Миша Бастер - Ньювейв Страница 7

Но несмотря на то, что мы старались быть сами по себе, слияние с остальной тусовкой было неизбежно, смешных людей магнитило друг к другу. И, по-моему, в кинотеатре «Мир» вроде была презентация Levi Strauss…

М. Б. Ага, только это было в ДК МЭЛЗ, когда на сцену вышел какой-то манекенщик в клубной куртке Levi's и стал выламываться. Первые ряды, конечно же, состояли из костяка тусовки, члены которой стали курточку ощупывать, а манекенщик, видимо, думал, что его, и стал раздеваться. В итоге куртка пошла по рукам и, конечно же, ушла вместе с Гансом Ирокезом (смеется). Поэтому у тебя как-то слиплось два мероприятия в одно, что немудрено для воспоминаний того в периода.

О. X. Вполне возможно. Мы тогда были «широкими», кожи нам были как-то не очень, но Павлик Карлосон, поскольку чем-то отдаленно напоминал все же Элвиса, как казалось девушкам, сшил себе как раз косую. И тут Дима Саббат на общем кураже подходит к Паше, говорит, мол, не рокер, значит курточку-то снимай. Но на кураже был не только Дима, но и я, поэтому, недолго думая, устроили на месте мордобой, который закончился крепкой дружбой.

М. Б. Ну так одежда была всегда больше чем одежда, и человек, согласный ее отдать, просто не имел права ее носить. Такая форма знакомств бытовала в неформальной среде и, возможно, существует в нынешней.

О. X. Наверняка. И вот в таких потасовках, путешествиях и кураже протекала наша юность вплоть до начала 90-х. При этом если Степ был понтярщиком, а Христинин самым умным, то мне оставалась роль самого крайнего, с которой я как мог справлялся.

Начало девяностых было сопряжено с началом предпринимательской деятельности. Взрослели, потребности возрастали. У меня было много смешных работ в то время. Кроме киномеханика и рабочего геофизической экспедиции, я поработал в кооперативе, где отливал гипсовые копилки. Там очень удобный график работы. Приходишь ночью. Один. Отлил сколько надо, поспал немного – и в город. Потом и сам каким-то делом оказался в процессе нанесения рисунков на футболки – и покатило. С Рижского рынка ко мне очередь стояла. Мы с другом собрали станки для шелкографии и летом делали футболки, а зимой шапочки, которые делались попросту из рейтуз. Три шапочки одна повязка. «Щелчок» к тому времени уже утратил статус центра обмена информацией. Где-то не за горами фигурировали пейджеры, и уже кто-то слышал про мобильные…

А мы занимались совмещением отдыха с почти предпринимательской деятельностью, в рамках которой пригодились и опыт, и приобретенные навыки. Деятельность, несомненно, родилась из общих потребностей советских реалий и наших знаний об одежде, помноженных на чувство стиля. Заключалась эта деятельность в пошиве всевозможных кожаных, и не очень, изделий. Был, как я уже говорил, освоен шелкографский процесс, что приводило к длительным концептуальным дебатам по поводу того, что лучше: я сошью 50 курток и откатаю на них пено-резиной «Перестройка» или какой-нибудь Chicago Bulls. Или, например, кто-то сделает приличной краской многоцветную красоту на какой-то сложной модели, но одной. И как всегда и случалось, искусство в очередной раз пало жертвой предприимчивости (смеется). А если серьезно, то было организовано небольшое производство по пошиву качественной одежды, потому как тогда открылся печально знаменитый отечественный РЫНОК. Где легализовывались подпольные цеховые производства, годами томившиеся в советском подполье.

Я к тому времени переехал из Гольяново, и где-то в 90-х женился. Давно это было. Семья слегка остепенила, но я уверен, что характер бунтарский помог и в этих 90-х, где и базары стали посерьёзней, и ответственность резко возросла. Наезды бандитов во время распада страны, начало какого-то первобытного бизнеса стали повсеместными, и на это все ложились первые, порой наивно смешные авантюры. «Крыши» появлялись у всего, и так однажды мы узнали, что таковые имеются не только у Кобзона, но и у «спиваковцев», те, которые «Виртуозы Москвы». Причем связано это было с реализацией модных мужских полупальто фирмы «Амекс». В чем оказались замешаны и мы, отработав свой «концерт по заявкам трудящихся». Как это ни покажется сейчас странным, но в те времена подобное сосуществование было нормальным. Все занимались всем.

К следующему сезону мы уже смело шили свои куртки и пальтишки. Благо, брошенных или кооперативных ателье стало появляться много. Вскоре и знакомые подросли окончательно, обзавелись работами и семьями, и посещение новых тусовочных мест стало эпизодическим. Но мы все равно продолжаем поддерживать связи, потому что в душе уже ничего не изменишь, что, собственно, и незачем.

А по поводу сравнительных характеристик – что было и что стало теперь – мне лично кажется, что ничего не изменилось. Все говорят, что что-то там меняется, а я вот недавно в метро спустился и отметил – те же люди, те же лица. Молодежь во все времена будет одинаково молодой и отрывающейся во все стороны. Если бы я сейчас был такого же возраста, я так же катался бы на сноубордах и коньках, прыгал, бегал, ездил, в общем, жил бы на полную катушку. Конечно, им теперь посложней в бытовом плане, образование теперь необходимо, но возможности у них, по сравнению с нашими, несоизмеримы. Открылись границы, можно учить языки и ездить, появился интернет. Я таким стартовым возможностям откровенно завидую. У нас не было такой информации.

При этом люди всегда останутся людьми, а карьеристы – карьеристами. Просто у нас был объединительный мотив – запреты на рок, и кураж, и вольное поведение. А теперь – вроде все можно, и непонятно, что нужно.

Вета Померанцева

Фото 3. Ленинград, фото Петры Галл, 1989

В. П. Ленинград периода моего девичества, конечно же, в двух словах не опишешь, тем более что такие литературные попытки предпринимались неоднократно, но хотелось бы отметить, что круглая дата советской Олимпиады случилась в один и тот же год, что и мое 12-летие.

М. Б. Можно сказать, что в новое десятилетие вы вступили подготовленно, по взрослому (смеются).

В. П. Но еще учась в школе, я уже была осведомлена, что возле Исакиевского собора кучковалась разношерстная тусовка, состоявшая из остатков каких-то хиппи, гопников, фанатеющих Макаревичем. И панков, как мы их тогда обозначали, хотя по сути, это были какие-то битники. Достаточно взрослые персонажи, распевавшие песни: «Благословляю пивные клубы, благословляю гнилые зубы».

Но несмотря на разные предпочтения, все эти персоны достаточно мирно уживались вместе. Возле этого же собора, бывшего одной из визитных карточек ленинградского туризма, в это же время тусовалась, можно сказать, и «приличная молодежь». Я, ученица 7 класса, конечно же, не разбиралась во всех этих стилистических градациях, почему и придумала себе теорию о противоречиях. И вовсе не понимала, что со мной происходит (смеется). Мама у меня была директором отдела в книжной лавке, поэтому из всех увлечений, выпавших на долю многих подростков, оставались только хорошие книги и улица, поскольку остальное практически отсутствовало в советской действительности. Так что приходилось терзать себя европейской философией, Леонидом Андреевым, что в свою очередь заставляло как-то задумываться о смысле бытия и часами бродить по улицам. Делать во внешкольное время действительно было нечего, и поскольку я к тому времени уже была вполне оформившаяся девица, абсолютно не пуганная жизнью, закономерно становилась объектом пристального слежения со стороны мужчин. Как-то раз во время моего раздумчивого уличного тура ко мне налепилось порядка 14 парней, которые стали зазывать в какое-то полуразрушенное строение, благо таких в городе вполне хватало. И вот заманив меня, 13-ти летнюю дурочку, в эти развалины, поставили перед фактом: мол, давай раздевайся. Я, конечно же, впала в ступор, и если бы авторитетный, судя по всему, представитель этой тусовки меня не защитил, я даже не знаю, чем это все могло кончиться. На самом деле понятно чем, но так или иначе пронесло, и впоследствии мы с этим битником достаточно долго гуляли по центру, открывая для себя новые интересные места.

Другим центровым местом сборищ бездельников и тунеядцев был «Климат», располагающийся напротив Исакиевского собора, недалеко от станции метро Канал Грибоедова. Поэтому в ненастную погоду, коей славен наш город, вся тусовка перебиралась именно туда, а летом в жаркие деньки веселились на скамейках возле собора и на чердаке в доме за Казанским. При этом это было абсолютно праздное и бесцельное времяпрепровождение, ни к чему не обязывающее, но развивающее сознание и расширяющее кругозор. Тогда же появились бутылки вермута в «бомбах», которые были представлены двумя видами – «Верой Михайловной» и «Розой Матвеевной». «Вера Михайловна» еще как-то пыталась пропускать сквозь себя солнечный свет, но «Роза Матвеевна» – ни в какую. И даже считалось настоящим подростковым подвигом допить граненый стакан этого напитка до самого дна.