Александр Городницкий - Стихи и песни (сборник) Страница 12

Предательство (песня)

Предательство, предательство,Предательство, предательство —Души незаживающий ожог.Рыдать устал, рыдать устал,Рыдать устал, рыдать устал,Рыдать устал над мертвыми рожок.Зовет за тридевять земельТрубы серебряная трель,И лошади несутся по стерне.Но что тебе святая цель,Когда пробитая шинельОт выстрела дымится на спине?

Вина твоя, вина твоя,Что надвое, что надвоеСудьбу твою сломали, ротозей,Жена твоя, жена твоя,Жена твоя, жена твоя,Жена твоя и лучший из друзей.А все вокруг – как будто «за»,И смотрят ласково в глаза,И громко воздают тебе хвалу,А ты – добыча для ворон,И дом твой пуст и разорен,И гривенник пылится на полу.

Учитесь вы, учитесь вы,Учитесь вы, учитесь вы,Учитесь вы друзьям не доверять.Мучительно? – Мучительно!Мучительно? – Мучительно. —Мучительнее после их терять.И в горло нож вонзает Брут,А под Тезеем берег крут,И хочется довериться врагу!Земля в закате и в дыму —Я умираю потому,Что жить без этой веры не могу.

Предательство, предательство,Предательство, предательство —Души незаживающий ожог.Рыдать устал, рыдать устал,Рыдать устал, рыдать устал,Рыдать устал над мертвыми рожок.Зовет за тридевять земельТрубы серебряная трель,И лошади несутся по стерне.Но что тебе святая цель,Когда пробитая шинельОт выстрела дымится на спине!

След в океане

В ночи Венера надо мнойГорит, как дальнее окошко.Смотрю назад, где за кормойКружится водяная крошка.Там пенный след вскипает, крут,На дне бездонного колодца,А через несколько минутВолна волной перечеркнется.С водою сдвинется вода,Сотрет затейливый рисунок, —Как будто вовсе никогдаЕе не вспарывало судно.Ученые немало летГадают за закрытой дверью,Как обнаружить этот след,Чтоб лодку выследить, как зверя.Среди безбрежной синевыИх ожидают неудачи,Поскольку нет следа, увы,И нет решения задачи.И ты, плывущий меж светил,Недолог на своей орбите,Как этот путь, что прочертилПо небосводу истребитель,Как облаков холодный дым,Что завивается, как вата,Как струйка пенная воды,Что называется «кильватер».События недолгих летМелькнут, как лента на экране,И ты пройдешь, как этот следВ невозмутимом океане.

Понта-Дельгада (песня)

В городе Понта-ДельгадаНет магазинов роскошных,Гор синеватые глыбыТают в окрестном тумане.В городе Понта-ДельгадаДевочка смотрит в окошко, —Красной огромною рыбойСолнце плывет в океане.

В городе Понта-Дельгада,Там, где сегодня пишу я,Плющ донжуаном зеленымОдолевает балконы.Трели выводит цикада,Улицы лезут по склонам,Явственен в уличном шумеЦокот медлительный конный.

Спят под лесами вулканы,Как беспокойные дети.Подняли жесткие канныКрасные свечи соцветий.Ах, это все существуетВот уже восемь столетий —Юбки метут мостовую,Трогает жалюзи ветер.

Если опять я устануОт ежедневной погони,Сон мне приснится знакомый —Ночи короткой награда:Хлопают черные ставни,Цокают звонкие кониВ городе Понта-Дельгада,В городе Понта-Дельгада.

Петр Третий («Немецкий принц, доставленный в Россию…»)

Немецкий принц, доставленный в Россию,Где груб народ, напитки и закуски,В солдатики играл, читал Расина,И не учился говорить по-русски.Все делавший без толку и некстати,Казался слабоумным он и хилым.В своем дворце убогом в Петерштадте,В алькове под тяжелым балдахином,Он пробуждался, страхами измучен,И слушал, как часы негромко били,И озирался на окно, где тучиНа родину неторопливо плыли.Холодный ветер приносил с востокаРассветных красок розовые перья.Вздыхая о Германии далекой,Дежурный офицер дремал за дверью.Болезненный, худой, одутловатый,Под барабаны, что играли зорю,Принц одевался, плечики из ватыТопорщились на набивном камзоле.И в зеркало балтийской светлой ночьюСмотрелся над шандалом трехсвечевым.Мечтал ли он, голштинец худосочный,Об облике ужасном Пугачева?

Батюшков

Не пошли, Господь, грозу мнеТридцать лет прожить в тоске,Словно Батюшков безумный,Поселившийся в Москве.

Объявлять при всем народе,Не страшась уже, как встарь,Что убийца Нессельроде,Что преступник – государь.

Стать обидчивым, как дети,Принимать под ветхий кровИталийский синий ветер,Лед Аландских островов.

Тридцать лет не знать ни строчки,Позабыть про календарь,И кричать в одной сорочке:«Я и сам на Пинде царь!»

И сидеть часами тихо,Подойти боясь к окну,И скончаться вдруг от тифа,Как в Гражданскую войну.

Матюшкин

Вольховский, первый ученик,Князь Горчаков и гений Пушкин…Всех дальновиднее из нихБыл мореплаватель Матюшкин,Что, поручив себя волнам,Сумел познать все страны света,И жаль, что он известен намЛишь как лицейский друг поэта.Не дал он (не его вина)Законов мудрых для державы,За стол багряного сукнаНе приглашал его Державин,Но вне покинутой землиТакие видел он пейзажи,Каких представить не моглиНи Горчаков, ни Пушкин даже.Жил долго этот человекИ много видел, слава Богу,Поскольку в свой жестокий векВсему он предпочел дорогу.И, к новым нас зовя местам,От всех сомнений панацея,Зеленый бронзовый секстанПылится в комнатах Лицея.

«Физически нельзя / Быть в курсе всех событий…»

Физически нельзяБыть в курсе всех событий.Как Батюшков сказал —Талант нелюбопытен.

Он прочим – не чета.Рождающему словоНе надо все читать, —Возьмите хоть Крылова.

Не могут наших думПостигнуть иноверцы.Ученость сушит ум,Рассеяние – сердце.

Иных времен тоска,Морей нездешних бури, —Себя не отыскатьВ чужой литературе.

Все ведать – нужды нетТому, кто сердцем точен:Действительный поэтВсегда сосредоточен.

Два Гоголя

Два Гоголя соседствуют в Москве.Один над облаками дымной гариСтоит победоносно на бульваре,И план романов новых в голове.Другой неподалеку за углом,Набросив шаль старушечью на плечи,Сутулится, душою искалечен,Больною птицей прячась под крылом.Переселен он с площади за дом,Где в тяжких муках уходил от мира,И гость столицы, пробегая мимо,Его заметит, видимо, с трудом.Два Гоголя соседствуют в Москве,Похожи и как будто не похожи.От одного – мороз дерет по коже,Другой – сияет бронзой в синеве.Толпой народ выходит из кино,А эти две несхожие скульптуры —Два облика одной литературы,Которым вместе слиться не дано.

Пасынки России

…Глаз разрез восточный узкий,Тонкий локон на виске.Хан Темир, посланник русский,Переводит Монтескье.От полей вдали ледовыхОбласкал его Людовик,Но, читая Монтескье,Он вздыхает о Москве.

…Громко всхрапывают кони,Дым костра и звон оков.Жизнь и честь свою полковникОтдает за мужиков.Что ему до их лишений?На его немецкой шее,Любопытных веселя,Пляшет русская петля.

…Зодчий Карл Иваныч Росси,И художник Левитан,Как ответить, если спросят,Кто вы были меж славян?Кто вы, пасынки России,Неродные имена,Что и кровь свою, и силыОтдавали ей сполна?Тюрки, немцы или греки?Из каких вы родом стран?Имена теряют реки,Образуя океан.

Карамзин

Вот доска вниманью граждан:Много лет и много зимВ этом доме двухэтажномЖил писатель Карамзин.Отказавшийся от славыДля упорного труда,Изучал он жизнь державыВ стародавние года.Крест мерцает на мундире.Не придумать, хоть умри,Чтобы жили в общем миреХлебопашцы и цари.Но покуда были силы,В размышлениях о том,Он историю РоссииСоставлял за томом том.Время дни на нитку нижет.Над виском седеет прядь.Чем века подходят ближе,Тем трудней о них писать.Шесть томов, потом двенадцать…«Все, – сказал он, – не могу».Били пушки на Сенатской.Кровь чернела на снегу.Терся нищий возле дома,Словно что-то потерял.Для тринадцатого томаНачинался матерьял.

Старый Пушкин