Сильвия Симмонс - Даже для Зигги слишком дико Страница 26

По словам Ли-Энн, работал Томми Мурхед путевым обходчиком. Регулярно надирался и колотил ее. Погуливал на стороне. Кроме собаки, ей было некому изливать наболевшее на душе. Но когда и собака сдохла, терпению Ли-Энн пришел конец. Как видите, первоклассный материал для минимум одного хита в стиле кантри!.. Ли-Энн упаковала свои манатки и вернулась к ненавистной матери. Мать возопила к Господу и, благословив грешную дочку парой зуботычин, отослала обратно, ибо сказано: «Пока смерть не разлучит нас».

— Вот тогда-то я и повадилась писать песни. Ночами, когда мой чертов спутник жизни то ли дежурил, то ли по бабам шлялся. Днем я вкалывала официанткой в столовой. Однажды кто-то оставил на столе журнал, в котором я прочитала статью про жаркую беспечную Калифорнию. И вдруг меня осенило: а на фига я тут мерзну как дура? Айда к морю и солнцу!.. Бросила я свой саксофон в чемоданчик — и смазала пятки. Разумеется, первое время в Калифорнии было не сахар. Лос-Анджелес — город жестокий. Это он с виду такой благостный, а нутро у него железное. Попалось в глаза объявление в газете: «Ищем необычных людей для киномассовок». В Лос-Анджелесе я была однозначно белой вороной — ни на кого из местных не похожа. Поэтому я решила: ну-ка попробую! Может, это мой великий шанс. Оказалось, они искали горбунов, сиамских близнецов и прочих экзотов.

Но офис фирмы находился как раз напротив большого бара в Энчино. Может, слышала, называется «Джо-Кактус»? Теперь знаменитое место. Все первые величины кантри там уже отметились с концертами. Именно в «Джо-Кактусе» первыми в Калифорнии установили механического быка — задолго до того, как пошла мода на всё ковбойское, и городских субтильных интеллигентов потянуло на приключения в седле. Ты, милочка, не слышала про механических быков? Э-э… да ты, считай, и не жила, если таких вещей не знаешь!

Ли-Энн принимается объяснять. По ее словам, механический бык — это что-то вроде манекена, как если бы какой-нибудь шальной портной собирался на быка костюмчик шить. И этот манекен насажен на поршни, которые мотают его в разные стороны со зверской силой. Садишься и стараешься как можно дольше не слететь с механической спины. Если ты мужчина и яйца у тебя еще целы, лучше досчитать до десяти и самому спрыгнуть — после одиннадцати о потомстве уже и не мечтай!

— Но в то время «Джон-Кактус» был старомодным заведением, — продолжала Ли-Энн. — Типичный бар для ковбоев. Что называется, три бутылки засосал, пять выссал. Место оживленное, работы хватало. А работа была мне нужна до зарезу. Чтобы меня ни под какую горячую руку не выгнали, я спала с владельцем бара. А потом, для пущей надежности, вышла за него замуж. Да, девочка, бывают серийные преступницы, а я вот, похоже, серийная супружница…

Именно в «Джо-Кактусе» миссис Уэйн Б. Марвин впервые исполнила перед публикой свои песни. Поначалу мистер Марвин весьма скептически взирал на вокальные опыты жены. Но посетителям нравилось. Больше того, народ начал сходиться на нее. Доходы росли, а заодно и репутация. Долли Партон, будучи с концертами в городе, нагрянула в бар, о котором была уже наслышана, а затем, под настроение, выпорхнула вдруг на сцену и спела с Ли-Энн пару дуэтов. Затем уже и другие музыканты, самого разного уровня, не брезговали заглядывать в «Джо-Кактус» — попеть, поиграть. Ли-Энн охотно делила сцену со всеми.

— Лос-Анджелес — большая деревня, где все всех знают. И в отличие от настоящей деревни время от времени помогают друг другу. Если ты с кем-то не знакома, то ты как пить дать знакома с тем, кто с ним знаком или знает того, кто с ним знаком. В один прекрасный момент, даже особо не напрашиваясь, ты вдруг слышишь: «А отчего бы тебе не поговорить с таким-то? Давай-ка я вас сведу» или «Тебе было бы полезно встретиться с таким-то. Вот номер его телефона — позвони и скажи, что от меня». Именно так, незаметно, я очутилась в студии с самым крутым на то время продюсером и записала свой первый альбом. Однако тот период не оставил приятных воспоминаний. Уэйн Б. — настоящий чурбан в смысле тонких эмоций и вообще эмоций и вот столечко меня не поддерживал. Приеду, бывало, из студии далеко за полночь — вся свечусь от возбуждения, радостная как ребенок. А он что-то хмыкнет из постели и перевернется на другой бок. Ляжешь с ним — еще на адреналине, полная желаний и энергии… и лежишь без сна, слушая, как он храпит. Наверно, так должна чувствовать себя ампутированная нога, если она что-нибудь чувствует. Кровь в тебе играет, жизнь бурлит, но ты — отдельно от человека. Подыхай.

Я вдруг мысленно переношусь домой, где лежит, покуривая, мой человек. Рядом с которым я ощущаю себя ампутированной… Надо что-то делать. Не откладывая.

А Ли-Энн продолжает:

— Тут в мою жизнь случайно вернулся Ли Стармаунтин — как раз в тот день, когда мой третий альбом стал первым номером в списке лучших. Да, Стармаунтин моя настоящая фамилия, по третьему браку, при разводе он оставил себе мои денежки, а я — его фамилию. Я не видела Стармаунтина с тех пор, как уехала из родительского дома в Лос-Анджелес. В свое время я души в нем не чаяла. Но он был другом моего первого мужа, Томми Мурхеда, а даром что Мурхед колотил меня с поводом и без повода, я была ему верна. К тому же Ли Стармаунтин тогда женихался с Дорин Свенсен, которая уже была не без придури и мне бы глаза выцарапала, спутайся я с ее дружком. Я была права: после моего отъезда у Дорин Свенсен крыша поехала окончательно: бегала по городу в чем мать родила, двум подружкам выколола по глазу и на многие годы угодила в дурдом. Таким образом, ко времени нашей новой встречи Ли Стармаунтин был холостяком.

С Уэйном Б. отношения становились всё хуже и хуже. У меня не было ни единой родной души. Стояла зверская жара. И я тосковала по родному городку — то ли по тамошнему холоду, то ли по тамошней суровой, нормальной жизни. Когда поднимешься высоко, очень быстро забываешь, сколько дерьма внизу и каково в нем купаться. Начинаешь вспоминать дерьмо ностальгически. Ах, покупаться бы в нем снова! Ах, вдохнуть бы его сладостный аромат!.. Не гневи Бога, а то ведь очень скоро доведется опять в дерьме купаться и его «аромат» вдыхать. Словом, после концерта проезжаю в лимузине мимо стоянки грузовиков. И вдруг глаз выхватывает знакомую машину Ли Стармаунтина! Я его грузовичок наизусть знаю — рыжий такой, хромовая выхлопная труба, на боках наклейки с голыми девицами и стикер «Машина мне что жена: тронь ту или другую — убью!». Я велела водителю тормознуть.

Короче, ночь я провела в грузовичке Стармаунтина. Мы занимались любовью под радио. И, клянусь, не было ночи лучше в моей жизни! Это было даже лучше, чем стоять на сцене и слышать аплодисменты десятитысячной толпы. Лучше Грэмми. Лучше, чем ручкаться с королевой Великобритании. Знаю, что говорят про народ из провинции. Но, по мне, пусть лучше мужчина пахнет жевательным табаком, чем зубным эликсиром. Мне нравятся мужчины, которые пахнут потом. В музыкальном бизнесе мужчины такие стерильные и ароматизированные, что прямо тошно. Кажется, даже их сперматозоиды принимают душ перед тем, как отправиться в путь!

Ну, короче, с Ли всё как-то само собой катилось: слюбились, сошлись, поженились, потом разженились… А почему, собственно, разженились? На то, милочка, ответ в моем хите «Его кольцо истерлось о баранку». Он слишком много времени проводил в дороге. Иногда в компании всяких потаскушек. А я не из тех женщин, которые рыдают в подушку и покорно ждут, когда их любимый изволит вернуться…

На подходе был муж номер четыре. Еще один Уэйн. Ю. Уэйн Вулф. Финансировал ее концертное турне. Дофинансировался до ее постели и до роли гастрольного менеджера. Обирал бесстыже и бил нещадно. С тех пор сохранились газетные вырезки: Ли-Энн, какая-то встрепанная и зажатая, с Уэйном номер два. Даже огромные темные очки не вполне скрывают синяки на лице. В одну прекрасную ночь, на пути из бара домой, бухой Ю. Уэйн увидел на машине перед собой номерной знак: «911 СЧАС». В этом он усмотрел знак свыше: дескать, ты нуждаешься в срочной помощи со стороны Иисуса Христа. Хватит пить, хватит заниматься богомерзким музыкальным бизнесом, хватит грешить (жену, так и быть, можешь колотить по-прежнему). Впредь ходи путями праведными. Домой он прибыл трезвый как стеклышко и с Библией в руке буквально — завалялось миниатюрное издание в «бардачке». Библией Ли-Энн была сыта по горло. Узрев такое дивное преображение Ю. Уэйна Вулфа, она торопливо побросала свои пожитки в чемоданы и была такова. «Впрочем, я выбросила из памяти весь мордобой, — говорит она мне. — Осталось только приятное: время моих самых чудесных хитов».

И действительно, у нее было уже восемь платиновых альбомов. Пара Грэмми. И куча наград от «Ассоциации музыки кантри». Журнал «Пипл» поместил ее портрет на обложку. Корреспонденты оттуда рванули в ее родной городок — взять интервью у родных и присных Ли-Энн Стармаунтин. Однако в дом их не пустили, только мать Ли-Энн крикнула через стеклянную дверь, что она давно выкинула из памяти эту блядь непотребную и говорить о ней нечего! Единственный, с кем они основательно пообщались, был Томми Мурхэд. От бравого пройдохи-красавца не осталось и следа: размордел, волосы повылезли, зубы повыпали, простецкую клетчатую рубаху пузырит пивное брюхо. Если отбросить сентиментальные прибамбасы, его рассказ о подружке былых времен мало отличался от лаконичной рецензии бывшей тещи — «блядь непотребная». Взять интервью у Уэйна Б. не было никакой возможности: за год до того какой-то пьяный псих пристрелил его на парковке возле «Джо-Кактуса». Однако журнал не преминул поместить свадебные фотографии Ли-Энн и этого Уэйна. Равно как и свадебные фотографии с Ю. Уэйном, а также снимки только что поженившихся Ли Стармаунтина и Ли-Энн — стоят у пикапчика, обвешанного лентами, подковами и венками из белых цветов. Стоят и неловко улыбаются, как счастливые влюбленные недоросли.