью. Парсеваль отказался от ставшей уже традиционной треугольной подвески гондолы. У его дирижаблей она подвешивалась на параллельных тросах к усиливавшему жесткость поясу, нашитому на оболочку несколько ниже ее экваториального сечения. От пояса из носовой и кормовой частей оболочки к гондоле шли также наклонные тросы, пропущенные через ролики, установленные в гондоле. Такая система подвески давала некоторую свободу плоскопараллельного перемещения гондолы и улучшала устойчивость дирижабля в вертикальной плоскости.

При работе воздушного винта, приводившегося в движение расположенным в гондоле двигателем, возникал кабрирующий момент, поднимавший нос дирижабля. Однако, вследствие перемещения гондолы вперед, заметно увеличивался восстанавливающий момент, стремившийся вернуть продольную ось дирижабля в исходное положение. Принципиально новой стала конструкция мягкого воздушного винта. Он имел 4 лопасти из прорезиненной материи. Одним концом лопасти крепились к втулке винта. В их периферийной части были закреплены грузы. При вращении под действием центробежной силы лопасти выпрямлялись и достаточно эффективно выполняли свою функцию. Мощность двигателя составляла 90 л. с., диаметр воздушного винта — 4,2 м. Полеты дирижабля начались в мае 1906 года. В ноябре того же года дирижабль перестроили (объем увеличили до 2800 куб. м, а длину — до 52 м), он получил наименование PL-1. Все дирижабли Парсеваля в дальнейшем обозначались индексом PL.

Петер Штрассер

В 1913 году началась постройка первого воздушного порта Нордхольца для морских дирижаблей около Куксхафена. Дирижабль L-1 с успехом был применен на военно-морских маневрах, состоявшихся в 1913 году, которые несомненно доказали пригодность таких воздушных кораблей для работы с морским флотом. Оба первых германских морских цеппелина вскоре погибли.

Во время выполнения полета 9 сентября 1913 года командир дирижабля L-1 получил по радио предупреждение о приближающемся шторме. Было принято решение вернуться на базу. Однако встречи со стихией избежать не удалось. Под воздействием мощных турбулентных потоков дирижабль разломился на две части и упал в море в районе Гельголанда. Из двадцати человек, находившихся на борту, спастись удалось только шестерым, остальные утонули. Катастрофа произошла вследствие недостаточной прочности конструкции дирижабля, не рассчитанной на восприятие больших аэродинамических и ветровых нагрузок. Опасность полета в штормовых условиях усиливалась ошибками пилотирования при маневрировании, приведшими к дополнительным аэродинамическим нагрузкам.

Эти потери были усугублены и тем обстоятельством, что вместе с кораблем погибло командование новой воздухоплавательной флотилии и наиболее квалифицированные воздухоплаватели. От этого удара морское воздухоплавание оправилось нескоро, но новый командир флотилии — корветтен-капитан Петер Штрассер был человеком поразительно настойчивым и целеустремленным.

Вызов в Главный штаб кайзеровского военно-морского флота заставлял трепетать сердце любого офицера — и молоденького лейтенанта, и убеленного сединами командира линкора. Вот почему лейтенант военно-морского флота Германии Петер Штрассер так старательно печатал шаг по бесконечным коридорам Главного штаба, пытаясь спрятать волнение за подчеркнутой отточенностью движений. Он вошел в приемную адмирала Шеера, резко бросил руку к фуражке, отдавая честь, и протянул адъютанту предписание. Тот, мельком взглянув на фамилию, неслышно скрылся за тяжелой дубовой дверью адмиральского кабинета. Через несколько секунд он так же бесшумно вынырнул из святая святых Кайзермарине и жестом предложил Штрассеру войти. Лейтенант одернул и без того безупречно сидевший на нем китель и шагнул вперед.

«Лейтенант Штрассер, — после традиционных приветствий начал свою речь адмирал, — до сих пор у командования военно-морского флота не было повода сомневаться в ваших способностях…» У Петера Штрассера мгновенно пересохло во рту. Что значит «сомневаться в способностях»? С тех пор как три года назад он добровольно перевелся из артиллеристов в морскую авиацию, он дважды выигрывал стрельбы на приз кайзера Вильгельма. Подобным результатом не мог похвастаться ни один артиллерийский офицер флота.

Да и в авиации Штрассер считался далеко не последним человеком.

Оказалось, что волновался он напрасно — адмирал Шеер не только был прекрасно осведомлен о достижениях офицера, но и довольно долго расписывал снайперские способности Штрассера и его выдающиеся командирские качества. Эта слишком длинная тирада насторожила лейтенанта. Шеер был не тот человек, который вызывает в Берлин младшего офицера только для того, чтобы выразить ему благодарность командования. И чем дольше говорил адмирал, тем яснее понимал Штрассер, что в его лейтенантской судьбе грядут решительные перемены.

Наконец Шеер добрался до сути разговора: «Лейтенант, я рассказал это все потому, что собираюсь поручить вам очень ответственное дело. И не хочу, чтобы вы рассматривали новое назначение как знак того, что вы недостаточно хорошо справляетесь со своими служебными обязанностями в авиации».

После этих слов адмирал подошел к окну и, сложив за спиной руки, стал молча разглядывать осенний берлинский пейзаж. В огромном кабинете повисла гнетущая тишина.

Штрассер успел представить себя начальником какой-нибудь учебной команды или руководителем скучного научного проекта, пока адмирал соизволил возобновить свой монолог: «Как вы знаете, лейтенант, в Северном море произошла большая трагедия — потерпел катастрофу дирижабль L-1. Вместе с цеппелином погиб командир Дивизиона воздушных кораблей капитан-лейтенант Метцинг».

«Так точно, господин адмирал. Это трагедия для всей Германии. Никого из экипажа L-1 спасти не удалось».

«Так вот, лейтенант, — продолжил адмирал Шеер, — вы назначаетесь новым командиром дивизиона. Вопросы?»

Штрассеру казалось, что он был готов ко всему, но чтоб такое… На несколько секунд из подтянутого морского офицера он превратился в бесконечно удивленного гимназиста-переростка. Лейтенант военно-морского флота Германии стоял перед адмиралом и не мог выдавить из себя ни слова. Видя замешательство новоиспеченного аэронавта, Шеер вновь пустился в пространные рассуждения о выдающихся офицерских качествах Петера Штрассера.

Правда, к своей хвалебной речи он присовокупил краткую лекцию о состоянии дел в воздухоплавательных частях Кайзермарине. Нельзя сказать, чтобы она вселила в нового командира Дивизиона воздушных кораблей спокойствие и уверенность. Частые катастрофы цеппелинов, постоянные отказы техники, недовольство Главного штаба ВМФ низким уровнем подготовки и дисциплины воздухоплавателей, а также постоянные грубые подначки со стороны армейских солдафонов, которые не упускали случая, чтобы поиздеваться над флотом и его «летающими сосисками» — с этими «прелестями» лейтенанту Штрассеру придется столкнуться с первых дней своей карьеры командира отряда дирижаблей.

Когда к Петеру Штрассеру вернулся дар речи, он, тщательно подбирая выражения, начал: «Господин адмирал, конечно, это не входит в мою компетенцию, но я позволил бы себе заметить, что вы слишком высоко оцениваете мои способности. Я ничего не знаю о дирижаблях. Я ни разу в жизни не летал на цеппелине, и с тех пор как в 1911 году я добровольно перевелся в морскую авиацию, я занимаюсь исключительно проблемами вооружения боевых самолетов. Осмелюсь доложить, что в этой области уже