Дитер Болен - За кулисами Страница 7

И все–таки в конце концов я получил великолепный шанс стать принцем Гримальди. На вечеринке после шоу Monaco Music Awards ее королевское высочество явилось на танцплощадку без телохранителей и придворных слизняков. Она пристроила свой благородный зад на расстоянии вытянутой руки от меня, бросила на меня исподволь кокетливый взгляд и подмигнула: тинк–тинк, тинк–тинк, тинк–тинк. А я только подумал: Вау! Она имеет в виду тебя! Теперь твоя очередь!

Иногда, если ты мужчина, ты просто понимаешь: эта женщина только и ждет, чтобы ты заговорил с ней. Если бы я вел себя по–другому! Ведь была тысяча разных возможностей!

А я, идиот, конечно, не смог выдавить ни слова и стоял, дурак дураком. Да и как я должен был с ней заговорить? А что, если она знала только французский? Французским я не владел. Потому что этот язык, как правило, раньше учили только девчонки. Прошло минуты три, потом моей Стеффи это надоело, и она свалила. Что за невезение!

Я и впрямь несколько недель злился сам на себя за то, то не смог прыгнуть выше головы. Известно же, кто смел — тот и съел. Но кто знает? Возможно, я избавил себя от множества страданий. Невозможно представить себе, чтобы Стефани вышлаза меня. Моя золовка, Каролина фон Монако, гарантированно считала бы меня чернью. И, возможно, Эрнст Август постарался бы отгородиться от меня стеной потолще.

Да и вообще, нужно ли это мужчине, быть «галочкой» на спинке кровати? Слева от «галочек» пятнадцати торговцев рыбой, поверх сорока трех слуг и двенадцати дрессировщиков слонов? Нет, не нужно.

Вот вам мое убеждение: если кто хочет быть действительно несчастной в этой жизни, той непременно нужно стать принцессой. Это как тюрьма, только без тюремщиков.

2002

Смертельная боязнь России или тяжелая новогодняя ночь

В новогоднюю ночь 2002 года я пытался угнаться сразу за двумя зайцами. И, конечно, из–за недостатка времени попал в неловкое положение.

С одной стороны, Модерн Токинг был заказан на два ночных концерта в Москве. С другой стороны, я поддался на уговоры РТЛ, выступить в первый день нового года на лыжном трамплине Гармиш Партенкирхен. Ровно в полдень «суперзвезды» должны были спеть небольшую серенаду. А я — аккомпанировать им на фортепиано.

И преодолеть расстояние в две тысячи километров по прямой через Белоруссию, Польшу и Чехию.

«А мне обязательно нужно присутствовать?» — пытался я отговорить телевизионщиков с РТЛ.

«А как же!» — услышал я в ответ, — «Всенепременнейше! Абсолютно!»

Тогда я поспешил к Toмacу и попытался договориться с ним: «Мы что, действительно должны выступать на этих смешных концертах в Москве?»

Но и здесь мне не дали договорить. «Ну да, слушай, это же легкотня! Всего лишь два маленьких концертика. Для тебя это не труднее, чем шевельнуть левой ягодицей, Дитер. Фанаты радуются. И при этом под конец у нас будет куча денег».

Единственной возможностью успеть на оба мероприятия было арендовать частный реактивный самолет на рейс Гамбург — Москва-Гармиш.

Toмac с Клаудией полетели в Москву рейсом из Кельна, а Эстефанию и меня тридцать первого декабря по полудни ожидала в аэропорту Гамбурга «Cessna Citation». Самый безопасный самолет из тех, что в настоящее время имеются в этой местности: два реактивных двигателя, скорость 760 километров в час, стоимость шесть миллионов.

Когда мы приземлились в Москве, было двадцать два часа, минус сто градусов мороза и вокруг громоздились сугробы. «Вы загоняете самолеты на ночь в ангар?» — поинтересовался я у пилотов, как только мы выбрались на улицу.

«Да–да», — ответили они, — «ясное дело, мы загоняем их в ангар».

«Окей», — напомнил я им еще раз, — «значит, мы вылетаем завтра в шесть».

В «отеле князя Гранафова Таковского — Растаковского» мы столкнулись с Toмacом и его женой Клаудией. Отсюданам предстояло ехать на двух замученных «Ладах»: одна, белая, как снежная королева, (для Toмacа и его кисоньки), а другая черная, как врата ада, (для меня и Эстефании). Все это устроил Toмac и его менеджер Лутц.

«Эй, а вообще, как долго нам придется ехать?» — поинтересовался я.

«Ох, минут десять, Дитер», — ответил мне Toмac, — «это почти здесь, за углом». И он уселся в свою колымагу.

Наш автомобильный караван, скользя и качаясь, двинулся в путь. Справа и слева громоздились метровые айсберги. Мы все ехали и ехали. Постепенно фонарей становилось все меньше, а темнота все гуще. Водителям с трудом удавалось удерживать машины на дороге. В довершение всего еще и печка была при последнем издыхании. Мы с Эстефанией сидели, прижавшись друг к другу, словно брат с сестрой из Фильма «Рудольф, северный олень».

И вдруг у меня в голове пронеслось: «Дитер, никакая это не концертная поездка. Это похищение!» В тот же миг обе машины выехали куда–то чуть правее края света. Водители выскочили и в голос заспорили: «Родельдомский, Шнавомский, бу–бу–бу». Ясное дело, речь шла о верной дороге.

Я, совершенно замерзший, выскочил из машины и постучал в окошко Toмacу: «Скажи–ка», — рявкнул я, — «и как это здесь начнется этот странный концерт? Да здесь же кругом настоящие пампасы. И почему это мы с Эстефанией сидим в этой салатнице, а не в вездеходном джипе? Такого дерьма, как здесь, мне и даром не надо! Я этого не просил! Вы все здесь с ума посходили!»

«Да–да», — успокаивал меня Toмac, — «все вышло немножко глупо. Но мы сейчас будем на месте».

Прошло битых полчаса, — до полуночи оставалось всего ничего — прежде чем мы добрались наконец до цели нашего путешествия — жуткого вида стеклянному многоцелевому павильону на каком–то Шиотри — Нивотни-Нярске где–то в заднице у дьявола.

Мы пошли в комнату отдыха на первом этаже. Я нахмурился. В тот же миг Клаудия впала в истерику, будто Норочка II: «Я совсем не понимаю, что с тобой, Дитер! Не валяй дурака! Все не так уж плохо!». А потом скомандовала Toмacу: «Пойдем! Давай спустимся вниз в VIP-зал. И наплевать, что будут делать эти двое!»

VIP-пространство оказалось всего–навсего столом в зале, битком набитом пьющими веселящимися русскими. Здесь Клаудия с Toмacом ложками уплели гору красной икры, причем на халяву.

И вот, час по полуночи. Наш выход. А потом мы с Эстефанией снова залезли в наш черный холодильникна колесах, чтобы ехать на следующий концерт. Якобы, тоже в десяти минутах езды. Сюрприз, сюрприз! Мы снова проехали, трясясь, полтора часа по бездорожью.

Вот до чего дошло «это же легкотня, Дитер! Как левой ягодицей шевельнуть».

Едва покончив со вторым концертом, я выловил Эстефанию. Мне нужно было только одно — поскорее в машину и в аэропорт. Было уже пять часов утра. Время поджимало.

Я издалека увидел самолет. Он стоял не в ангаре, а прямо так, посреди летного поля, намертво замороженный. И напоминал скорее домик–иглу на колесах, чем самолет. Плевать, думал я. Только бы убраться отсюда. Визжа и скрипя спустился трап, и мы с Эстефанией, насквозь промерзшие и смертельно уставшие, забрались внутрь.

«Послушайте, вы могли бы хоть отопление включить» — крикнул я в озлоблении пилотам. К тому времени я уже 36 часов беспрерывно был на ногах.

«Будет сделано!» — донеслось в ответ. Потом я услышал скребущий звук — это пилот еще раз вышел наружу, чтобы проделать себе глазок в обледенелом стекле. Наконец моторы завелись, мы развернулись на летном поле, но никакого отопления до сих пор не чувствовалось. Мы взлетели, поднялись на сто метров, двести, триста…

Мы с Эстефанией сидели и терлись друг о друга, как ненормальные, чтобы согреться. Кусачий мороз, по сравнению с которым холод, пережитый нами в автомобиле, показался почти ерундой. Мы не могли стучать зубами с той же скоростью, с какойзамерзали. «Что за дерьмо», — думал я, — «когда такая машина взлетает, как правило, становится тепло. Почемуна этот раз все не так!»

Наконец, через три четверти часа, мы ощутили первые теплые струйки воздуха. И в тот же миг Эcтeфaния вскрикнула: «Я вижу дым!»

А я в ответ: «Ну да, вот еще, дым она углядела!» Но потом и я учуял типичный запах, который появляется от горящего кабеля. «Верно!» — я принюхивался, — «воняет довольно своеобразно».

В тот же миг мы услыхали протяжный вой аварийной сигнализации: «Тююююют! Тююююют! Тююююют!» Сквозь клубы дыма, тянувшиеся из кабины, я увидел множество красных огоньков, которые — Блинк! Блинк! Блинк! — нервно подмигивали. Второй пилот как сумасшедший, жал на какие–то кнопки.

Моя маленькая Эcтeфaния расплакалась подлеменя. Я и сам смертельно перепугался.

«Вот что», — пилот, сидевший в двух метрах от нас, в эту минуту повернулся к нам лицом, — «может так получиться, что вы сейчас потеряете сознание. Дело в том, что у нас только одна кислородная маска, и, к сожалению, она необходима мне!»

Сказано — сделано. Он натянул себе на нос противогаз, точь–в–точь такой, какие носили во Вторую Мировую Войну. А я все время думал только об одном: сохраняй спокойствие, Дитер! Сохраняй спокойствие! Твоя малышка рядом с тобой! Если ты потеряешь самообладание, ей станет совсем плохо.