Анна Герман - Гимн торжествующей Любви Страница 8

Я написала книгу «Вернись в Сорренто?», тираж разошелся очень быстро. Кроме того, начала писать музыку сама. Это получилось тоже нечаянно. Просто мне предложили (в качестве поддержки) свои стихи двое замечательных людей. Вообще, за время своей болезни я убедилась, что замечательных людей вокруг столько, что места для незамечательных просто не остается, следовательно, они не существуют. А те, кто себя считает незамечательным (или таковым его считают остальные), просто не нашел себя в этом мире.

Леонид Телига прислал мне свои стихи еще из кругосветки. Телига удивительный, он совершил свое кругосветное плаванье в одиночку, когда я боролась за жизнь и со своими непослушными мышцами в больнице, Телига боролся с океанскими волнами и с недугом. Сейчас уже известно, что эта борьба закончилась не в его пользу. Океан он одолел, а вот болезнь (рак) и власть чиновников (ему неизвестно по каким причинам долго не разрешали проход по Панамскому каналу, притом что он член Панамского яхт-клуба, а потом так и не разрешили заход в воды Австралии) – нет.

Как мне знакомы его проблемы и как меня поддерживала сама мысль, что мои песни ценит такой человек. Леонид Телига – герой Польши, когда он после нескольких операций, когда судьба то дарила надежду, то снова отнимала ее, все же проиграл эту битву за жизнь, его провожала вся Польша.

Мне Телига прислал стихотворение «Парус», на которое я написала песню. Читать его письма было волнительно и тяжело одновременно, перечитывать просто тяжело. Знать, что такой человек не смог победить страшный недуг, больно.

Еще стихи, не очень умелые, но от души, принесла мамина знакомая – учительница Алины Новак. Меня поразило название – «Человеческая судьба», а потом я оказалась потрясена основой этого цикла. Алина использовала отчет акушерки, узницы Освенцима, пани Станиславы Лещинской, которая рассказала, как топили в бочонке с водой всех родившихся в лагере детишек и выбрасывали их тельца на мороз на съедение крысам.

Я не смогла остаться равнодушной и написала музыку к «Человеческой судьбе», нет, в стихах Новак вовсе не было рассказов об утопленных детишках или крысах, напротив, она пыталась доказать, что ни при каких условиях человек не должен опускаться и терять веру в лучшее.

«Улыбайся.Улыбайся каждой минуте,Не жди счастливых дней…Улыбка… даст крылья мечте, а воспоминаниям красоту,Поможет усталому преодолеть препятствия…».

Разве я могла не откликнуться на такие стихи? Родился цикл «Человеческая судьба», его еще назвали «Освенцимской ораторией».

А улыбка стала моей визитной карточкой.

Много-много раз с тех пор она спасала меня, однажды я услышала рассуждения, что просто прикрываюсь улыбкой, заслоняюсь ею. Немного не так, скорее спасаюсь, а если и прикрываюсь, то вовсе не из желания отгородиться, просто остальным ни к чему знать, как мне больно и плохо, как трудно, а иногда просто невозможно двигаться, делать какие-то движения. К чему зрителям, которые пришли послушать мои песни, знать, что у меня невыносимо болит спина или нога, что плохо действует рука, что кружится голова. Это моя боль, я вовсе не желаю, чтобы она стала всеобщей.

Слышала и еще одно «пожелание»:

– Пани Анна, ваша трагедия – лучшая реклама. Вы сможете долго рассказывать о том, что пережили, вас будут слушать. И песни после этого воспримут любые.

Вот этого я всегда хотела меньше всего – чтобы моя трагедия стала моей рекламой, чтобы на концерты ходили «из интереса», посмотреть, не кривобока ли Анна Герман, не стала ли заикой и действуют ли у меня руки-ноги.

Я не музейный экспонат, даже после своей смерти чучелом в каком-нибудь «музее героев» быть не хочу. Да, то, что я пережила, за гранью возможного, восстановление за гранью реального, возвращение на сцену немыслимо, но это не героизм, это просто желание жить и петь!

Однажды у меня брали интервью и тоже не очень удачно попросили «настоящую героиню посоветовать читателям, как им преодолеть себя, если в этом возникает необходимость». Я демонстративно оглянулась.

– Что, пани Анна, кого вы ищете?

– Эту самую героиню.

Журналистка натянуто рассмеялась, решив, что я просто поднимаю себе цену. Пришлось объяснять:

– Я не героиня, я просто человек, который хочет жить нормальной жизнью, а не лежать бревном и ныть. Просто сделала все, что было возможно, и мои усилия, сложившись с усилиями врачей и моих родных, дали отличный результат. И еще, себя не надо преодолевать, нужно просто понять, чего же ты хочешь, и помочь себе этого добиться. А физические ли это будут усилия или нравственные, не всегда важно.

Почему-то мне показалось, что журналистка не поняла, о чем я говорю, во всяком случае, я этой цитаты в ее статье не увидела. А жаль, потому что я действительно считаю, что человек не должен ломать себя через колено и даже заставлять не должен. Если разумный человек понимает необходимость даже очень тяжелой боли и уверен, что, перетерпев ее, «заработает» желаемое, он сумеет справиться.

Просто я знала, что вот еще это упражнение даже через слезы на глазах поможет хоть чуть оживить руку или ногу, что если я пересилю боль и сделаю этот шаг, то следующий будет делать легче, что от меня самой зависит то, буду ли я хлопающей глазами колодой или просто живой, выйду ли на сцену, а потому делала все, чтобы это случилось.

Боль можно вытерпеть почти любую, если ты знаешь зачем, веришь, что поможет.

Это не героизм, это жизнь.

Вот почему авария разделила мою жизнь надвое, просто до нее я не задумывалась над многим, многое и многих не ценила. Только когда побываешь на краю, понимаешь, как хороша жизнь и что именно в ней ценно больше всего.

Об этом писал и Леонид Телига: нужно учиться ценить каждое мгновение данной нам жизни, получать удовольствие от каждой минутной радости, а не ныть из-за чего-то плохого, что, возможно, случится в будущем или уже случилось, но не может быть изменено. Жить стоит настоящим, не забывая о прошлом и надеясь на будущее.

Как вовремя мне пришло его письмо, как помогли его советы. Тогда он еще не знал, сумеет ли преодолеть тысячи километров, не знал, что смертельно болен (самую трудную часть пути Телига прошел с температурой 39,5 градуса), не знал, что его собственные дни сочтены. Знал одно: он представляет Польшу перед всем миром, а потому, если вызвался совершить кругосветное путешествие в одиночку, значит, должен это сделать с любой температурой.

Я представляла только сама себя, но тоже знала, что должна встать, несмотря на любую боль, и выйти на сцену, несмотря на любые трудности.

У меня спрашивали (журналисты бывают удивительно нетактичны в поисках сенсаций, но я прощаю, потому что это их хлеб), стала бы я столь успешной, не будь той трагедии, и чему она меня научила.

– Успешной я была и до нее. А вот другой в результате стала. Любая трагедия не может не повлиять на характер человека, просто кого-то делает мрачным и нелюдимым, а кому-то, как мне, открывает ценность жизни и множество замечательных людей.

А научила моя беда меня прежде всего не сдаваться, даже если гипс от ушей до пяток, не опускать руки, даже если те не шевелятся без посторонней помощи, верить в возможность изменения к лучшему, даже если нет никаких предпосылок и врачи говорят, что состояние безнадежное. Но главное: научила ценить саму жизнь, каждую ее минуточку.

Пусть звучит пафосно, но это так.

Об аварии и преодолении ее последствий можно говорить бесконечно, но не стоит тратить на это драгоценное время, которого у меня осталось слишком мало.

Певица Анна Герман. Трудный нетрудный выбор

Я все время твержу, что авария поделила мою жизнь на «до» и «после».

Конечно, было еще «во время», когда пришлось провести пять месяцев в гипсе, потом почти полгода неподвижно и много месяцев восстанавливать обыкновенные движения, которые человек осваивает в младенческом возрасте. Я училась двигать рукой, сгибать ногу, садиться на постели, вставать, очень долго и тяжело заново училась ходить, играть на пианино, даже просто стоять на сцене.

Мучительный, долгий период, ни забыть, ни просто не вспоминать который я не смогу никогда, потому что и сейчас страшно боюсь споткнуться, упасть и что-то снова сломать, особенно позвоночник.

– Пани Анна, сумели ли вы выбросить из головы воспоминания о тех годах восстановления?

Нет, не сумела и никогда не смогу, даже если вопреки всему проживу еще какое-то время после нынешних безнадежных операций.

Но ведь в моей жизни была не только авария, я не могу ее забыть, но не желаю ею жить! Помнить и жить этой болью не одно и то же, если бы я завязла только на воспоминаниях о преодолении удара судьбы, я перестала бы жить давным-давно.

Но я живу, у меня есть два Збышека – большой и маленький, у меня есть голос, который и до аварии, и после нее помогал мне быть счастливой.