Виталий Калгин - Виктор Цой. Последний герой современного мифа Страница 6

То в трусах зимой по улице, то обвешиваемся разными паяльниками-фигальниками, надеваем одежду не по размеру… Разные глупости. А как-то показали, что они еще и булавками обвешиваются. Нам понравилось. Мы типа тоже меломаны, давай булавки… Я помню, для полного идиотства кто-то надел галифе, а у меня были такие здоровые клеши – финские, вельветовые. Я взял их и ушил внизу – очень красиво. Ходил по улицам, и все смеялись. А через три года смотрю – все в таких ходят, стало модно. На улицах нас сначала никто не трогал. По той причине, что про панков не знали. Ну, идиоты и идиоты. Идиотами и были.

И остались, собственно. А когда начались панки-фиганки, тогда начались дурацкие гонения. А за что? И так – кретины, и так – кретины[13].

Как видим, ребята радовались жизни на всю катушку. Ходить по улицам советского города (да еще и колыбели трех революций!) в галифе, обвешанном паялъниками-фигалъниками, в то время рискнул бы далеко не каждый… От себя, как автор, добавлю, что в свое время (правда, гораздо позже описываемых событий) тоже ходил по улицам с мертвым мышонком (разумеется, настоящим), приколотым большой английской булавкой к лацкану рубашки…

Поскольку Андрей Панов жил с матерью, Лией Петровной (известной балериной), в девятиэтажке на углу улицы Типанова и проспекта Космонавтов в довольно большой квартире в отдельной комнате, то собиралась компания в основном у него. По многочисленнъм воспоминаниям, «Свинья» жил в комнате, где не было ничего, кроме плаката «Sex Pistols» на стене, дерюжки на полу и колонки от магнитофона с уходящим в стену проводом. Сам магнитофон стоял в комнате у матери, чтобы не попасть ненароком под «горячую руку» Андрея либо его приятеле й…

Алексей Рыбин:

Квартира «Свина» была нашим клубом, репетиционным помещением, студией звукозаписи, фонотекой – в общем, базой. Здесь мы отдыхали, обменивались новостями, пили, играли, пели, даже танцевали (по-нашему, по-битнически). У «Свина» была кое-какая аппаратура, как бытовая, так и полупрофессиональная, и было на чем послушать пластинки и во что воткнуть гитары. Словом, это был наш рок-клуб…[14]

Вот однажды, именно в квартиру к Андрею Панову, один из знакомых Максима Пашкова и привел, собственно, самого Максима и Виктора Цоя.

Андрей Панов:

У меня был сосед выше этажом. Сейчас уже переехал. С детства в одном доме жили. Однажды он сказал, что у него одноклассник или друг учится в «Серовке». И у них группа хорошая, три человека – «Палата № 6». Тоже как бы въехали в панк-рок и все такое… Все очень здорово типа дурака валяют. Я, говорит, к тебе их приведу… Короче, они пришли – Максим Пашков, Цой и барабанщик. Не помню, как его звали. Хороший барабанщик, кстати. Оригинал. Жаль, что не пошел по этой стезе впоследствии. Ну, Максим очень активный человек, больше всех разговаривал. Потом поступил в театральный. А Цой придет и сидит в углу…[15]

Уже тогда Цой резко отличался от компании первых питерских панков.

Игорь Гудков, знакомый Виктора Цоя по ленинградской тусовке:

Цой не был пэтэушником, тем, о ком пел Майк в своей песне «Гопники»…[16]

Павел Крусанов:

Цой – наполовину кореец – невольно нарушал стереотип. В повседневной жизни он был неразговорчив, – не молчун, но изъяснялся всегда кратко, а иногда и веско, однако же, по большей части, без задней мысли и рассчитанных многоходовок. Даже шутил так: по-спартански, лапидарно, словно вырубал на камне слова и старался, чтобы их оказалось поменьше. Вершиной остроумия для такого человека, по всему, должна была бы стать шутка без слов: шутка-жест, шутка-акция. Свидетельствую: случались у Цоя и такие[17].

Алексей Рыбин:

«Свин» познакомился с ребятами из группы «Палата № 6», и они стали активно принимать участие в общем веселье. Песни «Палаты» были замечательно мелодичны, что сильно выделяло их из общего, довольно серого в музыкальном отношении, питерского рока. Лидер группы Макс (Максим Пашков) пел профессиональным тенором и здорово играл на гитаре, а ансамбль отличался просто замечательной сыгранностью и аранжировками. А что такое аранжировка, молодые битники тогда вообще понятия не имели, и все это было чрезвычайно интересно и ново. «Палата» играла довольно специальную музыку – панк не панк, хард не хард, что-то битловское, что-то от «Black Sabbath» – в общем, интриговала[18].

В общем, Максим и сам Виктор быстро влились в тусовку и вскоре стали принимать довольно активное участие в панковских мероприятиях «свинской» компании и всевозможных панк-акциях, о чем свидетельствуют как воспоминания очевидцев, так и чудом сохранившиеся фотографии.

По воспоминаниям людей из компании «Свиньи», тусовку очень веселили всевозможные загородные прогулки, распитие портвейна и различные хулиганско-панковские импровизации, эпатажные провокации и провоцирование населения типа появления голышом перед рыбаками и отдыхающими.

АУ. Ленинград. Празднование Нового года.

Декабрь 1979-го – январь 1980 года. Слева направо: Цой, Антон, Юфа, Свинья. Фото из архива Евгения Юфита.

Федор Лавров, музыкант группы «Народное ополчение»:

Они все бухали вместе. Просто я тогда еще в школе учился и не видел Цоя. Когда я познакомился со «Свиньей», там уже сменилась тусовка[19].

Павел Крусанов:

Каждая наша встреча сопровождалась радостным распитием портвейнов, сухих вин, горьких настоек и в редком случае водок, что, по существу, было сродни разведке боем на незнакомой территории – мы тщились узнать, какие ландшафты скрыты там, за гранью трезвого сознания, и что за звери их населяют[20].

Не стоит сильно удивляться подобным воспоминаниям. Молодежь (особенно предпочитающая рок-музыку) во все времена стремилась «расширить сознание» с помощью различных средств. Это не отнять и у нынешних 15-20-летних молодых людей. Просто у каждого человека по-разному.

У некоторых проходит, у некоторых – нет… А что касается всевозможных приключений и происшествий, то думается, что у многих читателей данной книги в жизни (юношестве) их было ничуть не меньше.

Евгений Юфит:

Как-то мы с Цоем шли на место сбора компании. Пока шли, Цой нашел дохлую утку и стал тащить ее за лапу, хотел порадовать «Свинью». Она была еще не тухлая, но так… запашок уже шел. Когда проходили мимо трамвайного кольца со зданием для диспетчеров, выскочили пять водителей, они сказали нам: «Все, ребята, идите к нам, вы убили утку, сейчас мы милицию вызовем». Мы с Цоем с радостью пошли, естественно… Эти начали звонить в милицию, но та отказалась ехать из-за дохлой утки… К тому же в здании, куда нас привели, из-за запаха стало ясно, что утка абсолютно несвежая… И когда нас спросили: «А где вы ее взяли?», мы ответили, что «убили ее дней пять назад и вот все ходим с ней, не знаем, куда ее…»[21]

Алексей Рыбин:

Мы подходили к пивным ларькам, покупали пиво и выливали его друг другу на головы, чем повергали в кому очередь мужиков, дрожащих от похмелья, которые стояли сорок минут за кружкой пива. И вот какие-то уроды, отстояв эту очередь сорок минут, с шутками и прибаутками покупают себе по кружке пива и друг на друга его выливают… Люди просто цепенели. Никто нас не бил за это, потому что они не могли даже пошевелиться, они были парализованы этим зрелищем. Никто не кричал, очередь просто замирала… В милицию же нас не забирали, потому что менты не понимали, что это такое[22].

Очень часто можно услышать рассказы рок-клубовских «стариков» о том, как «Свинья» и Цой покупали шарики в киоске, наполняли их использованными презервативами и окурками, привязывали на нитку и спускали из окна на подоконники к соседям… К примеру, Антон Галин, друг детства Виктора Цоя, рассказывал, как они с Цоем ловили голубей, креативно раскрашивали их красками под попугаев и выпускали обратно на улицу… Доказать правоту или лживость подобных рассказов сегодня уже попросту невозможно. Да и не нужно, наверное.

Павел Крусанов:

Ребят этих отличали здоровый цинизм и бестрепетное отношение к жизни, что немудрено, – в девятнадцать лет думаешь, что друзья вечны, а счастье может длиться пусть не годами, но все равно долго. Когда «Пине» (Пиночету) милиционеры в ЛДМе отбили селезенку, Цой на мотив известного по той поре шлягера («У меня сестренки нет, у меня братишки нет…») сочинил собственную версию этой песенки, которую в присутствии пострадавшего всякий раз негромко озвучивал:

У меня печенки нет,Селезенки тоже нет,А без них хлопот невпроворо-о-от…

Характерно то, что это вовсе не казалось нам бестактным: все смеялись, даже бедный «Пиня»…[23]

Максим Пашков:

Надо отдать должное Виктору Цою. Он хотя и участвует в этих мероприятиях (спали и мылись все вповалку, голыми), но на фоне других сохраняет человеческое лицо, чувство юмора и не опускается до пошлости. Цой «был гораздо консервативнее всей остальной компании и в наших „забавах“ никогда не шел до конца. Наверно, это шло от какой-то его внутренней застенчивости… В нем никогда не было разнузданности»[24].