Михаил Болтунов - Погоня за «ястребиным глазом». Судьба генерала Мажорова Страница 47

— Ладно, подумаем, — в задумчивости сказал Казанский и отпустил восвояси Мажорова.

А через месяц в институт пришел приказ: Емохонова назначили директором.

«Работать мне стало легче, — вспоминал Юрий Николаевич. — Новый руководитель поддерживал меня, разгрузил от несвойственных должности главного инженера забот. Все плановые работы 1965 года мы выполнили успешно и в установленные сроки».

Однако научно-исследовательский институт — это не только, и не столько конструкторская тематика, но прежде всего люди. И каждая кадровая ошибка стоит очень дорого. Так, например, случилось с назначением полковника Кирилла Геометрова начальником филиала в Протве. Кирилл Константинович не работал в институте, но был представителем заказчика, активно интересовался работами ученых ЦНИИ. Знали его и Емохонов и Мажоров, и когда возникла кандидатура этого офицера, никто, собственно, не возражал. Геометрова утвердили.

Каково же было удивление руководителей ЦНИИ в Москве, когда вскоре сообщили, что их подчиненный начальник филиала передал институтскую пекарню Угодско-Заводскому райпотребсоюзу. А поскольку райпотребсоюзу она тоже была не нужна, ее вскоре закрыли. Но хлеб-то нужен. Начались мытарства «протвинцев». С трудом удалось прикрепиться к одной из пекарен Обнинска. Но это 17 километров, надо ежедневно выделять автотранспорт.

Дальше — больше. Институт в Протве в свое время построил небольшую больницу на двадцать коек. Правда, в ней работали врачи не всех специальностей, но она была рядом, своя, удобная. И вдруг Геометров привозит решение общего собрания о передаче больницы, местному райздраву. Уж трудно сказать, как это решение принималось, но прикрывались тем, что при необходимости местные врачи будут давать направления заболевшим «протвинцам» в Калугу. А до Калуги 100 километров.

«Не знаю, — рассказывал Мажоров, — что еще бы придумал Геометров, может быть передал местным властям наш жилой поселок. Но тут помог случай. В 1967 году вышло решение правительства по всей стране пересмотреть тарифные ставки мастерам, бригадирам, рабочим. Дело не простое, с людьми пришлось говорить, объяснять, выслушивать недовольных. В ЦНИИ провели такие беседы, и большинство специалистов отнеслось к этому с пониманием. Но в Протве никакой работы с людьми не вели, и трудовой люд знал одно — им урежут зарплату.

Возник протест, который вылился в забастовку. На филиале были остановлены все работы. Партийные власти района переполошились: при советской-то власти и забастовка! Потребовали убрать бездарного руководителя. Геометрова сняли с должности и откомандировали обратно в Министерство обороны. Так закончилась его карьера в институте. А нам впредь была наука — самым внимательнейшим образом подбирать кадры».

…Осенью 1967 года исполнилось десять лет с тех пор, как на базе 93-го испытательного полигона НИИ-108 был образован филиал института в Протве. В это десятилетие филиал рос, развивался, обустраивался. Построили 3 производственных корпуса, несколько жилых домов, гараж. Сложился вполне работоспособный коллектив.

На юбилей филиала пригласили заместителя министра Петра Плешакова, директора ЦНИРТИ Николая Емохонова, главного инженера Юрия Мажорова. Была подготовлена большая программа — доклад, праздничный концерт, торжественный ужин.

Юрий Николаевич был рад встретить своих прежних сослуживцев, вспомнить, как вместе начинали они создавать институт в этих краях. Верилось, что этот небольшой филиал вскоре по-настоящему встанет на ноги и вырастет в крупный научный центр. Так и случилось. Сегодня это отдельный научно-исследовательский институт.

ЗАТВОРНИЧЕСТВО В ПОСОЛЬСТВЕ

23 января 1968 года Государственный секретарь США Дин Раек отправил в Москву секретную телеграмму-молнию. Копии телеграммы ушли в Сеул и Токио.

«Командир небольшого надводного корабля Военно-морского флота «Пуэбло» класса траулер, — писал Раек, — сообщил, что сегодня ночью приблизительно 00.10 по вашингтонскому времени корабль, согласно его сообщению, определенно за пределами территориальных вод был подвергнут обстрелу. Несколько моряков получили тяжелые огнестрельные ранения. Корабль окружили северокорейские военные катера, которые открыли по нему огонь, и, по последнему сообщению командира, корабль затем был отбуксирован или препровожден в бухту Вонсан, ориентировочно на расстояние до 25 миль».

Госсекретарь требовал от посла «немедленно добиться встречи с министром Громыко, и в «самых жестких выражениях вместе с фактами изложить наше видение».

А «видение» Соединенных Штатов было таково: Советский Союз должен добиться от Северной Кореи освобождения корабля, иначе инцидент вызовет серьезную напряженность в отношениях с северокорейцами. Раек рекомендовал послу при встрече с Громыко указать на то, что миссия «Пуэбло» родственна действиям советских траулеров, активно осуществляемым во многих частях мира, в том числе в непосредственной близости от США.

У Северной Кореи была своя оценка событий: они заявили, что «Пуэбло» корабль радиоэлектронной разведки США, и шпионил он в территориальных водах их государства.

Разгорелся международный скандал. Советская пресса много писала об этом инциденте. Ученых из ЦНИИ-108 интересовала не шумиха вокруг «траулера», а сам траулер. За двадцать с лишним послевоенных лет, это, пожалуй, был первый столь весомый «улов» — корабль радиоэлектронной разведки оказался если и не в наших руках, то хотя бы в зоне досягаемости. Верилось, что дипломаты добьются возможности ознакомиться с аппаратурой корабля-шпиона. Уж очень любопытно было узнать, сколь далеко ушли американцы в изготовлении аппаратуры радиоэлектронной разведки.

Так, собственно, и произошло. Уже в начале февраля в Москве сформировали группу офицеров. В ее состав включили семь человек — от Министерства радиопромышленности Евсиков, главный инженер Главка, Мажоров из «сто восьмого», из ГРУ Петр Безкоровайных, остальные из КГБ. Эта группа должна была вскоре вылететь в Северную Корею.

Мажоров подготовился к командировке основательно: сделал памятки об основных средствах радиоэлектронной разведки США, разумеется, об известных в их институте. Собрал инструменты: плоскогубцы, отвертки, кусачки, паяльники. Понимал, что придется делать много фотографий, и потому приготовил два фотоаппарата, обычный «Киев», и еще широкоформатную камеру. К «Киеву» изготовил специальные насадки, чтобы можно было снимать мелкие предметы. Обзавелся фотовспышками.

В середине февраля группа вылетела в Северную Корею спецрейсом, самолетом Ту-104. Пассажиров в салоне было немного. Все имущество, инструменты увезли в Министерство иностранных дел, где оно было опечатано и на правах дипбагажа, без досмотра погружено в самолет.

Летели долго, с посадками в Свердловске, Новосибирске, потом в Иркутске. Здесь прошли пограничный контроль, заполнили декларации. Далее путь лежал через Китай в Пхеньян. И хотя отношения с КНР были крайне напряженными, самолеты летали постоянно.

В Пхеньян прилетели утром следующего дня. Вновь прошли, теперь уже корейский пограничный контроль, и группу доставили в посольство СССР.

Здание советского диппредставительства — трехэтажный дом на достаточно большом участке земли. Территория обнесена высоким забором из декоративных металлических решеток. Кроме здания самого посольства, здесь же располагался жилой городок для дипломатов и их семей. Прибывших поселили в коттедж с отдельным входом.

На следующий день их принял посол, потом военный атташе. Посол охарактеризовал обстановку в стране как сложную, где господствует культ личности Ким Ир Сена. Попросил пока за ограду посольства не выходить, да и на территории долго без дела не задерживаться.

Это, откровенно говоря, никому из группы приехавших не понравилось. Предстояло сидеть взаперти, в коттедже.

Военный атташе к сказанному послом добавил, что население страны находится в постоянном напряжении, по ночам можно услышать орудийные залпы. Это стреляют зенитки. Правда, по кому они ведут огонь, не ясно.

Каждому выдали северокорейские деньги, так называемые «чоны», — это своего рода рубли, и «воны» — копейки. Правда, тут же обрадовали, что покупать на деньги нечего, в Корее все, от продуктов до одежды, распределяется по карточкам.

Мажоров надеялся, что в Корее, которая расположена южнее, климат потеплее нашего. Но не тут-то было. В феврале, да и в марте, здесь довольно холодно, мороз, ветер.

В безделии и неизвестности прошла первая неделя. За пределы посольства их по-прежнему не выпускали. Выяснилось неприятное обстоятельство — посольская столовая работала три дня в неделю. А где питаться в остальные дни? Обсудили этот вопрос между собой и предложили дипломатам выпускать их хотя бы на обед, в кафе либо местный ресторан. Получили добро и вот впервые отправились в город.