Евгений Додолев - Александр Градский. The ГОЛОС, или «Насравший в вечность» Страница 19

Саша летом этого года опубликовал свои заметки в мегапопулярном в тот период «Студенческом меридиане»:

«Биг-бит. Бит. Рок. Фольк. Панк. Фьюжн. Поп-рок. Джаз-рок. Хад-рок. Андерграунд. Барокко-рок. Коммерческая поп-музыка. Некоммерческая. Симфорок. Философский рок. Многообразие жанров. Острота. Крайние точки. Необычайная эмоциональность. Особая роль слова, ритма. Наконец, национальные особенности. Опыт. Критика. Если заглянуть в музыкальные учебники, выясняется, что понятие „школа“, „направление“ формируется и имеет право на жизнь при наличии: произведений авторских, в корне самобытных и новых; мастеров-исполнителей; серьезной, вдумчивой, осведомленной критики.

Поразмыслим над некоторыми фактами из истории поп-музыки. В середине 60-х годов в нашей стране стали как грибы после дождя появляться группы, ансамбли, музыкальные кружки. Новая музыка не спрашивала разрешения на вход. Она ворвалась стихийно, как ураган. Но поначалу только молодежь приняла ее. Почему? Наверное, потому, что почва разрыхлена и не засеяна. На „взрослых“ же полях уже давно Элла Фицджеральд, Луи Армстронг, Гленн Миллер, иногда на этих нивах позволено „колоситься“ даже серьезному джазу или рок-н-роллу. Как могучие деревья высятся у нас Утесов, Шульженко, Бернес, Вертинский, Отс, за ними – Магомаев, Кристалинская. Но это, как говорят некоторые, эстрада, легкий жанр, песни. Нет, нынешние молодые не против классики эстрады. Они – за! Но хочется и нового, своего. Ведь все эти известные имена тоже зерна, но взращенные на полях других поколений. А жизнь не стоит на месте. И хочется новой музыки молодежи сегодняшнего дня.

Все новое чаще всего принимается не сразу. Помню, многие говорили: „Этот ваш рок на несколько лет, не больше“. Мы спорили, не соглашались – и оказались правы. Вот уже двадцать лет занимаюсь этой музыкой – срок немалый. И думается, только-только сейчас мы выходим на настоящие рубежи. А тогда все было внове. Техника звукозаписи, воспроизведение звука, качество инструментов, возможность приобретения аппаратуры для концертной работы – не простые проблемы и для сегодняшнего дня. Но как же они были велики тогда, в середине 60-х?! А энтузиазм? А радость познания, свершения нового? Это было счастливое время…

Главная задача музыки – воспитание. Все примитивное понятно и человеку недалекому. Чтобы воспитать, образовать, необходимы сложные примеры. А если язык труден для понимания, на выручку приходят талант и мастерство исполнителя. Ход рассуждений „непонимающего“ зрителя (если, конечно, он воспитан хорошо): „Да, я не понимаю. Да, сложные стихи. Да, необычная музыка. Но какой голос! Как владеет инструментом! Как двигается! Какой прекрасный актер! Наверно, это интересно. Надо присмотреться, попытаться понять“. Конечно, это элементарная схема. Однако можно условиться о термине. Итак, „мостки“. В каждой новой музыке должны присутствовать эти „мостки“ от уже знакомых образов к новым. Тогда путь верен, ибо основан на опыте предыдущих поколений, пусть даже с необычными „перилами“ эти „мостки“. Пусть чересчур активно звучат в новой музыке барабаны, но слово, то есть поэзия, всегда поможет зрителю приобщиться и попытаться понять новый музыкальный язык.

Надо много читать, слушать музыку. Старую, новую. Знать о своей профессии как можно больше, быть честным, делать действительно то, что чувствуешь. Легче всего писать и петь про то, что легко понимается и привычно. Нужно пытаться открывать людям новое, пусть спорное. Истинное остается, ложное отомрет. Если музыкант талантлив, прогрессивен, самобытен, его образ мышления передается зрителям, делает их в чем-то богаче. Зрители ищут новых встреч на концерте, при помощи радио и телевидения, пластинок. Хотят знать все об исполнителе, его жизни, планах, ибо он часть их самих. Так рождается популярность. Она условно делится на две категории: популярность действительная и мнимая.

Сравним два понятия: знают и любят. Есть исполнители, которых знают, и только. Знают многие. Видели по телевидению, слышали многократно по радио, на концертах. (Эти исполнители существуют постольку, поскольку концерты не могут состоять только из очень одаренных – таких ведь немного.) Кто же они? Чаще всего профессионалы, которым не хватает, казалось бы, совсем немногого – своего лица. Что же стоит за этим термином? Бессонные ночи, муки творчества, самостоятельные занятия по музыкальной грамоте, поиски новых пластинок и тщательное их изучение, общая образованность, которая заставляет музыканта не повторяться, ибо, только зная все о других, можешь попытаться сказать свое слово. Если это есть, то такого исполнителя не только знают, но и любят. Самобытность всегда выделяет артиста из артистов. Рождаются его имя и популярность. Не важно, среди многих или среди немногих. Артист не обязан быть понятен всем и всеми любим. Ему нужен свой зритель, ибо на всех не угодишь. Разные формы и жанры, разная степень музыкальной образованности… Интересно также, что известность многих исполнителей объясняется количеством их выступлений по телевидению (фактор, конечно, мощный). А известность других? Которых показывают реже или вообще не показывают?.. Один из самых сильных факторов возникновения популярности. Это – легенда.

О чем? О том, допустим, что это все (в телеконцерте) скучновато, а где-то там… есть такой… и красивый, и поет как соловей, и все по нему сходят с ума. Опять две стороны. Вот запись «легенды», вот концерт. И… провал, конец популярности. А если же нет? Тогда билет на концерт не достать.

Касаясь организации эстрадного дела, можно заметить, что определенные сдвиги есть, но уж больно долго приходится их ждать. Появляются высказывания маститых музыкантов и критиков о том, что, дескать, засилье плохих текстов, примитивной музыки, тупых, однообразных, прямо целыми блоками слизанных с западных образцов аранжировок, причем к месту и не к месту. Все тексты последних «хитов» приблизительно об одном и том же: „Я люблю, ты не любишь, я пришла, ты ушел, сентябрь и октябрь, листья и грусть“, „скорей меня встречай на новостройке…“

Говорят, капля камень точит. Казалось бы, у новой музыки есть и положительная пресса, иногда пластинки, реже – телевидение и радио, чаще – концерты. Но нет-нет да и проскакивают высказывания по ее поводу, которые иначе, как странными, не назовешь. Факты, приводимые такими авторами, часто грубо искажены или нахватаны из самых разных источников, объединены произвольно в „новые“ выводы типа: „очень громко“, „чужеродный жанр“ или, скажем, „190 децибел могут убить человека“. На такое звуковое давление никакая аппаратура не рассчитана.

По поводу громкости уже много писали. Добавлю лишь, что обычно рок-ансамбль состоит из трех – пяти человек. При этом сама музыка требует особой плотности звучания, не меньшей, чем у симфонического оркестра в 90-100 музыкантов. Конечно, обеспечить на такой мощности звучание чистое, без раздражающих слух искажений может только высококачественная аппаратура. А ее нет. Интересно, что те, кто ругает рок-ансамбли за громкость, оперируют теми же аргументами, что и „горе-критики“ музыки великого Вагнера, называвшие его оркестр грубым, тяжеловесным и режущим слух. Не думаю, чтобы сегодня о музыке Вагнера или Берлиоза кто-либо посмел высказаться подобным образом.

Градский 1985