Николай Ефимович - Майя Плисецкая. Рыжий лебедь. Самые откровенные интервью великой балерины Страница 9

– Она у вас долго работала?

– Шура была моей поклонницей. Обычно они стоят около театра, и их называют «сырами». Причем они все менялись, но Шура была неизменно и всегда. Она посвятила мне жизнь, отказавшись от всего личного. Когда умерла Катя, проработавшая у нас 37 лет, Шура заменила ее. Она скрывала от своих родственников, что она со мной. И в моей книге попросила не называть ее фамилии. Она была абсолютно предана нам. Родион Константинович очень тяжело переживает ее гибель и до сих пор в состоянии стресса.

– А это ведь целое явление – люди, которые посвящают всю свою жизнь вам, великим. Вишневская в книге пишет про свою знаменитую Римму, у Улановой была Татьяна, у вас – Шура и Катя.

– Ой, какая она была изумительная, эта Катя. Она знала Щедрина еще мальчиком.

– А Катя понимала балет?

– По-моему, да. Она всегда смотрела в корень, «смотри в хребтуг» – говорила. Из моих спектаклей она абсолютно принимала Лебедя и Кармен.

Она отпускала неожиданные реплики, когда, например, смотрела телевизор, и никогда я не угадывала, как она прореагирует. И вообще ее философия была: нельзя никого убивать. Как у Толстого. Хотя, кто такой Толстой, она не знала.

Или вот показывают передачу «В мире животных». Крокодил огромный лежит. Кто бы ни пробежал – хлоп, и нету. А потом наоборот – показывают охоту на крокодила. Накинули на него удавку… И тут Катя тихо изрекает: «От человека никто не уйдет!»

Или показывают праздничный «Огонек»: одну известную балерину партнер поднимает так, что пачка у нее кверху задралась. «Вот, всех проздравила!» – раздается тут же голос Кати.

Ей очень нравился Сережа Радченко, мой «тореадор». Он для нее был лучше всех. Однажды я приехала из Аргентины. Она сидит на полу и тупым ножом чистит рыбу. По старинке. Я рассказываю, что Сережку обманули свои же, он выдавал деньги, так как был парторгом. Катя спрашивает: а он партийный? Ну, значит, хоронить с музыкой будут… И так неожиданно было всю жизнь про все.

Есть совсем чудная история. Мы смотрели по видео американский балет, который был невероятно здорово смонтирован. И мы все время восторгались: какой монтаж! А там танцевал негр в обтягивающем трико. Понимаете, как он выглядел. И тут проезжает по нему крупно камера. Совсем крупно. «Ех, вот это монтаж!» – не удержалась Катя.

– Мужчина был у нее?

– Нет, она девицей так и осталась. Говорила – все пьяницы и потому не пошла замуж.

А под конец встречи опять телевизор вмешался. Когда в кадре появился муж, Майя Михайловна не удержалась:

– Ой, Щедрин! А погромче можно…

Родион Щедрин как раз говорил о своем неприятии «старого нового» гимна. И тут же этот гимн прозвучал, но на стихи Войновича.

– А знаете, как пела наша Катя Гимн СССР? «Союз нерушимый голодный и вшивый…» Это она из деревни своей привезла.

Звонки читателей

– Дорогая Майя Михайловна, я очень волнуюсь, у меня просто голос дрожит. Причем это волнение у меня каждый раз, когда я смотрю ваши спектакли.

– Ну не делайте так, чтобы я тоже заплакала.

– После той неземной красоты, которую вы дарите нам, выходишь на улицу, и становится страшно. Я вот представляю благотворительную общественную организацию, которая занимается проблемой туберкулеза в России. Мы на пороге катастрофы.

– Это страшно. Я очень разделяю ваши чувства, но не знаю, чем могу помочь.

– Майя Михайловна, вас беспокоят из Кропоткина. Как традиционно вы отмечаете Новый год?

– Обыкновенно. Ничего специального.

– В кругу семьи, с друзьями?

– Как когда. Смотря где праздник застанет.

– Какой тип мужчин вам больше всего нравится?

– Мне нравится мой муж.

– А какой стиль в одежде вы предпочитаете?

– Я предпочитаю уже много лет персонально Пьера Кардена.

– Что для вас является эликсиром жизни, помимо балета?

– Эликсира у меня специального нет.

– Что вас поддерживает в этой жизни?

– Пока здоровье и существование Щедрина.

– Майя Михайловна, меня зовут Ирина Николаевна. Я сама дочь репрессированных родителей. Родилась и окончила школу в местах не столь отдаленных. Хочу спросить: какая вы в жизни, с кем общаетесь? Как праздники проводите?

– Ни одного нет, чтобы было одинаково.

– Это дружеские или все-таки семейные торжества?

– Большой семьи у меня нет, у меня есть муж.

– Здравствуйте, Майя Михайловна. Вы являетесь для меня эталоном женской красоты, ума. Я слышала, что вы пользуетесь духами «Бандит».

– Очень старая парижская фирма, еще довоенная, «Робер Пиге». Теперь она продана в Америку. Действительно совершенно изумительный запах.

– Майя Михайловна, город Благовещенск вас беспокоит. Вы всю жизнь шли против течения и добивались независимости в жизни и творчестве. А сегодня вы считаете себя независимым человеком?

– Пожалуй, да.

– Независимой от чего и от кого?

– Вот именно, что независима ни от кого и ни от чего.

– Это у вас с детства или с годами пришло?

– С тех пор как начала ходить.

– Кем были ваши родители?

– Отец в 1937 году был расстрелян. Мать была и в тюрьме, и в ссылке. Отец не имел никакого отношения к артистам, он работал советским консулом на Шпицбергене. Мать – киноактриса, дядя и тетя у меня балетные. Еще брат и сестра мамы – драматические артисты. Так что я росла в театральной семье.

«Ну, давайте за вас!» Во время встречи с журналистами «КП».

– Кем мечтали стать в детстве?

– Никем. Это теперь мечтают. А тогда меня просто отдали в балет. Если бы не отдали, возможно, я бы в драму пошла. Всегда нравилась сцена.

Журналисты «Комсомольской правды» (слева направо): Валентина Львова, Илья Огнев, Николай Ефимович, Борис Войцеховский, Анна Добрюха, Александр Милкус, Игорь Вирабов, Игорь Коц, шеф-редактор Владимир Мамонтов и Майя Михайловна. После многочасового марафона «Прямой линии» – фотография на память.

– Плохо мы живем, посоветуйте, как нам совсем не упасть, где силы взять?

– Это самый трудный вопрос – где взять силы, чтобы жить лучше? Я знаю, что народ очень плохо живет, за чертой возможного. Есть такие вещи, которые за границей даже не могут себе представить, они даже не верят, хотя там тоже не все здорово живут.

– А за границей мы, русские, нужны?

– Там своих девать некуда.

– Меня зовут Алексей Хлунин. Вы служите высокому искусству, и в то же время, особенно в последние годы, ваше имя часто сопровождают скандалы, как будто бы вы эстрадная звезда.

– Как только человек делается известным, немедленно к нему прилипают никчемные люди, желающие доказать, что все такие же, как они, с пороками.

– Якобы у вас есть дочь, которую вы не признаете?

– Полная чушь. Я в это самое время танцевала в Австралии с Большим театром. В эти же дни, когда она родилась в Ленинграде.

– А вы сильно переживаете или уже привыкли?

– Очень противно все-таки. Что завидуют, что хотят поддеть, опозорить, что хотят затоптать. Затоптать всегда хотели, но теперь уже и такими гнусными способами. Но я все-таки сопротивляюсь, как видите.

– А вы знаете тех людей, которые все это сорганизовывают?

– Всех поименно.

– Они из балетного мира?

– Да, они поработали, а газеты подхватили, чтобы продать как можно больше экземпляров. Это и есть свобода печати, свобода от правды.

– Я хочу пожелать, чтобы вашу жизнь не омрачали подобные эпизоды.

– Спасибо!

26–27 декабря 2000 г.

Родион Щедрин: Мне нравится смех Майи!

Знаменитый композитор, которому 16 декабря исполняется 70 лет, рассказывает о своей музыке и музе – Майе Плисецкой.

Первым делом меня усадили за стол.