Юрий Игрицкий - Россия и современный мир №2/2012 Страница 10

Лужков был негласным претендентом на президентство, вылезшим не из шинели предыдущего президента и посему неприемлемым для Ельцина. Провал блока «Отечество – вся Россия» на выборах 1999 г. (13,3 % голосов) в сравнении с вертикальным взлетом «Медведя» (23,3 %; лишь у КПРФ было больше – 24,3 %) означал и бессмысленность названных негласных притязаний Лужкова, и фатальную слабость его блока.

Одновременно эти выборы поставили крест на перспективах формирования двухпартийной системы в России. А можно сказать – на возможности развития эффективной партийной системы вообще. Осталась та же разномастная многопартийность, какая была в начале постсоветской эпохи. И она все более настойчиво подталкивала высшие эшелоны политической элиты к созданию одной-единственной, но надежной партии власти.

Что это возможно показала расстановка сил в Думе в начале нового века, где бывшие соперники «Единство» и ОВР создали большинство центристского толка с участием депутатов других групп. Это образование было четко пропрезидентским. Оно обеспечило утверждение в парламенте вносимых Путиным законов, в том числе ключевого Закона «О политических партиях», принятого в июле 2001 г. Закон максимально сузил возможности прохождения в Думу небольших партий: теперь, чтобы представить свой избирательный список, партия должна была насчитывать не менее 10 тыс. членов16 и региональные отделения не менее чем в половине субъектов РФ численностью не менее 100 человек (в 2004 г. минимальная численность была установлена уже в 50 тыс., а в 2008 г. снижена до 40 тыс. человек). Были запрещены партии, представляющие отдельные регионы или группы регионов – так закладывался фундамент вертикали власти, создание которой было одной из главных программных целей Путина.

Закон «О политических партиях», как и избирательные законы в первые годы президентства В.В. Путина, максимально способствовали действенному функционированию партии власти, буде она вылеплена. А вылепить ее теперь оказалось не столь уж трудным делом – ведь уже существовал блок «Медведь» / «Единство». Новая одноименная партия на почве поддержки молодого президента в течение 2001 г. сумела найти общий язык с «Отечеством» и «Всей Россией», и 1 декабря того же года на свет появилась «Единая Россия», вобравшая их всех в себя.

Внешние обстоятельства, сопутствовавшие рождению ЕР, были для нее весьма благоприятными. Ушла в прошлое эра Ельцина, который из антикоммунистического героя-освободителя превратился к концу своего президентства в больного и антипатичного народу старика. Уходил в прошлое финансовый кризис 1998 г., подорвавший благосостояние миллионов россиян. Само начало нового века словно открывало бредущей в тумане стране новые дороги и новые горизонты. Это настолько окрыляло и одновременно одурманивало идеологов «Единой России», что в проекте партийного манифеста 2002 г. они договорились до обещаний: каждому жителю России, что он в 2004 г. будет платить за тепло и электроэнергию вдвое меньше; каждому гражданину, что с 2005 г. он будет получать свою долю от использования природных богатств страны; каждой семье, что она к 2008 г. будет иметь собственное благоустроенное жилье17. А дальше в жанре уж совсем ненаучной фантастики: Чечня станет туристической «Меккой» России; страну разрежут транспортные магистрали Санкт-Петербург – Анадырь и Брест – Токио. «Скажете, что это не может быть? – вызывающе вопрошали авторы проекта. – Это будет! Мы – партия “Единая Россия” – сделаем это!.. Все ждут Русского Чуда? Мы его создадим»18.

Этот проект принят не был, но на парламентские выборы 2003 г. партия шла с уверенностью в победе и победила. В ее избирательном списке на первых местах шли С. Шойгу, Ю. Лужков, Б. Грызлов, М. Шаймиев, за которыми следовали 27 руководителей российских регионов. Такая компания не могла проиграть. ЕР завоевала поддержку 37,5 % избирателей, оставив далеко позади КПРФ (12,6 %) и ЛДПР (11,5 %). В Думе партии достались 223 мандата, чуть меньше половины от 450 мест. Эта цифра складывается из 120 мандатов, полученных ЕР по пропорциональной системе и 103 мандатов, полученных ею по мажоритарной системе в одномандатных округах.

Дальнейший процесс монополизации власти внутри Думы целесообразно изложить словами А.В. Иванченко и А.И. Любарева, авторов весьма информативного труда «Российские выборы: От перестройки до суверенной демократии»: «В первых трех созывах Думы сложилась практика, когда не все депутаты, избранные от какой-либо партии по одномандатным округам, входили во фракцию, образованную этой партией. Обычно часть таких одномандатников образовывала отдельную депутатскую группу вместе с частью депутатов, баллотировавшихся как “независимые” или от не прошедших в Думу партий… Однако в Думе четвертого созыва произошел обратный процесс. Фракция “Единая Россия” стала резко пополняться за счет одномандатников. Для обеспечения этого процесса на первом же пленарном заседании в Регламент Думы было внесено изменение, увеличивавшее численность депутатской группы с 35 до 55 человек. В результате депутатам не удалось сформировать ни одну группу. Было также принято решение о том, что все комитеты Государственной думы должны возглавляться членами фракции “Единая Россия”. Видимо, были задействованы и иные методы привлечения депутатов в эту фракцию. В результате численность данной фракции превысила 300 депутатов, т.е. “Единая Россия” получила в Думе так называемое конституционное большинство, позволяющее ей без учета мнения других фракций принимать федеральные конституционные законы и даже поправки к Конституции РФ.

Таким образом, партия, получившая менее 38 % голосов избирателей, взяла полностью под свой контроль нижнюю палату парламента» [12, с. 174–175]. Этот контроль сохраняется поныне, несмотря на то что под давлением необходимости соблюдать хоть какие-то демократические приличия, партия-монополист согласилась с передачей постов председателей ряда думских комитетов другим партиям (так, в Думе шестого созыва, т.е. в нынешней, 15 комитетов возглавляют депутаты от ЕР, шесть – от КПРФ, по четыре – от «Справедливой России» и ЛДПР).

Укрепление позиций партии власти в стране и Думе представляло двуединый процесс. Ему способствовала реформа избирательного законодательства 2005 г., в соответствии с которой на федеральном уровне устанавливалась чисто пропорциональная система без одномандатных округов. «Характерным следствием этой реформы, – отмечает Б.И. Макаренко, – стало широкое распространение практики “паровозов”. Во главе региональных списков “Единой России” ставятся либо губернаторы… либо популярные неполитические фигуры (например, известные спортсмены или деятели культуры…)» [16, с. 12]. После прохождения партий в Думу «паровозы» можно было отцепить. Никто из губернаторов и министров не стал депутатом, удобнее во всех отношениях было работать в Совете Федерации и правительстве. Да и дело было сделано. В пользу ЕР были также приняты решения о повышении избирательного ценза для партий с 5 до 7 % и ужесточении правил регистрации для не представленных в парламенте партий (в частности, значительно увеличился вносимый ими избирательный залог). Все это настолько благоприятствовало усилению политического веса партии власти, что А. Исаев, первый заместитель секретаря Президиума генсовета ЕР, на ее официальном сайте с умилением провозгласил 6 мая 2010 г.: «Партийная система в России стала идеальной».

Б.И. Макаренко приходит к совершенно другому выводу: к парламентским выборам 2007 г. «партийная система приобрела максимально “зарежимленный” характер» [16, с. 14].

Отмена прямых губернаторских выборов и фактическое назначение глав регионов президентом еще более усилили роль «фактора паровозов» в думских выборах. «Нужно было создать такую систему, – пишет Г. Голосов, – при которой губернатор, с одной стороны, не мог бы оставаться вне партийной политики, а с другой – был бы вынужден поддерживать только одну партию, “Единую Россию”» [7, с. 30].

С точки зрения автора этих строк, данный режим наибольшего благоприятствования для партии власти подорвал основу формирования нормальной, сбалансированной и дееспособной партийной системы в России как формата свободной и равноправной конкуренции политических организаций, с различающимися группами поддержки, идеологиями и программными приоритетами. И без того малая дееспособность партий снизилась еще больше, их социальная база еще более перемешалась, конкурентоспособность в соревновании с «Единой России» стала резко ограниченной. С утверждением монопольного положения ЕР в партийно-политической жизни страны термин «партийная система» приобрел исключительно формальный смысл. Как не согласиться с М.С. Горбачёвым, когда он, еще в начале 1989 г., защищая монополию якобы преображающейся КПСС на идейно-политическое лидерство в стране, размышлял: «Что такое, к примеру, дискуссии о многопартийности? Они беспочвенны. Ведь можно и при трех-четырех партиях такой диктат держать, что никто и не пикнет, не вздохнет свободно»19. Диктат не диктат, а три думские партии – КПРФ, ЛДПР и «Справедливая Россия» – никакой конкуренции партии власти уж точно не составили и не могли составить.