Миша Бастер - Хардкор Страница 13

Было еще одно обстоятельство. Многие строили иллюзии по поводу Запада, и как только открылась возможность свалить из страны, многие тут же уехали. Большинство из этих людей уже вернулись, многие до сих пор возвращаются. Кто-то таким же, как и в детстве, кто-то- в наручниках.

Я всегда считал, что с возрастом люди становятся только хуже, только у всех это происходит с разной скоростью. Кстати, мой возраст был причиной того, что меня окружающие всегда упрекали, что я какой-то несерьезный и все время занимаюсь какой-то детской фигней. Матушка мне всегда говорила: вот женишься, тогда все. Потом вот в армию пойдешь- и все. А получается так, что я до сих пор хожу, покупаю эти пластиночки и мне это нравится…

С высоты своих прожитых лет я могу отметить одно. Для меня самым важным было отклонить вектор. Изменить человека нельзя, тем более в возрасте. Но изменить сознание, хотя бы в разговоре, хотя бы на пару градусов, – можно. Так в фильме «Пятнадцатилетний капитан» некто Негоро подкладывал топорик под руль корабля. Правда, получалось не на пару градусов, а мать моя, на все девяносто. Но есть люди, которые могут делать это с людьми в определенном возрасте, где-то от шестнадцати до двадцати пяти. И если такой Негоро находится, то он отклоняет вектор сознания чуть ли не на все сто восемьдесят градусов. Если говорить о смысле таких отклонений, то они необходимы всем, иначе жизнь превращается в монотонную бессмысленную штуку.

Женя Монах

Фото 2. Ленинградская готика, 1985 год. Фото из архива автора

Ж. М. Ленинград конца семидесятых. Не было тогда еще на Васильевском острове того, что он сейчас собою представляет. Сплошные послевоенные бараки, в которых росла различная молодежь, в том числе и я. Сами бараки снесли всего лет десять назад, а тогда, в бытовом плане, этот питерский район окраин был попросту деревенским. Ужасно, конечно. Но в этом были свои минусы и свои плюсы… Местечковые огороды со своими локальными историями, но неформальная жизнь там процветала. Типичная гопническая ситуация с подворотнями и гитарами. Битвы между районами случались, но не скажу чтобы часто, хотя местнические районные градации и определения остаются и поныне. Наш остался в неформальной истории города как «Пентагон-45», по его пятиугольной форме на карте города. Подростки по большому счету были предоставлены сами себе и росли сорняками. А единственное проявление заботы о быте подрастающего поколения выражалось в том, что всех трудновоспитуемых с Васильевского острова собирали в трудовые лагеря, выдавали морскую форму и под присмотром комиссаров с местного завода пытались приобщать молодежь к физическому труду. Приобщение состоялось к несколько иному: к первой сигарете и первой рюмке, да и как могло быть иначе, тогда как подневольный труд так и не сделал из обезьяны человека. В принципе, как я понимаю, никто каких-то серьезных воспитательных задач не ставил. Просто бюрократы таким образом решали свои проблемы, а подростки оставались предоставленными сами себе и самовыражались в различных формах. В том числе и хулиганских. Многие, как и я, не давали себя стричь. С идеологией хиппизма это не имело ничего общего, да и не интересовался этим никто. Просто такая форма протеста.

М. Б. Просто вредность и жажда всколыхнуть ситуацию вокруг себя. Все это нашло отражение в сюжетах советского кинематографа, посвященных проблемам взаимоотношений поколений. Условное поколение восьмидесятых просто устало от кухонного родительского трындежа о том, что все вокруг ужасно, вышло на улицы и уперлось рогом. Хотя, если взять питерскую историю Зазеркалья, то еще в семидесятых в центре города орудовали целые шайки, включая пресловутую битническую, члены которой носили «хайра» и терроризировали приличных граждан.

Ж. М. Да, такое было. Здесь больше был бы уместен термин «битники» или «волосатые». Борьба за собственную индивидуальную позицию, которая лично у меня определялась длиной волос. При этом никакой информации о каких-то западных околомузыкальных молодежных течениях у меня не было. Зато был клетчатый пиджак… Тогда же, собственно, и началось, как ты это называешь, рукоделие. Вещей приличных в советских продмагах и унверсамах, конечно же, не было и приходилось собственными силами моделировать и шить.

М. Б. Извини, мы как-то совсем не затрагивали ассортимент советских магазов, а он на самом деле заслуживает отдельного внимания. Советская легкая промышленность как-то особо не парилась после ренессанса двадцатых-тридцатых годов. К семидесятым вся советская мода вылилась в условно народную, которая состояла из какой-то рабочей одежды, бесформенных плащей, серых пальто с каракулевыми отворотами и пирожками из шкуры нерки.

Ж. М. Нуда, а про обувь лучше помолчать: валенки и галоши каких-то безумных размеров и войлочные боты «прощай молодость» с молнией желтого цвета. Немудрено, что страна, готовившаяся к каким-то войнам, все свое текстильное производство задействовало для производства военной и рабочей униформы, а в промежутках между подготовкой к мировым военным действиям, строчило километры ткани с ужасающими расцветками и декором. Все, что показывалось на модельных подиумах, было из почти недосягаемых материалов, и поэтому товарищ Горбунков так и не нашел кофточку с перламутровыми пуговицами в кинокомедии «Бриллиантовая рука».

Со временем у нас в городе появилась сеть магазинов «Альбатрос», аналогичных московским «Березкам», где граждане могли провести сравнительный анализ несостоятельности советской массовой промышленности и воочию лицезреть чудо-курточки типа «Аляска», счастливые обладатели которых даже в не очень морозную погоду затягивали на головах капюшоны и выглядели инопланетянами на российских просторах. Конечно же, присутствовал класс чиновников, работавших за границей, которые помимо своих прямых обязанностей выступали в роли поставщиков иностранной продукции, в коей рассекали их отпрыски, именумые мажорами. Если что и можно было достать, так это через мажоров и комиссионные. Или сделать собственными руками.

Как я уже отметил, какой-то действительно интересной увлекательной информации было мало, а я уже потихоньку становился на ПТУшные рельсы. В этой, новой для себя среде, к сожалению, каких-то особенных неформалов не обнаружилось. Наверное, самая заметная из всех была только Кэт, которая позже стала барабанщицей множества групп и активной тусовщицей. Но в городе, который становился предметом исследований, мелькали нестандартного вида жители; их были единицы, и до восьмидесятых было еще далеко. Однообразная ПТУшная среда и подстегнула желание модифицировать и усугубить внешний вид. Полосатая рубашка, галстук в горошек, клетчатый пиджак… Меня как-то периодически заставляли ровнять волосы, но уже к третьему курсу заставлять чего-либо делать стало бессмысленно. К этому периоду в Питере уже сложилась коммуникация хиппи. В начале восьмидесятых открылся рок-клуб и появились первые панки, но меня эти визуальные стили как-то не сильно прельщали. К тому же я старался подбирать себе компанию для общения вне зависимости от внешнего вида.

Питерские панки сильно отличались от заезжих московских и тех, которых я встречал позднее, но были не менее забавными и артистичными. Просто не было культа внешней эстетики, но отдельная группа эстетствующих панков, практически «ньювейверов», все же была. Они уродовали свой внешний вид, эпатировали население вылезающими из нагрудных карманов окровавленными куриными лапками, всяческими начесами, но их тоже было немного. Буквально единицы. Свинья, который попал под влияние питерской художественной среды, к этой категории не относился, но когда я был на его концертах, дрожь по телу продирала не только меня. Андрей был искренен в том, что делал, и мог абсолютно спокойно и искренне разрыдаться на сцене, да и в своих выходках он был абсолютно артистичен. Был тогда, наверное, 1982 год, именно в этот период я впервые попал на футбольный матч и втянулся в зенитовскую тему.

Как раз на этот период начался подъем фанатских движений в Москве и докатился не только до Питера, но и до Украины. Здесь, конечно же, локомотивом движения выступали «спартачи» или, проще говоря, «мясные», когда «Спартак» в 79-м году дал такой копоти, что тема футбольного фанатизма объединила огромное количество подростков. Я впервые увидел красно-белые выездные группы в 80-м году, и вставила эта тема не только меня одного. Тогда-то питерская молодежь, ехавшая со стадиона в 33-м трамвае, решила поступать так же и постановила, что мы будем сидеть именно в 33-м секторе. Тема с выездами преданных фанатов нравилась многим подросткам, и вот в 82-м году состоялся первый выезд, причем поехали не на поездах, а «стопом», почему-то решив, что так будет быстрее. Попытка получилась смешная, потому как, имея в кармане три рубля, три товарища вышли на трассу, не понимая, что автостоп в таком количестве нереален. Дело в том, что перемещения на попутках всегда лимитировалось посадочными местами в дальнобойных машинах, и такое количество развеселых попутчиков в кабине не помещается. Я тогда доехал всего лишь до Витебска и без копейки в кармане вернулся обратно. При этом пришло понимание, что нормальные люди – нормально тусуются. Опыт соприкосновения с реалиями впитывался моментально, при этом апелляции про то, что, мол, при совке риска для перемещения автостопом было меньше, на самом деле – иллюзия. Люди какие были, такие и остались. Причем в непростых жизненных ситуациях нормальных людей больше, потому как жлобы либо работают, либо дома сидят. У меня была такая ситуация, когда дочка поссорилась со своим молодым человеком и добиралась стопом домой. Ее сначала приняли за «плечевую», это проститутки на трассе, которых берут на одно «плечо», и наехали, а когда разобрались, то бескорыстно помогли добраться до дома. Возможно, это просто случай, но случай показательный.