Вокруг Света - Журнал «Вокруг Света» №11 за 1972 год Страница 10

Старшина знал многое, и запираться было бессмысленно. Вряд ли это была провокация, потому что человек умирал и хотел сказать что-то перед смертью. Он сказал Георгию Ивановичу, что участвовал в захоронении документов и что их «заховали» в радиусе пятидесяти метров от последнего места штаба.

В один из первых дней работы экспедиции от Т-образного тупика — «штаба» — мы отсчитали по прямой, уходящей в глубь каменоломен штольне пятьдесят метров. Впереди была груда больших камней. Когда камни перетащили в другое, обследованное миноискателями и пробными шурфами место, обнаружили под ними основание аккуратной, камень к камню, стенки поперек штольни. Трудно сказать, для какой цели была построена каменная стенка-перегородка. В пазах между камнями, в нижнем ряду мы нашли обрывки черных вафельных полотенец, остатки плащ-палаток, одежды. Так строили «газовые перегородки», закладывая самые маленькие щели первым попавшимся под руку материалом.

Итак: «газовая перегородка». Что за ней, вернее под ней?

Не торопясь осмотрелись, и сразу бросилась в глаза одна любопытная деталь: в черной, закопченной каменной стене — четкий и, очевидно, выбитый когда-то кирками, судя по отлому камня, квадрат. Для какой цели он выбит в стене?

Если это указание, где строить перегородку, зачем столько усилий? Два-три удара кирки — и будет отметка на стене. А тут — четкий квадрат. И такое впечатление, будто кто-то хотел сделать в каменной стене квадратное углубление. Начал «профессионально» с краев по контуру, чтобы отвалить потом сразу большой кусок от центра. Но вот этот-то кусок и оставил, не отколол.

...Сапер Миша Бабин надел наушники, подкрутил настройку, отрегулировал миноискатель на моей лопате и осторожно пошел «косить» — водить вокруг стенки. Вдруг он остановился и молча протянул Анатолию Васильевичу Шале наушник. Старший лейтенант дал послушать мне. Наушник гудел ясным и переливистым, разного тембра и тона голосом. Но, пожалуй, сейчас он звучал посильнее, чем обычно, когда натыкался на взрывоопасные предметы и куски железа.

— Бабин, попробуй «оконтурить»! — приказал Шаля.

— Здесь, здесь, здесь и здесь... — сержант ткнул, наконец, носком сапога в землю.

Через полчаса работы мы извлекли из-под камня железный предмет, но это был всего лишь ящик с гвоздями. От времени гвозди спеклись в ржавую массу, и мы приняли их сначала за крышку стального ящика.

Разочарованные, молча уходим от «стенки с квадратом», чтобы, как ни странно, вернуться к ней снова в один из последних дней экспедиции.

Каждый день спелеолог Олег Сенкевич, начальник нашего «оперативно-поискового отдела», заносит в наш «археологический журнал» все находки и краткие комментарии к ним.

Нашли немецкую дымовую шашку. С дымвеществом. Почти не сгоревшую. Такие шашки фашисты кидали через дырки и входы. Аджимушкайцы гасили их, как «зажигалки», забрасывая землей и тырсой.

На днях кто-то принес красноармейскую звездочку. Вчера попалась бутылка с горючей жидкостью. Нашли стеклянные трубочки длиной с карандаш, запаянные с двух сторон. В середине какой-то белый порошок. Все сошлись на предположении, что он для воспламенения бутылок с горючим. Но нужен анализ.

Обнаружены снаряды PC от «катюши». Высокие длинные снаряды-ракеты со стабилизаторами. Снаряды как новые, только легкий, как пыльца, слой коррозии на корпусе. Снаряды пустые. Была ли в них взрывчатка? И как они попали в каменоломню?

Местные жители рассказывали, что под вечер 16—18 мая 1942 года стояла недалеко от памятника партизанам 1919 года зеленая машина с наклонными железными полозьями над кабиной. Около нее стояли военные. Один из военных махнул рукой, и машина дала огненный залп в сторону аэродрома. Там были немцы. Потом люди видели, как толкали ее красноармейцы в Центральный вход каменоломен со стороны Сладкого колодца.

Найдена засыпанная взрывом радиостанция. В одной из боковых штолен Центрального хода. Неужели это та самая, главная рация Аджимушкая? Известно, что устойчивая двусторонняя радиосвязь была у подземного гарнизона всего несколько дней. Судя по всему, раскопанная радиостанция была оборудована еще до обороны. Она располагалась совсем недалеко от поверхности и тоже была засыпана взрывом.

Нашли микрофон и части агрегатов, обрывки телеграфных лент и радиограмм, обрывки писем и пустые, незаполненные бланки «машинного журнала радиостанции», записные книжки, тетради, целую кучу красных тридцаток и трехрублевых зеленых бумажек. Попались картонные папки с листами бумаги. На одном отчетливо читается карандашная запись: «АКТ от 8. ...42 года... составленный в присутствии...» Дальше неразборчиво.

Откопали раздавленный камнями столик и под ним нашли красноармейскую книжку. Книжка была раскрыта, и мы, сдунув пыль, прочитали: «Красноармеец... Фонарев Николай Ионович...» Отчество удалось прочесть не сразу.

Обнаружили солдатский медальон. Черный пластмассовый патрон-цилиндрик. Осторожно отвинтили головку, и на ладонь выпала узкая, скрученная бумажная трафаретка-лента. На ней написано: «Красноармеец... Терентьев Герман Сергеевич... 1908 год рождения... родился: Хабаровский край ДВК... район Мазановский, с/с Маргаритовский, д. Маргарита. Призван... Котовским РВК Одесской области. Адрес семьи: УССР, Одесская область, Котовский р-н, к-з «Парижская Коммуна»... Терентьева Антонина Яковлевна».

Итак, известны еще двое бойцов подземного гарнизона, фамилии которых мы можем назвать людям.

Найдена гильза от крупнокалиберного пулемета и в ней свернутая трубкой и лотом еще сложенная вдвое записка.

Сергей Михайлович Щербак, начальник нашей экспедиции, попытался сделать осторожный, с четырех сторон надпил вдоль гильзы, но вытащить записку, не повредив, невозможно. Она прикипела к внутренним стенкам цилиндра зеленой окисью. А между тем эта свернутая в трубку бумага может быть, по общему мнению, многообещающей находкой.

Найдены еще несколько медальонов. Два пустых. В одном — черный, как сожженная спичка, и свернутый в узкую трубочку кусочек бумаги, который, к сожалению, погиб безвозвратно. В другом — плотный, скрученный и явно когда-то с трудом всунутый в этот пластмассовый цилиндрик комок бумаги. И его тоже, очевидно, лучше извлекать не в наших полевых условиях, а в специальной лаборатории.

Заносится в журнал все: от старой позеленевшей винтовочной обоймы, от горки золотистых автоматных патронов, найденных в угловой штольне, до маленького раздавленного камнем школьного компаса, обрывков газет, писем, полусожженных инструкций, бланков.

Находки тут же, на месте, пакуем в черные, от фотобумаги, пакеты, потом в целлофановые мешочки и оставляем на время в каменоломнях, в той среде, в которой они пролежали столько лет.

...И снова находка. В стене снаряд. Как он попал сюда? Откуда стреляли? Снаряд от зенитного «Эрликона». Стреляный. Ясно видна ствольная нарезка. Значит, снаряд прошел канал ствола и не взорвался. Но откуда он тогда залетел? Само положение его в стене и траектория — непонятные.

Много загадок в Аджимушкайских каменоломнях!

Почему, например, в районе «штаба» нет ни одного завала и ни одной, хотя бы пробной, разведочной воронки с поверхности? Или фашисты не знали, где штаб, или знали (что вероятнее всего), но не взрывали кровлю специально. С какой целью? Хотели взять руководителей обороны живыми?

Нетронутой осталась вся крайняя, левая параллель ходов, если смотреть со стороны Центральной штольни. Почти прямо над ними проселочная дорога, по которой едут на Царский курган экскурсионные автобусы. Но, может быть, и тогда, в сорок втором, здесь была дорога, и фашисты просто не могли предполагать, что ходы влево тянутся под самой дорогой?..

...Сегодня целый день ходил по каменоломням с двумя мальчишками из сорок второго года.

Да, это так, потому что Михаилу Ивановичу Разогрееву, водителю керченского автохозяйства, было тогда одиннадцать лет. Спиридону Куприяновичу Солуменко — четырнадцать.

Миша Разогреев был в каменоломнях со своей мамой и двумя сестренками. После первых газовых атак большинство гражданского населения, в основном женщины и дети, вышли из каменоломен. Семья Разогреевых осталась. Миша крутился среди военных, пробирался через колючую проволоку у входов и рвал на заброшенных огородах редиску-перестарку, щавель.

Потом Миша остался один. Мама и сестры умерли от голода. Было это уже в сентябре. Однажды за ним пришел лейтенант из штаба.

— За мной пришел лейтенант, — вспоминал Михаил Иванович, — и велел идти за собой. Я хорошо знал этого лейтенанта. Он интересно держал свечку в руке, в ладони между четырьмя пальцами. Так и ходил по каменоломням, прижимая к боку опущенную руку со свечкой. Лейтенант шел впереди, я за ним. Шли недолго. Помню, поднялись на одну или две ступеньки, лейтенант предупредил меня, чтобы я поднимал выше ноги, а сам нагнулся и прошел в какую-то нишу, вернее узкий, с дверь шириной, проход. За ним была каменная комната. Стол, умывальник в углу и дальше что-то отгороженное плащ-палатками. В комнате было несколько военных. Я сразу узнал Бурмина. У него был орден Боевого Красного Знамени и медаль «XX лет РККА». (Я всегда, когда встречал командира, смотрел на его орден.) Рядом с ним стоял Парахин. Его я тоже хорошо знал. Парахин дал мне кусок мыла и сказал, чтобы я умылся: как следует отмыл шею, лицо, руки. Меня посадили за стол, накормили. И Парахин сказал: «Вот что, хлопчик, у тебя, я слышал, есть родные в Керчи. Дедушка и бабушка. Выходи из скалы. Делать тебе с нами нечего. Постарайся не попадаться. Но если попадешься, не говори, что был под скалой с мамкой. Скажи, что ее убило при бомбежке, а ты пристал к красноармейцам. А теперь красноармейцы все умерли, и ты остался один. Понял? Повтори!» Я повторил, и мне дали с собой торбочку с сахаром. (Сахар в каменоломнях был, но его уже никто не мог есть в последнее время.) Тот же лейтенант проводил меня к выходу, и показал, где можно ползти, и шлепнул меня рукой на прощание по плечу, как большого. Меня схватили у крайних домиков поселка Аджимушкай, когда я по-мальчишески думал, что прополз все опасное. Попался румынам. Утром меня привели в какой-то двор, где было много солдат, и они все окружили меня. Один из солдат принес тарелку с супом, но второй взял и выбил эту тарелку. Потом приехали за мной на машине немцы и отвезли в город. В комнате, куда меня ввели, сидел за столом немец и рядом с ним русская женщина. Она спросила меня, что я делал в каменоломнях, и я рассказал так, как приказал мне Парахин. Женщина встала из-за стола и ударила меня по щеке. Больше меня ни о чем не спрашивали. К тюрьме приходили люди и узнали, что из Аджимушкая привезли какого-то мальчика. Потом, очевидно, узнали мою фамилию, потому что сообщили деду и бабке. Я в это время был очень слабый, и не мог ходить, и вообще, как говорят, «отдавал концы». Кто-то сумел забрать меня из тюремной больницы, отвез домой. Так закончилась моя аджимушкайская эпопея, но ту «комнату со ступеньками» я отлично помню и постараюсь найти!