Николай Черкашин - Трагедия “Курска”: Версии и мнения Страница 3

— Представьте себе два самолета, в пилотских кабинах которых нет иллюминаторов. Они летят друг за другом вслепую. Пилоты первого самолета лишь предполагают, что им зашел в хвост неслышимый из-за рева турбин противник. Чтобы услышать его, они резко и неожиданно для преследователя делают отворот в сторону. Чем могут кончиться такие маневры?

Все командиры российских, да и американских субмарин обязаны время от времени отворачивать в сторону от курса для прослушивания кормового сектора, не прослушиваемого акустиками из-за шума собственных винтов. Следящая лодка предугадать такой поворот не может. Дистанция слежения невелика, скорость порядка 15–20 узлов (около 30–40 километров в час). Тормозов под водой нет. Гидролокаторы не включают ни цель, ни охотник, чтобы не выдавать себя импульсами активного режима. К тому же… Взгляните на эту диаграмму, она показывает так называемый “провал шумности” в акустическом поле подводной лодки: меньше всего субмарина, идущая под водой, “излучает” шум из носовой оконечности, поэтому меньше всего она слышна акустику встречной лодки, если эта встреча происходит на прямом контркурсе, то есть когда лодки идут лоб в лоб. Вот в таких условиях и происходят столкновения.

— Телерепортер РТР Аркадий Мамонтов передал в эфир сообщение, что на борт “Петра Великого” подняты аварийные буи иностранного происхождения…

— Это очень важная информация. Аварийные буи-поплавки носят на своем корпусе все подводные лодки мира. На буе обязательно должен быть бортовой номер лодки или ее название, обозначена государственная принадлежность. Номера на буе не обнаружили. Но ведь в разведку с документами не ходят. Поэтому те лодки, которые идут на выполнение рискованного задания, опознавательные таблички с аварийных буев снимают. Эти поднятые буи вполне могли выскочить из своих гнезд при сильном ударе.

— Получается, как если бы автомобиль покинул место аварии, оставив на нем номерные знаки. Разве нельзя найти?

— Во-первых, знаки стерты. Во-вторых, попробуйте докажите, что их не принесло в район инцидента морским течением. Вам скажут, буи были потеряны за сто миль отсюда в шторм…

— Ну, хорошо, если иностранная лодка так долбанула нашу, значит, сама она тоже здорово повреждена.

— Безусловно. И скрыть эти повреждения невозможно. Но можно заявить о том, что деформация была получена в другом море при ударе о подводную скалу. Не пойман — не вор. Вот если бы мы обнаружили поврежденную иностранную субмарину на грунте неподалеку от “Курска”, тогда иной разговор.

— Но почему она уцелела, хоть и едва уползла, а наша — нет?

— Вы когда-нибудь бились пасхальными яйцами? Если ударить оконечностью в бок, то обязательно проломишь скорлупу чужого яйца. Нечто подобное произошло и с лодками. Нос у подводных лодок имеет конструктивное усиление на случай плавания во льдах и прочих ситуаций. Борт менее прочен. Удар в борт “Курска” пришелся носовой оконечностью, да еще в самом опасном месте — на стыке двух отсеков, где проходит переборка (перегородка) между торпедным и жилым (он же центральный) отсеками. Важно заметить, что все предыдущие столкновения советско-российских лодок с американскими происходили именно так — таранный удар приходился в борт. Вот как на снимке, где изобра-жена К-407 после встречи с “Грейлингом”. Всегда таранили нас. Потому что наши командиры меньше всего стремились лихачить под водой, понимая, что за такие подныривания погоны снимут вместе с головой.

Замечу, что за всю историю подобных столкновений американская сторона ни разу не признала официально свое в них участие, несмотря ни на какие вмятины и даже куски металла, застрявшие в обшивке наших подлодок. На войне, в том числе и “холодной войне”, не принято приносить извинения за причиненный противнику урон. Даже будучи уверенными в том, что после очередного тарана американская атомарина “Тотог” пустила ко дну советскую подводную лодку типа “Эхо”, никаких соболезнований и извинений адмиралы из Пентагона нам не принесли.

— Когда и где это было?

— Это было на моей памяти в июне 1970 года в северной части Тихого океана, когда советская атомная подводная лодка под командованием капитана 1-го ранга Бориса Багдасаряна получила на развороте под водой мощный удар.

Характерна реакция Багдасаряна. Вот что он потом рассказывал: “Всплыли. Отдраили люк. Солнышко светит. Океан — что пруд: полный штиль, блестит как зеркало. Кругом никого и ничего. Мелькнула страшная мысль: “Потопил я брата- подводника”.

Кто бы он ни был: свой или чужой, а осознавать это тяжко. Сообщили о происшествии по радио на берег. Тут акустики доложили о шуме винтов неопознанной подводной цели, которая уходила 15-узловой скоростью на юго-восток. Значит, остались живы. И нам настала пора двигаться. Приказал: “Оба малым вперед”. Не тут-то было. Заклинило линию правого вала. Так на одном левом винте и добрались до базы”.

Но подводники “Тотога” решили, однако, что их советский “брат-подводник” пошел ко дну. Акустики доложили командиру, что слышат за бортом шумы, “похожие на звуки лопающихся при поджаривании зерен кукурузы”. Затем — тишина. Вывод о том, что советский атомоход затонул, подтвердили позже и сотрудники военно-морской разведки США. “Гринпис” внес “гибель” советской подводной лодки “Эхо-2” в список тайных ядерных катастроф. Вычеркнули лишь недавно, когда узнали, что Борис Суренович жив.

Много шума наделало и относительно недавнее столкновение у берегов Кольского полуострова американской атомной подводной лодки “Батон руж” с советской ПЛА типа “Сиерра”, она же ныне “Кострома”.

Морская обстановка была непростой. В районе полигона вели лов рыбы пять траулеров. Их двигатели и винты создавали значительный шумовой фон с разных курсов. Очевидно, этим обстоятельством и решил воспользоваться командир американской подлодки “Батон Руж”. Он пристроился к нашему кораблю на параллельном курсе со стороны зоны акустической тени и пересек вместе с ним границу территориальных вод.

Через некоторое время гидроакустики “Костромы” уловили какие-то неясные шумы. Капитан 2-го ранга Локоть (командир “Костромы”) начал осуществлять маневр, чтобы дать возможность акустикам более точно определить источник шума. Следствием явилась потеря контакта ПЛА США с нашим атомоходом. “Батон Руж” стала всплывать на перископную глубину и снова вошла в акустическую тень. На “Костроме” в итоге так и не смогли обнаружить подозрительную цель. Было принято решение о всплытии. В 20 часов 16 минут московского времени лодки столкнулись.

Главный штурман ВМФ контр-адмирал Валерий Алексин категорически отверг версию, что Игорь Локоть, де, умышленно толкнул “Батон Руж”, дабы проучить нарушителя.

— Аналогичных обвинений не могу выдвинуть и против командира американской лодки, — заявил тогда Алексин. — Как бывший подводник, смею утверждать, что подобные корабли идут на умышленное столкновение только в кино и приключенческих романах. Ведь каждый член экипажа знает, чем чреваты подводные “абордажные” атаки — гибелью. Только сумасшедший командир может бросить свой атомоход на чужой. А таких ни мы, ни американцы на постах управления не держим. Столкновение 11 февраля 1992 года не было преднамеренным. Хотя американский командир, безусловно, совершил целую серию нарушений, которые и привели к аварии. В чем же они состояли? Во-первых, “Батон Руж” зашла в территориальные воды России……

Второе грубое нарушение командира “Батон Руж” в том, что он направил корабль в зону полигона боевой подготовки Северного флота. Координаты таких зон доводятся до сведения всех государств. Несомненно, их знал и американский командир. Морская практика и, если угодно, этика запрещают заход без уведомления в такие зоны из-за чрезвычайно высокой степени риска. И наконец, находясь в этой зоне и потеряв контакт с “Сьеррой”, командир субмарины США во избежание столкновения обязан был стать на “стоп”, а не совершать лихорадочные маневры.

Замечу, что именно в этом полигоне и лежит сейчас протараненный “Курск”.

— Как вы думаете, признает ли виновная сторона факт столкновения своей субмарины с “Курском”?

— Думаю, что нет. После того, как внимание всего мира было приковано к агонии русской подлодки, сознаваться в своей пусть и непреднамеренной вине — это очень смелый шаг. Проще отказаться, как открестились в свое время от К-129.

Хотя поведение американской стороны весьма настораживает. Например, внеплановый 25-минутный разговор Клинтона с Путиным по телефону. Вряд ли американский президент все 25 минут выражал сочувствие президенту России. Зачем-то вдруг 17 августа, на пятый день катастрофы — прилетел в Москву инкогнито на частном самолете директор ЦРУ Джордж Тенет. Зачем? Согласовывать версию подводного инцидента? Не исключаю… А бегающие глаза и совершенно растерянный вид министра обороны США Уильяма Коэна, выступавшего с заявлением по телевидению? Обратили внимание на его весьма фразу: “Это трагедия не только российских подводников, но и всех профессионалов мира”?