Миша Бастер - Хардкор Страница 15

Случаев таких было много, и неформальные отношения были самонастраиваемой арт-коммуникацией, которую поддерживало местное население. В Прибалтике это в основном были хиппарюги, на севере страны – металлисты и волосатые, на Украине – какие-то вовсе деклассированные элементы, рядившиеся непонятно во что и слушавшие все подряд. Но так или иначе, хипповская система, сложившаяся в семидесятые на базе увлечения музыкой и искусством, к этому моменту пребывала в стадии стагнации. Вполне возможно, что из-за нового поколения, которое больше интересовалось наркотиками и бездельем, чем творчеством, возможно, из-за заигрывания с полудиссидентствующими маргиналами или какими-нибудь религиозными общинами, которые так же пребывали в полулегальном состоянии. Все, кто что-то искал для души и кругозора, видимо, уже нашли свое, перебунтовались и остановились в своем развитии, обрастая молодежной паствой. И все это начинало подгнивать, несмотря на то, что сеть вписок и трасс, опутывавшей весь Советский Союз, все еще работала, да и сейчас тоже работает. Внестилевая взаимовыручка у неформалов, оказавшихся по другую сторону нормальности, стояла на первом месте, вне зависимости от деградации отдельных элементов.

Тем более, что в транзитном Питере хиппанов было в достаточном количестве. Они кучковались на Невском, в «Сайгоне» и Рок-клубе, но я как-то всего этого сторонился, предпочтя избирательное общение и выезды. Я, впервые тогда столкнувшись с этим «государством в государстве», часто встречал на фоне общей инертной и почти бесполой массы хиппотни нормальных волосатых, которые просто отрывались от социума и перемещались по стране в любых направлениях без копейки в кармане. Наиболее популярным местом сбора и отрыва были лесные лагеря, где хиппаны жили бок о бок с природой, порой по несколько месяцев подряд. Например, лагерь на Гауэ под Ригой, собирал немалое количество волосатых всех мастей, включая и иных маргиналов. Там я впервые встретил Ника Рок-н-ролла с девушкой Зигги. Колино имя к тому времени уже обросло всяческими легендами. Мы с ним очень быстро подружились, и вместе с Фифой и псковским Диком, от которого я впервые тогда услышал слово «Моторхед», гоняли местных ленивых оболтусов. Доходило до смешного. Мы поставили лагерь, собрали немытую посуду и заделали ужин, а вокруг бродили сглатывающие слюну хиппаны, которым не хватало сил вымыть посуду, чтоб присоединиться к нам. Собственно, ленью и нежеланием участвовать в чем бы то ни было можно определить большинство представителей того поколения хиппи, с которым я столкнулся. Максимум телодвижений, который они могли предпринять, – это бесцельное показное тусование, психоделический гон и периодические массовые встречи по типу день рождения Джона Леннона. Конечно же, не все поголовно.

М. Б. Были вполне талантливые люди, рисовавшие и музицировавшие на квартирниках и в немногочисленных мастерских. В Москве была активная группа уличных артистов-аферистов, которую обозначали как «дринч команда». Она состояла из волосатых в возрасте, занимавшихся «стритовым аском». Он заключался в том, что группа неадекватно выглядевших людей подходила к прилично одетым гражданам, желательно приезжим, и заводило телегу: «Извинит-те пожалуйст-та. Ми приехали из города Тарту»… Далее шел спич о том, что они будто бы отстали от группы и опоздали на поезд. Поэтому было бы неплохо добавить денег на билет, предварительно записав адрес жертвы, якобы с целью возврата изымаемой суммы. Таким вот нехитрым способом изымалось до двадцати рублей в день, и этого хватало на вполне безбедное существование и оттяжки.

Ж. М. Да, все так и было. Но мое знакомство с хипповской системой, слава богу, не сильно затянулось – и тому были причины. Во-первых, сама система начала разлагаться изнутри и становиться неискренней. Все эти лозунги «Мир – любви» и «Нет – войне» работали только для совсем уже свежих рекрутов. Часть хиппанов плотно присела на наркотики и сторчалась. Более активная переквалифицировалось в металло-рокеров и футбольных фанатов. А оставшаяся идеологизированная молодежная масса побродила по выставкам и тусовкам да и разбрелась по домам и христианским общинам уже к началу девяностых. Кто-то добровольно, кто-то, попав под социальный прессинг, который присутствовал всегда, но к середине восьмидесятых приобрел широкомасштабные жесткие формы. Хотя сама система взаимоотношений и отдельные персонажи, уже давным-давно обзаведшиеся семьями и поседевшие, все еще поддерживают те самые виды взаимоотношений, в среде которых они сами произрастали.

Так вот, возвращаясь к хронологии… В середине восьмидесятых как раз произошло упомянутое разложение, и на базе сайгоновской тусовки сложилась новая, но уже металл истекая. Появилась новая музыкальная волна, отличная от предыдущего тяжелого рока, и эти ритмы стали объединяющим фактором новой формации. На музыкальном толчке, откуда и приходила музыкальная информация и журналы, сложилась своя туса, но какая-то более коммерциализированная, что отторгало людей с уже сложившейся беззаботной раздолбайской психикой. По сути, мы их считали мажорами и где-то с год тусовались в «Сайгоне», который становился со временем все скучнее и скучнее. Поскольку явного лидера на тусе не было, мы долго не могли куда-либо прибиться до тех пор, пока в 86-м году, недалеко от Дворцовой набережной, не застолбили место, известное как «треугольник». Само место представляло собой три скамейки на площади, и какие-то тусовки разночинцев там уже были до нас. Но с нашим приходом место явно оживилось, и начался более массовый приток неформалов разных мастей. Появились рокабиллы, новая волна панков и постпанков, которые серьезнее относились к внешнему виду, хотя разница в этих визуальных градациях чаще определялась исключительно по чистоте одежды. Ньювейверы, типа Акли, Грима и других, отличались тем, что носили вываренные в хлорке и залитые красками джинсы, использовали грим и чаще других экспериментировали с внешним видом, тогда как наши панки больше занимались артистическим эпатажем и по стилю все же ближе были к хардкорщикам.

На «треугольнике» ставились магнитофоны с новыми молодежными ритмами и народ вокруг отрывался, кто во что горазд. Все это было намного интереснее, чем посещение питерского Рок-клуба, на сцену которого местных радикалов не особо пускали. Хотя в городе было множество интересных групп как ньювейверского толка так и более ранних, типа гениального Майка Науменко (творчество которого наши рокабиллы называли не иначе как «рок-н-роллы гопника Майка») и почти бардовского Башлачева, который в середине восьмидесятых приехал в Питер из Москвы, был не понят и в итоге попал в нездоровую угасающую полухипповскую среду. Были и вовсе самобытные типично питерские коллективы, как «Странные Игры», «Пикник», «Ноль» и «АукцЫон». В последнем тон задавал Слюнявый. Но ни панков типа «АУ» или «Народного ополчения», ни даже Рикошета с его жестким постпанком на сцене Рок-клуба увидеть было нельзя, разве что совсем в конце восьмидесятых. «Химеру» и «Бироцефалов» позже постигла та же участь. А все остальное, что продвигал в массы Рок-клуб, было на редкость замшелым и неискренним, что подтвердилось последующим десятилетием. Я прекрасно помню начало творчества «Аквариума», который в какой-то момент я просто перестал слушать. «Кино» мне было безразлично до «АССЫ»; таким же, в общем-то, и осталось после. Кинчева и Шевчука любили разве что они сами да орды гопоты конца восьмидесятых. Но сам город, так уж сложилось, был беззаботным и вольным, поэтому никто на подобных нюансах не заострял внимание.

У нас уже была вполне себе крепкая тусовка, и необходимость оформить внешний вид возросла. Кожи тогда практически никакой не было, и все выкручивались как могли, перешивая из плащей жилетки и выковыривая из комиссионок кожаные плащи, летные куртки и пиджаки. Параллельно мне пришлось мастерить не один килограмм всяческих фенек, напульсников и прочих приблуд: все, на что хватало фантазии или каким-то образом проходило перед глазами на страницах альбомов и в постерах.

Зато в итоге на «треугольнике» сформировалась группа из пятнадцати человек, которые и заняли кафе, вошедшее в историю как «Поганка». Как раз мы тогда на лето разъехались, а первого сентября 86-го года состоялся первый сбор поклонников тяжелой музыки, уже на новом месте. Набилось тогда порядка двухсот человек, что по неформальным меркам того периода было очень немало. С этого момента началось, как ты это называешь, рукоделие. Тогда по этой теме выступили я и мой сосед Одинокий, с которым мы пересеклись еще в 85-м году. Да – еще в городе в то же самое время развивалась специфическая тема «черных копателей», которые раньше специализировались на сборе исключительно оружия, а к восьмидесятым тема распространилась и на атрибутику. Я с ними пересекся гораздо позже, поскольку тема металлюг увлекала больше.