Скотт Иэн - МУЖИК. ИСТОРИЯ ТОГО ЧУВАКА ИЗ ANTHRAX Страница 14

«Дорогой Пентхаус, вы не поверите, что со мной произошло на днях…» Той ночью мы не трахались, но на следующий вечер она поставила саундтрек «Лихорадка субботнего вечера». Как я уже сказал, я никогда не был против диско, но ТОЙ ночью я просто ОБОЖАЛ Bee Gees. Все пошли спать; родители были в постели. И там же, на диване, Сьюзи просто набросилась на меня. Мы были всего в нескольких футах от наших кроватей. Мама могла в любой момент войти через гостиную.

Я спросил, девственница ли она, и она ответила нет. Это я уже понял по ее настойчивости. Я нервничал, и сказал: «Нууу…а я да». И она такая: «Об этом не переживай».

Она расцеловала меня с ног до головы, положила мою руку на свои штаны, сорвала с себя шортики, потом лифчик и вывалила свои сиськи, а потом за три секунды расстегнула мои джинсы. Она была быстрой как Али, и забив на предварительные ласки, она запрыгнула на меня и направила меня внутрь себя. С этого все и началось. Некоторые вещи случаются сами собой, даже у тех гиков, которые играют с солдатиками и обожают «Фантастическую Четверку».

Я такой: «Ничего себе, ты рулишь! Может съездишь со мной домой, чтобы я показал тебя всем своим друзьям? Никто не поверит, что я трахаю горячую семнадцатилетнюю девушку». Лучше варианта потерять девственность и представить нельзя. Но хотя я ночевал в гостях, тусуясь с другими детьми, и пытаясь сдвинуть свою карьеру с мертвой точки, в следующий раз я потрахался только через два года. Это было с девушкой, которая станет моей первой женой, Мардж Гинзбург.

Перед этим я познакомился со своей первой полусерьезной девушкой Ким Айзенберг. У нее были длинные каштановые волосы, и она была немного выше меня ростом. Я встретил ее во Флориде, потому что ее бабушка и дедушка жили в том же микрорайоне, что и мои. Мы понравились друг другу и продолжили отношения в Нью-Йорке, когда я уже учился в младших классах средней школы. Она жила на Кони-Айленд и еще не водила машину, поэтому мне приходилось совершать двухчасовую поездку на нью-йоркском метро, чтобы повидать ее. Мы виделись не так уж часто, но пробыли вместе около года. Она хорошо ко мне относилась, и мне нравилось говорить друзьям, что у меня есть девушка. В конце концов ездить туда-обратно стало слишком напряжно, и мы расстались. Еще одна причина разрыва в том, что мы не спали вместе. Я явно этого хотел, но она сказала, что не готова.

Один раз мы и в самом деле попробовали. Мы были на вечеринке у моего друга Ричи на первом этаже здания, в котором жили, а она приехала из Кони-Айленд. После того, как моя мама пошла спать, мы пробрались в мою комнату, и я попытался сделать свое черное дело, но меня ожидал полный провал. Она особо и не хотела, а я никогда раньше даже не пытался одеть презерватив. Я нервничал, потому что он не налезал как надо, и сказал: «К черту эту резинку. Я не могу ей пользоваться. Ничего не выходит». А она такая: «А без нее я не буду!»

«Ну тогда я не буду ни с ней, ни без нее!» — огрызнулся я в ответ. Мы вернулись на вечеринку, и спустя два дня она позвонила мне и выдала фразу в духе «может нам лучше попробовать встречаться с кем-то другим». Тогда мне было плевать. Все, что я хотел, это играть музыку.

И хотя это никак не было связано с этим неудачным опытом, но моя первая группа Four-X, была названа в честь презерватива. Мы просто выбросили «e» и добавили дефис, чтобы на нас не подали в суд. Группа состояла из меня и парочки моих друзей: Дейв Вайс, которого я знал по району, стучал на ударных. Пол Кан играл на басу и Нил Стопол на вокале и гитаре. Нил был одним из первых, кого я встретил после того, как мои родители расстались, и мы с братом вернулись обратно в Бей Террес. Подружились мы сразу. Four-X выступили на конкурсе талантов в бейсайдской средней школе. Тогда мы играли только кавера, но я считал, что мы очень хороши. Это было весело, и мы хорошо играли. Но Four-X долго не продержалась, потому что нам не хватало понимания. Я считал Дейва отличным барабанщиком. Я до сих пор дружу с Нилом, но, честно говоря, мне было не очень комфортно с ним, и я думаю, он тоже это чувствовал. Так было до встречи с Денни Лилкером, который был на год меня старше. Вот тогда частицы пазла начали складываться в Anthrax.

Дэнни был высоким худощавым парнем с кудрявыми волосами, которые он специально отращивал. Он постоянно носил рок и метал футболки и казался парнем, с которым я смогу найти общий язык. В школе у него была кликуха Бетховен, потому что у него были идеальные ноты, и он мог сыграть все, что угодно. Не успел он услышать что-нибудь, как тут же играл, вне зависимости от жанра. Я познакомился с ним в 1979-ом, когда учился в младших классах, а он учился в десятом классе, и мы участвовали в проекте продленки Син Бэнд. Эта группа актеров рисовала скетчи и пела, а мы играли музыку как группа сопровождения. Это была та музыка, которую можно услышать в бродвейских мюзиклах, и я всегда терпеть не мог эту «шляпу», но благодаря ей я смог выступить перед зрителями.

Я узнал, что Денни живет всего в паре кварталов от меня, и каждый день шел мимо его дома по дороге в школу, заходил за ним, и мы шли в школу вместе. Мы начали вместе зависать и стали очень хорошими друзьями. Однажды мы заговорили о наших семьях, и оказалось, что у него тоже все было наперекосяк в жизни. Его сестра была заядлой наркоманкой. Один раз она ширнулась в фургоне прямо у меня на глазах. Увидев это, я чуть в штаны не наложил. Я сказал себе: «О, Боже, я слыхал об этом только по ящику». Денни воспринял это спокойно. Было видно, как это расстроило его, но он не хотел вмешиваться. У нас обоих были другие приоритеты в жизни.

В то время он играл в группе под названием White Heat, которая выступала с концертами в Манхэттене, включая Грейт Гилдерсливс, и они играли только свои вещи. Я трепетал перед ними и завидовал им. Их гитарист Питер Зиццо был первым парнем из тех, кого я знал, кто умел лабать все соляки Ван Хален. Он был шреддером и имел в распоряжении оборудование, о котором я мог только мечтать: гитара Шарвел, убойный усилок Маршалл. Я тащился вместе с Денни на их репетиции как преданный групи. Марко Шухан, вокалист White Heat, был высоким чуваком с длинными волосами и жил в Манхэттене. Для меня это была мечта. О, Боже! Свалить из Квинса и переехать в реальный город. У меня даже мыслей не было, как этого добиться. Даже в то время город был очень дорогим удовольствием. Чтобы играть в группе и жить там, тебе нужно было иметь контракт на выступления и запись. Все это пока мне и не снилось. Я только хотел собрать классную группу.

White Heat не были классными, но у них были кой-какие хорошие песни и они умели заводить толпу, даже в городе. Каждый день, когда мы шли в школу, я говорил Денни: «Эй, когда White Heat распадутся, мы вместе создадим свою группу». Он смеялся, и мы продолжали идти. Еще до того, как у нас с Денни появилась группа, у нас было готово название для нее. Он узнал о бактериальном заболевании «сибирская язва» на естествознании, и однажды он повернулся ко мне и сказал: «Ты когда-нибудь слышал о сибирской язве?» И я ответил: «Нет, что это? Звучит клево».

Так и появилось Anthrax. Я говорил ему: «Когда распадутся White Heat, мы создадим группу Anthrax». Тогда никто не знал, что террористы в конечном итоге станут использовать ее для начала биологической войны. Мало кто вообще знал, что это инфекционное заболевание, которое обычно поражает диких животных. Оно просто звучало в духе метала. Денни бывало отвечал: «Мы не распадаемся. О чем ты? Мы только что записали очередное демо и выступаем с шоу». А я ему: «Да, как скажешь, но если вы развалитесь, мы с тобой создадим группу и будем колесить по миру с гастролями».

Это был худший кошмар для мамы. В ее мечтах я должен был стать доктором, дантистом или юристом. Это еврейский символ успешного воспитания, именно поэтому в этих профессиях так много Голдбергов и Финкельштейнов. Я и со счета сбился, сколько раз мама говорила: «С чего ты взял, что добьешься успеха в музыкальном бизнесе? Все хотят играть в группе. Все хотят попасть на телевидение, все хотят стать известными. С чего ты взял, что это получится именно у тебя?»

«Потому что, я собираюсь этим заниматься, ма» — ответил я. «Я хочу попытаться. Я должен хотя бы попробовать».

«Ты теряешь время» — говорила она. «Ты должен ходить в школу. Ты должен ходить в колледж. Ты должен найти настоящую работу и зарабатывать деньги».

Все это влетало в одно ухо, и вылетало в другое, потому что я знал, чего хочу, и мне было насрать, что она там говорила. У мамы был пунктик на этот счет, но я бы ни за что не позволил себя остановить, ни-ког-да. «Мам, а что может случиться плохого?» — спрашивал я. «Я попробую, и если не получится, ты можешь сказать: «Я же говорила». Я всегда могу потом вернуться в колледж. Я всегда могу найти работу, поэтому я должен попробовать хотя бы пару лет заниматься музыкой. Я должен попытаться».

В той же мере, что я разбил ее представление о том, что делает хороший сын, она попыталась разбить мои мечты и не приняла моих аргументов.